Тайной владеет пеон - Рафаэль Михайлов
- Дата:02.11.2024
- Категория: Детская литература / Детские приключения
- Название: Тайной владеет пеон
- Автор: Рафаэль Михайлов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Студенческая делегация была принята Кастильо Армасом. Президент был настроен умиротворенно и надеялся поразить студентов своими научными познаниями. Он начал говорить о высоком назначении науки и перешел к военной науке, которой его обучали американские стратеги на двухгодичных курсах генерального штаба в Канзасе.[35] Его тут же перебил высокий худощавый юноша в очках:
— Сеньор президент, не стоит ссылаться на эту выучку. Многие наши родные под арестом и следствием.
Президент ответил, что возможны ошибки. Но в целом его усилия направлены на восстановление порядка и ликвидацию красных элементов. Чего желают его молодые друзья?
Оказалось, что его молодые друзья желают чего угодно, только не таких усилий и не такого президента. Они потребовали прекратить репрессии против студентов и упразднить «Комитет защиты от коммунизма».
— Вы опасные молодые люди, — мягко сказал президент и подал знак начальнику тайной полиции, ожидавшему своей очереди за портьерой.
Начальник тайной полиции уже успел заснять делегатов и теперь перешел к изучению своих будущих жертв воочию.
— Сеньоры, — заявил он, — вы останетесь здесь, пока не прекратятся беспорядки в университете.
— Если через час мы не вернемся, — ответил юноша в очках, застенчивая улыбка которого не вязалась с тем, что он говорил, — то наши друзья могут пойти на дворец штурмом. Вы уверены в своих войсках, сеньор президент?
Делегация была отпущена. Армас метался по дворцу, как в клетке. Хунта заседала круглосуточно.
А теперь последуем за худощавым студентом в очках. Товарищи его называли: Андрес. Все вместе они пересекли главную площадь и встретили колонну студентов.
— Президент отклонил наши требования, — сказал Андрес.
По улицам города прошла студенческая колонна. Юноши и девушки распевали песню, которая перекатывалась из дома в дом:
Пороховой ворвался дымК нам с гондурасской[36] пылью.Мы отвергаем ваш режим.Любезный дон Кастильо.
Колонна прошла быстрее, чем спохватилась полиция, но песня запомнилась столице:
Стучит жандарм, и льется кровь,И гнев расправил крылья...Нам не нужна ваша любовь,Любезный дон Кастильо.
Кое для кого она была страшна, эта песня!
Мы отдадим сто ваших базЗа вкусную тортилью.Мы отвергаем лично вас,Любезный дон Кастильо.
Прощаясь с товарищами, Андрес сказал:
— К занятиям приступать не будем. Решено. Меня вы найдете в кафе «Гватемала» от трех до четырех.
Насвистывая, он зашел в подъезд ближайшего дома, и через минуту оттуда вышел не брюнет в очках, а светловолосый юноша, снявший парик и очки, неузнаваемо меняющие его облик. Только по застенчивой улыбке можно было узнать Андреса.
Быстрым шагом он прошел по шестой авениде — деловой части столицы — и заглянул в дверь юридической конторы. Молодой адвокат, завидев Андреса, улыбнулся и сказал:
— Вы не знаете, кому завещать свое наследство, сеньор?
Андрес расхохотался:
— Наследство студента — изгрызенный карандаш и сандалии без подметок.
Адвокат пригласил его в маленькую комнатку и, затворив дверь, переменил тон:
— Разве обязательно тебе Андрес, нужно было говорить с президентом? Разве партия приказала, — он подчеркнул слово «приказала», — именно тебе подвергаться опасности?
— Не сердись, Ласаро, — беспечно сказал Андрес. — Я принял меры предосторожности.
— Парик и очки? Фи, и это говорит подпольщик!
Ласаро сердито засопел. Андрес знал, что ему нужно дать выговориться, и молчаливо снес упреки.
— Скажи, — спросил он, чтобы переменить тему, — выльется «восстание чести» во что-нибудь более стоящее?
Ласаро задумался.
— Не знаю, — протянул он. — Наша партия не призывает народ к немедленному восстанию. Слишком рано. Гнев, как виноград: тот и другой хороши зрелыми. Армия еще слепа.
Искоса он посмотрел на Андреса:
— Ты слышал когда-нибудь историю о том, как москиты сожрали быка? Он удирал от несущейся лавы вулкана и удрал бы... Но его разделали москиты. Мы все — москиты. Кусай быка как можешь. Нападай на него где можешь. Впятером, втроем, в одиночку. Выстрел в баре хорош тем, что его слышат десятки людей. Опрокинутую машину с армасовцами видит вся улица.
— Не понимаю, — признался Андрес. — Фронт освобождения, подполье мне казались чем-то шире, могущественнее, чем выстрел в баре... Ты говоришь это от себя или or партии?
— Впрочем, мы еще вернемся к этому. — Ласаро переменил тему разговора. — Ты далеко живешь?
— Не очень. Но мы договорились не обмениваться адресами.
— Адрес мне не нужен. Влезет в твой чулан еще одна койка?
— Возможно. Кому это надо?
— Человеку, по имени Роб. Не знаю — возможно, это кличка. Он готов встретиться с тобою между шестью и семью у кинотеатра «Боливар». Постарайся уговорить своего хозяина сдать ему угол.
Выйдя от Ласаро, Андрес призадумался. Он поселился у антиквара Феликса Луиса Молина при чрезвычайно странных обстоятельствах. Сын антиквара был его сокурсником и близким другом. Он часто выступал в прогрессивных газетах и журналах со статьями, которые разоблачали финансовые операции Юнайтед фрут компани. Готовя себя к деятельности экономиста, младший Молина и сам не замечал, как его цифровые выкладки срывают маску благообразия с фруктовой компании. Старый антиквар, связанный с деловыми кругами многих стран, в том числе и с американцами, с беспокойством следил за публицистическими упражнениями сына, который подрывал его престиж.
Молина-отец большую часть жизни проводил в разъездах по обеим Америкам — Южной и Северной. В Гватемалу он наезжал редко и только затем, чтобы доставить и внести в реестр очередную покупку, которая ему приглянулась. Здесь его даже мало кто знал в лицо, хотя о богатстве антиквара ходили самые разноречивые слухи.
Товарищи сына слышали, что каждый приезд антиквара сопровождался скандалом, который он учинял молодому экономисту. Их неоднократные столкновения привели к тому, что в один прекрасный день Молина-сын сложил в чемоданчик несколько книг, две смены белья и перебрался к Андресу, который снимал тогда комнату у кондитера. Отец и сын не поддерживали между собой отношений, и многие это знали! Молина-старший в особенности старался подчеркнуть в разговоре со своими клиентами, что отказался от сына из-за его крайне левых убеждений. Но втихомолку посылал сыну чеки на предъявителя, которые также регулярно получал по почте обратно.
Когда пришли армасовцы, Андрес уговаривал своего друга уехать из столицы или, по крайней мере, сменить квартиру и имя. Молина отделывался шутками.
— Я не коммунист и не арбенсовский министр, смеялся он. — А мои статьи носят чисто научный характер.
Его бросили в тюрьму одним из первых. Старик Молина находился в ту пору в Чили и поспешил отправить властям отчаянное письмо. Просьбу антиквара, возможно, и уважили бы, — его клиенты были влиятельны, а деловые связи отличались безупречностью даже с точки зрения армасовского режима. Но он опоздал. Его сына расстреляли в ту же ночь, что и арестовали: армасовцы, по совету посла Перифуа, торопились.
Молина вернулся домой раздавленным. Крупный высокий мужчина с холеной черной бородой и легкими, слегка вьющимися усами, с характерным испанским профилем, в котором соперничали гордость и зоркость, он сдал. Плечи его слегка согнулись, в бороде сверкнула изморозь. Сверкнула и осталась лежать. В черных глазах застыла боль. Он перестал выходить к клиентам, высылая вместо себя помощников. Потом попросил последние газеты.
— Не эти! — с брезгливостью он отложил армасовские листки. — Если возможно, достаньте газеты, которые выходили при Арбенсе.
Посыльный, запинаясь, ответил, что прежние газеты изъяты и за чтение их уже не один десяток гватемальцев арестован. С упрямой настойчивостью антиквар искал старые номера. Он рылся в оберточной бумаге, шарил на полках и в кладовых. И, наконец, впервые после гибели сына осмелился зайти в его комнату.
Здесь все оставалось так, как было при его мальчике: стеллажи с книгами, крошечный письменный стол и даже нарезанные полоски бумаги, — мальчик любил писать на узких листах. Зачем он отпустил его от себя? Как он гордился им — даже издали! И должен был скрывать свои чувства. Но почему? Разве он дорожил золотом, которое ему платили клиенты? Разве нуждался он в дифирамбах, которые пели ему все эти знатные иностранцы, спекулирующие индейскими реликвиями?
Нет, у него была другая цель — более высокая, более благородная. Вот уже много лет, как посвятил он себя поискам расхищенного сокровища. В архивах полицейского управления эта история сохранилась под названием «мадридского дела». Гватемала, родина древних майя, народа с высокой и многообразной культурой, обладала уникальной коллекцией старинных индейских реликвий. Все лучшее, что в ней хранилось как память об умном, талантливом народе-землепашце, народе-зодчем, народе-звездочете и математике, Гватемала в 1892 году послала на выставку истории испанских народов в Мадрид. Не сохранилось даже каталога посланной в Мадрид коллекции, но в воспоминаниях очевидцев возникают контуры огромного меча, который, по преданию, Кортес вручил для покорения Гватемалы своему хитрейшему из офицеров Педро де Альварадо, сверкающая серебряная чаша, с изображением кецаля, которую воины-индейцы передавали из поколения в поколение, огнеупорные глиняные вазы с тончайшим рельефным узором.
- Тревожный берег - Владислав Шурыгин - Советская классическая проза
- Дворец памяти. 70 задач для развития памяти - Гарет Мур - Менеджмент и кадры
- Курсант: Назад в СССР 13 - Рафаэль Дамиров - Альтернативная история / Прочее
- Идет зеленый шум (сборник) - Алексей Смирнов - Русская современная проза
- Желание под солнцем - Карен Робардс - Исторические любовные романы