Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак
- Дата:20.06.2024
- Категория: Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Название: Андрей Белый. Между мифом и судьбой
- Автор: Моника Львовна Спивак
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Через две недели начну, — отвечал нетерпеливо на чей-нибудь случайный вопрос.
А через две недели опять повторял то же самое, то с шутливой небрежностью, а то с раздражением. Я видела, что сам он собой недоволен: отступать от того, что задумано, он не любил; в Москве же решил, что летом будет работать. И вот — эти «камешки»!
Наконец, как-то за утренним чаем, в июле уже, он заявил мне с запальчивым видом:
— Решил окончательно, что писать в Коктебеле не стану, — и поглядывал на меня неприязненно — будто я только и делала, что приставала: пиши да пиши. Я давно уже видела, что в глубине души сам он к себе «приставал» все это время и что теперь перед собою оправдывается. Так бывало не раз![1158]
Переживал из‐за нарушенных писательских планов Белого и его верный друг П. Н. Зайцев, прибывший в Коктебель, когда болезнь была уже в разгаре:
Я узнал, что Борис Николаевич здоров, но вопреки своим планам засесть за роман «Москва» занялся собиранием самоцветных камешков, которыми так прославлен коктебельский пляж. В дальнейшем оказалось, что заболел «каменной болезнью» он всерьез и прособирал камешки до самого отъезда в Москву. Когда я с ним увиделся, он с увлечением показывал свои коллекции сердоликов и халцедонов[1159].
Он искренне переживал, что увлечение его кумира порой вызывает непонимание и смех, и всегда был готов встать на защиту Белого — например, от нападок С. А. Есенина:
Потом Сергей Есенин, встречаясь с Борисом Николаевичем у Пильняка, подшучивал над ним:
— Говорят, вы летом на пляже камешки собирали, вместо того чтобы роман писать, — говорил он, озорно подмигивая.
Есенину это увлечение казалось смешным. Тонкий поэт не понял, что собирание камешков было целительным отдыхом для Бориса Николаевича. А в отдыхе он сильно нуждался после всех передряг Берлина и Москвы[1160].
Однако «каменная болезнь», в конечном счете, стала не помехой роману, а его основой. Писатель претворил увлечение в творческий метод.
— Как еще нужно писать! Я же пишу! Мои коллекции — это и есть мой роман. Собираю себе драгоценнейший материал. Орнамент оттенков, интерференция красок: это же перспективы, и — богатейшие. Весь слог мой изменится. Не могу оборвать этих опытов. Это опыты с словом. Учусь лепке словесных ходов…[1161] —
оправдывался он перед своей спутницей.
Позднее Белый дал уже вполне серьезное обоснование новому методу, а собирание камушков представил как новаторскую творческую лабораторию. Он рассказал об этом друзьям. Например, Иванову-Разумнику (в письме от 24–29 сентября 1926 года):
<…> 3 месяца жизни с камушками отложились в методе подхода к слову в «Москве»; то, что я проделывал с камушками, я потом стал проделывать со словом; из 126 «коробочек» с камнями (каждую я организовал по оттенку) сложился проф<ессор> «Коробкин» <…> (Белый — Иванов-Разумник. С. 369).
Или — в устной беседе — П. Н. Зайцеву:
Эти коллекции <камешков>, привезенные в Москву, впоследствии послужили Андрею Белому в его работе над романом. Он говорил, что, глядя на них, постигал колорит и оттенки своей словесной живописи.
— Коктебельские камешки дали мне цвета первого тома «Москвы», — убежденно сказал он мне однажды[1162].
Но в эссе «Как мы пишем» и в книге путевых очерков «Ветер с Кавказа» он уже представил свой особый творческий метод на суд широкой общественности:
<…> летом 1924 года, живя в Коктебеле, я не знал, что буду через два месяца писать роман «Москва», думая, что буду писать некий роман под заглавием «Слом». Что я знал точно? Тональность и некую музыкальную мелодию, поднимавшиеся, как туман, над каким-то собранным и систематизированным материалом; мне, говоря попросту, пелось: я ходил заряженный художественно; моему настроению соответствовал отбор коктебельских камушков, которые я складывал в орнамент оттенков; звук темы искал связаться с краской и со звуком слов; приходили отдельные фразы, которые я записывал; эти фразы легли образчиками приема, которым построен текст, а коллекции камушков оказались макетиками красочной инсценировки «Москвы». <…> Фон фабулы стоял готовым; надо было из фона, так сказать, выветвить фабулу; и она вынырнула неожиданно, ибо камушки, как мозаика, сложили мне <…> профессора Коробкина <…>[1163].
Или:
Но «Москва», первый том, в стилистическом, найденном мной в Коктебеле приеме, — продукт собирания камушков; сперва раскладывал их; <…> мозаичистом стал; осенью сел за «Москву», и — увидел: мозаика стала — приемом; я стал подбирать слово к слову, так точно, как камушки я подбирал в Коктебеле <…>[1164].
Творческий метод, открытый в 1924 году в Коктебеле, активно применялся Белым впоследствии. В Кучино он увлекся собиранием листиков, а в 1927‐м, когда отдыхал на Кавказе, в Цихис-Дзири, вновь был сражен «каменной» болезнью. Ее симптоматика, любовно отслеженная в дневниках К. Н. Бугаевой, оказалась выражена еще более остро, чем ранее.
Вот записи первых дней пребывания у моря:
Нашли и здесь камешки <…>[1165];
С увлечением отдались поискам камешков <…>[1166];
Дорвались до камешков <…>[1167];
Б. Н. перебирал камешки, любовался орнаментом, складывал все новые и новые узоры. «Это — вместо стихов. Загрунтовка для прозы. Орнаменты камешков перейдут в орнаменты слов. Из головы не придумаешь так, как подскажет природа»[1168].
Вот уже середина отдыха:
Б. Н. занял весь стол кучками камешков. Решил собрать генеральный смотр своим «градациям» <…>[1169];
Принес показать мне новую коробочку, сложенного из последнего набора <…>[1170];
«Перебрали все камешки. Сложили „Экстракт“ из чуть ли не „уникумов“ в одну большую коробку. Остальные груды — выкидывали. Б. Н. все торговался: „Жалко выбрасывать <…>.“»[1171]
А вот — перед отъездом в Тифлис:
Сделали еще раз смотр камням. Фунтов 15 все же с нами поедет. Чтобы избавиться от лишней тяжести, решили отправить по почте <…>. Забота теперь: достать ящик и разложить все по коробочкам, чтобы не перепутать «градаций» <…>[1172].
Кавказские камешки сильно отличались от коктебельских. Вместо сердоликов и хризолитов в коллекцию поступала тяжелая мрачноватая галька, орнамент которой, однако, по признанию Белого, «открыл перспективу серьезных исканий»[1173]. «Батумские камушки — станут мне томом вторым»[1174], — объявил Белый, имея в
- Записи и выписки - Михаил Гаспаров - Публицистика
- Новгородский государственный объединенный музей-заповедник - Александр Невский - История
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Письма отца к Блоку - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив