Перехваченные письма - Анатолий Вишневский
- Дата:29.08.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Перехваченные письма
- Автор: Анатолий Вишневский
- Год: 2008
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поплавский, обладая некоторым достатком, приютил у себя Сергея Ярхо. Оба молодых человека были очень дружны.
Поплавский, как сказано выше, не нуждался, но Ярхо, не имевший права на работу, не обладавший даже средствами на уплату за карт д'идантите, не умер с голоду только благодаря помощи друга. Бедность, а в особенности угроза высылки в СССР (у него был советский паспорт), чрезвычайно удручали Ярхо, и он неоднократно говорил о желании покончить с собой. В карманах Ярхо обнаружено несколько пакетов с морфием.
Родители покойного поэта утверждают, что смерть его — несчастный случай, а не самоубийство. Все последние дни он был в прекрасном настроении, полон всяческих планов на ближайшее будущее.
Горе отца поэта, Ю. И. Поплавского, известного общественного деятеля и публициста, и его матери — не поддается описанию.
Покойному поэту было 32 года.
Из воспоминаний Василия Яновского[203]Во вторник я не пошел на спиритический сеанс, а ведь если бы не забыл, то все могло бы получиться иначе. Поплавский тоже, по-видимому, передумал. Вместо эзотерической дамы встретился с новым другом, отвратительным русским парижанином, продававшим всем, всем, всем смесь героина с кокаином и зарабатывавшим таким образом на свою ежедневную дозу наркотиков. Говорили, что этот несчастный давно собирался кончить самоубийством и только ждал подходящей компании. Для этой цели он только удвоил или утроил обычные порции порошков.
Не думаю, что Борис подозревал о предстоящем путешествии. Он был все-таки профессионалом и в последнюю минуту вспомнил бы о дневнике или незаконченной рукописи.
Под вечер они явились вдвоем на квартиру Поплавских. Вели себя несколько странно, возбужденные, раздраженные. То и дело выходили наружу, в уборную, и возвращались опять веселые, обновленные. Старики спокойно улеглись спать и больше ничего не слыхали. Наутро нашли два остывших тела.
Из воспоминаний Иды КарскойПоплавский увлекался наркотиками и меня подбивал на то, чтобы я составила ему кампанию в этом. «Ты ничего не понимаешь! — отвечала я. — Мне не нужны возбуждающие средства, я от рождения опьянена». Сестру же мою, с которой мы тогда жили вместе, ему, однако, удалось убедить, и она чуть было не пристрастилась.
Однажды Борис купил вместе со своим приятелем-французом эту белую пудру у какого-то проходимца. Вероятно (этого никто толком не знает), порошок был смешан с чем-то, чтобы вес был побольше. Ближе к вечеру Борис с этим приятелем пришел к себе домой. Как они пришли, как нюхали порошок, никто не заметил. Спальня родителей была наверху, а внизу, рядом с комнатой Бориса была еще одна свободная комната. Поведение Бориса было странным, ему сделалось дурно. Но и на это никто не обратил внимания, кроме соседки-врача. Она вызвала карету скорой помощи, за что Борис выругал ее крепкими русскими словами и сказал, что «все это чепуха». Потом он разговаривал с матерью, просил, чтобы она позаботилась о племяннице — это было похоже на предсмертное завещание… Ночью мать спускалась к нему, чтобы отереть пот с лица, но свет не зажигала — боялась. Его вообще иногда боялись: он мог не только обругать, но и ударить. И, сделав это, так же просто и «обаятельно» становился ласковым или признавался на коленях в любви. Когда же мать ранним утром спустилась к нему, она поняла: Борис мертв.
Было ли это сознательное желание уйти из жизни? О нет! У него бывала депрессия, но он верил в силу своего таланта. Он, как всякий художник, хотел что-то доказать миру. Смерть? Я не думаю, что он ее боялся.
Дневник Дины ШрайбманИз записей ноября — декабря 1935
Дождь, кто-то учится внизу играть на рояле. Степан заснул. Одна, тихо, наконец. Устала, устала, запуталась, ничего не знаю.
Этот несчастный ребенок идет в тяжелое время, и я не чувствую уверенности в наших двух жизнях. Все тяжело и неясно. Смерть Бориса, даже не ясно мне, горе ли это, просто прибила, придавила, все спутала. И снова утерян покой. И снова я мечусь, даже ничего не обдумываю, только мечусь, мечусь, и вовсе нет сил ждать, когда придет прояснение. И помощи от Николая нет и не будет, он даже и не замечает, что мне невыносимо плохо.
Надо ждать конца в марте, но кажется, что это гораздо ближе. Я уже подбежала к краю лестницы, чтобы спуститься по ней вслед за Борисом, и еще непонятно, что меня держит. Мой путь будет ужасен — холод, холод, холод.
Что будет со Степаном?
Могу ли я надеяться, что Николай никогда с ним не расстанется, что он будет беречь его, что он серьезно отнесется к его воспитанию? Боже мой, излечи его от легкомыслия. Дорогой мой ребенок, какова будет твоя участь? Страшно думать, что Николай его передаст Бете и забудет о нем, как о Диме. Господи, спаси и сохрани его от этого. Ребенок мой, ты никогда ничего не узнаешь обо мне. Будь чист и ясен, будь кроток и смиренен, да хранит тебя Христос. Вот ты и заплакал, иду, иду к тебе.
* * *Наконец стих дом. Ребенок спит, никого нет. Так, собственно, должно было бы быть всегда. Несчастный Борис, пытавшийся утешить себя «раем друзей», а жизнь беспощадна, нет даже «рая с любимым мужем», ибо где Николай, и чем его коснулась моя жизнь? Я предоставлена самой себе, своим кошмарам и страхам. Нагоняющей меня смерти (она уже почти здесь, в этом доме, держит меня, и я уже хриплю и смертельно устала) и безумным, разрывающим меня печали и страху за Степана. Что ждет тебя, дорогой мой сын? Сохранит ли тебя Николай, хватит ли у него серьезности и выдержки, или все пройдет, как все его «энтузиазмы»? И отдаст он его Бете, и что будет с моим ребенком. О Господи, сердце мое разрывается от ужаса, неужели Ты допустишь такое коверканье Божественного лица в нем, тупой изуверской, принципиальной родственной любви. Господи, спаси и сохрани сына моего от всяких посягательств на воспитание твоей Божественной души. Ребенок мой, будь чист, будь кроток, будь нежен, будь собой и слушай только Бога в себе. Будь серьезен, когда вырастешь, относись сознательно и честно к самому себе — и к миру.
Люби своего отца и попытайся научить его серьезному отношению к самому себе и ко всему на свете. Я не смогла этого сделать. Освободи его от бессознательного, глубоко сидящего эгоизма, сделай мое дело. Уходя, я буду помнить о тебе, ибо только ты — оправдание моей ужасной жизни, о которой лучше не знать.
* * *Уже 11 1/2, а Степан все спит. Вот уже несколько дней, как он хворает и от слабости все спит, а пора его купать. Дом затих. Сижу и жду его крика, не могу ничем заняться, усталость, усталость. Чтобы жить (а легкая способность в каждую минуту все забыть, уйти в отсутствие, вот что, увы, моя отвратительная природа, с которой надо беспрерывно бороться), необходимо бесконечное волевое напряжение, даже во сне. Сны мучительные и утомительные. Борьба с комом «Бориса» (в сущности, продолжение борьбы с живым Борисом, вечное укрощение «всегда готовой проснуться власти чувственности»). Во сне помню, что надо защищаться, защищать свою жизнь (кому нужную? но раз я вступила в нее?), Степана, Николая, от «бездн» астральных нечистот и мук, готовых сожрать меня, проглотить, замучить. Еще надо защитить Бориса от «безвольного, темного тяготения», за которое он уже не отвечает. Спасение — молитва во сне: упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего. Знай, ком, что ты не Борис, и ты мертв, ты мертв. Не стремись в жизнь, упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, и ты тем скорее соединишься с Борисом живым в лоне Христа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- История Российская. Часть 5 - Василий Татищев - Древнерусская литература
- От Батыя до Ивана Грозного. История Российская во всей ее полноте - Василий Татищев - История
- Русская канарейка. Блудный сын - Дина Рубина - Русская современная проза
- Том 17. Рассказы, очерки, воспоминания 1924-1936 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Стихотворения - Борис Пастернак - Поэзия