Перехваченные письма - Анатолий Вишневский
- Дата:29.08.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Перехваченные письма
- Автор: Анатолий Вишневский
- Год: 2008
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встреча девяносто вторая
Теперь у меня был грипп, 39,4 и боль в затылке, я как-то отупел или оглох. Получил два мертво каменных письма, думаю: «Не любит меня больше совсем моя Таня, надо к этому привыкать».
И вдруг Таня приходит — такая, какою я ее в первый, кажется, раз у себя помню, и говорит, увидев мой рисунок:
— Нет, ну разве у меня такой нос? Да нет, но разве у меня такой нос? — И потом еще по-другому: — Нет, ну разве у меня такой нос?
И как такого человека не любить? Тем более, что она страшно подурнела с воскресенья, и лицо при свечке блестит, как медное. Милая девочка, дорогая, тебя не любить совершенно невозможно (на следующий день вдруг маленький поваренок принес большущий пакет, книгу, карты и письмо — одно из четырех моих самых дорогих).
Какое это счастье, а мы дураки.
[Тетрадь обрывается].
Из дневника Бориса ПоплавскогоМарт 1929
Сегодня — открытка от Т. Ш. — все тем же важным детским почерком и отчасти с той же болью.
Апрель 1929
Прочел сегодня одно твое письмо, Таня, Таня. Как давно все это было и как прекрасно.
Май 1929
Вчера был страшный день. Утром пришла похудевшая, подурневшая Т. Ш. в перекрученной шляпке и грошовых чулках.
— Я и К. — это одно. Да люблю, страшно люблю. Он добрый, чуткий, женимся в июле. И сейчас бы отдала год (за тебя), но это никогда не повторится.
— Ну, еще увидим.
— На порог тебя не пустим.
Ну, Бог с ними. Не оборачиваясь, ушел, радуясь только тому, что портрет получу.
Итогом была короткая ебля и медленная агония солнца за окном. А ведь я знал, что у С. П. будет ебля, а все-таки поехал.
Июнь 1929
Сильно влюблен в Саломею. Молился в церкви мертвых и еще один раз, раз же еще в St-Julien-le-pauvre. Татьяна — лорд, по сравнению с нею.
* * *Вчера день никакой. Позавчера работал, читал Пруста. Целое утро Т. Ш. — вот она меня совсем не хвалит. За это-то я тебя и люблю. Даже раз за плечо взяла: «К. изнервничался, ему надо отдохнуть». Нежно попрощались.
Июль 1929
Татьяна все обнимала меня за плечо. Расставаясь, я подарил ей синий стеклянный камешек. Руки ее такие призрачные. Такие острые и крепкие. Она пришла, как Паллада, как победительница, но в общем она была побеждена.
* * *Страдаю. На службе у Татьяны было много легче в смысле недоразумений и грубости, ибо она очень умна была. Ну, ничего. Я был на земле, я встаю, теперь следующий раунд, так пусть всю жизнь.
Август 1929
С десяти до четырех переписывал 35 ранее забракованных стихов, нашел хорошие. Сейчас усталость и предвкушение писем Блока. Вот бы Т. Ш. их читала вслух!
Февраль 1930
Видел страшный астральный сон. Как будто я в Константинополе иду через старый мост (а он высокий и узкий), и вдруг буря без ветра, и огромные зеленые волны несут разбитые корабли (в частности, наш корабль лежит на боку с красным флагом), и потом было какое-то мрачное состояние — не то сон, не то явь, когда в каком-то золото-розовом сиянье (но с усилием) вспомнил Татьяну и Адамовича.
* * *Сегодня хочется писать без конца, и ведь так приятно старые дневники читать, хотя чужие — не очень. Надо взять письма Татьяны, с которой все-таки все было высоко-высоко, в синем, звездном (гипнотическом [дурак]) огне.
Декабрь 1930
Близость Рождества, тоска о Танечке, безумный протест против измены. Увы, ебля — и дикое раскаяние. 50 страниц Каббалы, скитанья в тумане, угрызения совести. Блюм, как всегда, меня утешал.
Борис Поплавский — Дине ШрайбманСентябрь 1932
Я люблю Наташу так, как никогда не думал, что могу когда-нибудь любить. Это сравнимо только с тем, что было на мгновенье с Татьяной, но то был шум юности, а это — вся моя жизнь, дошедшая до предела своей силы и муки.
Из дневника Бориса ПоплавскогоНоябрь 1932
Боже, как в последнее время вспоминаю Татьяну… Это опять какие-то сказочные города, золотые долины, торжественные античные сибиллины разговоры, и все это в отсветах роз и звуках отдаленных оркестров, и опять зима. И тогда мне ясно, что я не люблю Наташу.
Декабрь 1932
— А Танечка? — вдруг спросил голос.
Она была откровением о воскресении из мертвых в Ибуре-Гимель[211], которого мне самому никогда не суждено было постичь. «Богиня жизни на вершине бытия, но в золотых латах, мстительница, — Афина Паллада — полгода страх ее перед сексуальностью был ей мщением за ошибки не знать этого».
— Потому что она была старше тебя в эту минуту, — сказал голос, впервые сейчас, впервые об этой тайне, о которой я ни слова никогда не писал с 28-го года, и я должен буду понять все до конца, уцепившись за это указание. Хотя, может быть, Татьяна была слишком на меня похожа и поэтому параллельна, как две правые руки (ненужные), а не дополняющая, как левая правую, — как Наташа.
ЧАСТЬ VI
СТРАННАЯ ВОЙНА
Не солдат, кто других убивает,Но солдат, кто другими убит.
Александр ГингерГлава 1
РАДОСТНЫЕ НАДЕЖДЫ И ТЯГОСТНЫЕ ОЖИДАНИЯ
Дневник Степана Татищева1941
Я родился в 1935 году во Франции в Париже. Мою маму звали Дина, а моего папу зовут Николай. В ту же весну мы переехали в Малабри, и там сестра мамы тетя Бетя стала жить с нами. Мама каждый день мыла посуду, стирала, убирала, варила, занималась мной и огородом, ходила за покупками. Тетя Бетя ездила работать в Париж. А я лежал, смотрел на потолок или на небо, и когда я был голоден, так я плакал, чтобы мне скорей принесли есть. Мы всегда жили во Франции, но мы были русские. Меня возили в детской коляске в наш лес, называется он Веррьерский лес… Когда тятя и тетя Бетя приезжали, тогда мы садились за стол ужинать, а мне давали молоко. У нас была собака Утнапиштим. Эта собака была очень добрая. Когда меня водили гулять, то я был очень рад. Мы проходили мимо нашего будущего дома, где мы теперь живем, и ничего не знали. То молоко, которое мне давали, оно было очень вкусное и сладкое. И я его до сих пор люблю. Но вы знаете, что надо все любить. И брать, если дают. Если дают — так нужно брать, если не дают, не просить. В Малабри меня крестили 15 августа.
Я знаю по рассказу, что в конце сентября мы переехали в Плесси-Робенсон, и я там в первый раз увидел елку на Рождество. И через месяц родился мой брат Борис. Когда Борис родился, так его наш Утнапиштим облизал. В тот день мама была больна и тятя пошел в аптеку за лекарством. А меня отослали к соседям, и у них я очень кричал…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- История Российская. Часть 5 - Василий Татищев - Древнерусская литература
- От Батыя до Ивана Грозного. История Российская во всей ее полноте - Василий Татищев - История
- Русская канарейка. Блудный сын - Дина Рубина - Русская современная проза
- Том 17. Рассказы, очерки, воспоминания 1924-1936 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Стихотворения - Борис Пастернак - Поэзия