Эквиано, Африканец. Человек, сделавший себя сам - Винсент Карретта
- Дата:03.08.2024
- Категория: Биографии и Мемуары / Историческая проза / Исторические приключения / Публицистика
- Название: Эквиано, Африканец. Человек, сделавший себя сам
- Автор: Винсент Карретта
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Аудиокнига "Эквиано, Африканец. Человек, сделавший себя сам"
📚 "Эквиано, Африканец. Человек, сделавший себя сам" - это захватывающая история о жизни и приключениях главного героя, который смог преодолеть все трудности и стать успешным человеком. В этой аудиокниге вы найдете много интересных моментов и неожиданных поворотов сюжета.
Главный герой книги, Эквиано, поражает своей силой духа и решимостью. Он прошел через множество испытаний, но не потерял надежды и веры в себя. Его история вдохновляет и показывает, что невозможное становится возможным, если верить в свои силы.
🎧 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения различных жанров, которые подарят вам удивительные эмоции и захватывающие приключения.
Об авторе:
Винсент Карретта - талантливый писатель, чьи произведения завоевали признание читателей по всему миру. Его книги отличаются глубоким смыслом, захватывающим сюжетом и неповторимым стилем. Автор умеет заинтриговать и увлечь с первых страниц своих произведений.
Не упустите возможность окунуться в мир увлекательных историй с аудиокнигами на сайте knigi-online.info! Погрузитесь в море эмоций и приключений, наслаждайтесь каждым звуком и словом, которые оживут в вашем воображении.
Не откладывайте на потом, начните слушать аудиокниги прямо сейчас и погрузитесь в удивительный мир литературы!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дважды Эквиано называет свою книгу мемуарами и один раз – историей. В восемнадцатом веке последняя почиталась более почтенным жанром, в то время как первые на практике служили по большей части самовосхвалению автора, как предупреждал Хью Блэр в «Лекциях по риторике и художественной литературе» (1783).[507] Особенно заметно стремление Эквиано совместить мемуарную интимность с обстоятельностью исторического труда в первых двух главах «Удивительного повествования». Он желает «избежать упреков в тщеславии», публикуя автобиографию, уроки которой носят всеобщий характер, поскольку «мало в моей в жизни случалось событий, не выпадавших также на долю многих других людей». «История не святого, не героя и не тирана» все чаще становилась в семнадцатом и восемнадцатом веках достойной темой для автобиографии, биографии, романа или исторического повествования. В 60-м выпуске «Странника»[508](13 октября 1750) Сэмюэл Джонсон объясняет почему:
Мы тем сильнее бываем тронуты, чем легче нам постичь являемые нашему вниманию радости и печали, припоминая, что и самим доводилось испытывать подобные чувства, или же полагая их естественно присущими нашей бренной жизни. Даже самому искусному писателю было бы непросто заинтересовать нас историей о счастье или несчастье, которое сами мы вряд ли сможем испытать и с которым никогда не сталкивались в жизни. С глубочайшим бесстрастием читаем мы о крушениях царств и падениях империй; трагедии государств привлекают нас лишь пышностью декораций и величием идей; человек же, всецело отдавшийся коммерции, чье сердце лишь рост или падение акций заставляет биться учащенно, дивится, что кого-то может захватить или взволновать история любви. (3:319)
Читатели восемнадцатого века начинали осознавать, что наибольшей назидательной силой обладают исторические труды, содержащие жизнеописания и размышления (мемуары) «не известных публике частных лиц», которым они могли сочувствовать и на месте которых им было легко себя вообразить:
Жизни и деяния прославленных воинов и государственных деятелей во все времена почитались заслуживающими внимания публики, но наш век впервые позволил проникнуть в более интимные сферы жизни, чтобы воздать должное пребывающим в тени достоинствам и восхититься менее шумными добродетелями. Ослепленные блеском ратных подвигов или захваченные хитросплетениями государственной политики, люди редко обращали внимание даже на литературные достижения самой высшей пробы и совершенно пренебрегали изучением обыкновенной жизни и личностей, знакомство с которыми принесло бы им наибольшую пользу, ибо им легче всего подражать.[509]
Растущий интерес к социально-экономической теме, особенно к эволюции обычаев или образа жизни во времени и пространстве, в сочетании с традиционным упором на военную и политическую историю, привел в восемнадцатом веке к развитию философии истории. Она была представлена в исторических работах Давида Юма, Уильяма Робертсона и Эдварда Гиббона и объединяла в себе историческое повествование с поучительным комментарием. Блэр пишет:
Не могу завершить тему истории, не обратив внимание на весьма примечательное новшество, в последние годы начинающее проникать в исторические сочинения: я разумею все более пристальное внимание к законам, обычаям, торговле, религии, литературе – всему, в чем выказывается дух и характер народа. Хороший историк ныне почитает своим долгом описывать не только факты и события, но и образ жизни. Все, что освещает состояние и жизнь человечества в различные эпохи и представляет прогресс человеческого разума, несомненно полезнее и увлекательнее подробностей осад и сражений.[510]
Для воодушевления, вызванного новым объектом исторического исследования, показателен комментарий Эдварда Бёрка к «Истории Америки» Робертсона (1788):
Часть, которую я прочел с величайшим удовольствием, касается образа жизни и характера обитателей Нового Света. Вместе с вами я всегда полагал, что в наше время мы обладаем огромным преимуществом знания человеческой природы. Нет более нужды обращаться к истории, извлекая из нее сведения обо всех эпохах и всех стадиях развития. С самого своего зарождения история была плохим учителем. В античные времена египтяне именовали греков детьми, а теперь таковыми представляются они сами; и так же мы можем назвать все народы, кои в состоянии были прослеживать общественный прогресс лишь в пределах собственной истории. Ныне же пред нами развернута грандиозная карта всего человечества, и нет такого состояния или ступени варварства, а равно и такой меры утонченности, кои не были бы нам доступны в любое мгновение для обозрения… Вы применили философию, дабы судить о нравах, а из нравов вывели новые начала философии.[511]
Фундаментальным для Бёрка при оценке исторического труда было доверие к актуализму[512], разделяемое им с подавляющим большинством современников. Идея о том, что человеческая природа во все времена и повсеместно была неизменна, логически следует из ортодоксального моногенизма, утверждающего, что все люди являются прямыми потомками Адама и Евы. Изменениям подвержены обычаи (или нравы), но не природа человека. Одним из важнейших аспектов общности человеческой натуры считался естественный дар различать добро и зло, позволяющий инстинктивно реагировать на чувства (эмоции) других, но у одних способность эта может быть незамутненной, а у других испорченной. Общность чувств, преодолевающая временные, пространственные и социальные границы, благодаря способности к сопереживанию позволяла искусному писателю делать далекое близким, прошлое – настоящим, а диковинное – знакомым. С помощью исторических «взаимосвязей» и поэтического «вымысла» автор мог превращать «человеческую жизнь в удивительное представление».[513] Растущий интерес к экзотической литературе – во временном, географическом и социальном смысле – привел к появлению подложных древних гэльских поэм Оссиана в переводе Джеймса Макферсона (1762),
- Филосовский дневник маньяка-убийцы, жившего в Средние века - Юкио Мисима - Классическая проза
- Шаманка - Линн Эндрюс - Эзотерика
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Накорми Зверя по имени Медиа: Простые рецепты для грандиозного паблисити - Марк Мэтис - Маркетинг, PR, реклама
- Святая Алла в поисках плода Адама и Евы - Александр Устяновский - Альтернативная история