Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда) - Джорджо Фалетти
- Дата:24.07.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Триллер
- Название: Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда)
- Автор: Джорджо Фалетти
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джорджо Фалетти
Нарисованная смерть
(Глаза не лгут никогда)
Песнь женщины, что мечтала стать моряком
Вмиг, в секунду одну,Теперь, и только теперьХочу разорвать тишину,Что к мечте запирает дверь.
К шпангоутам, марсам и реям,К взошедшей над морем луне,К холодным, извилистым змеям,Лениво ползущим на дне.
Откройся, заветная дверца.Как можно мечту забыть?Ведь сердце, странное сердцеЩемит и зовет уплыть.
Вмиг, в секунду однуЯ сердцем того пойму,Кто слушал пенье сирен,Стремился в их томный плен.
Я рвусь туда год за годом,И эта мечта, поверьте,Слаще, чем финики с медом,Крепче, чем северный ветер.
Мне душу сжигает пламень,В оковах томится плоть,На сердце тяжелый камень,И нечем его расколоть.
Коннор Слейв, «Обманы тьмы»Пролог
Тьма и ожидание окрашены в один и тот же цвет.
Сидящей в темноте девушке с лихвой хватит того и другого. Она убедится на собственной шкуре, что зрение – фактор не столько физический, сколько ментальный. Внезапно фары проходящей машины высветят слепящий прямоугольник, который пронесется по холлу с затаенным любопытством, будто в поисках некой воображаемой точки, и, найдя выход из темницы четырех стен, вылетит из окна на улицу догонять породившую его машину. За преградой штор и стекол, в желтоватой тьме от тысячи огней и неоновых реклам клубится непостижимое безумие по имени Нью-Йорк, город, который все ненавидят, упорно цепляясь за него с единственной, невысказанной целью: понять, за что же так любят его, и страшась обнаружить, насколько безответна эта любовь. Что тут поделаешь – ведь они просто люди и, как все прочие в мире, не желают признать, что у них есть глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, голос, чтобы перекричать другие голоса.
На столике рядом с креслом девушки будет лежать «Беретта 92 СБМ» – пистолет со специально уменьшенной рукояткой под размер женской ладони. Прежде чем положить его на стеклянную столешницу, она решительным жестом вставит обойму, и сухой щелчок затвора раскатится по комнате эхом, напоминающим треск разламываемой кости. Мало-помалу глаза ее привыкнут к темноте, и она сможет ориентироваться в неосвещенном пространстве. Устремив взгляд прямо перед собой, она не столько различит, сколько угадает темный силуэт двери на противоположной стене. Еще со школы она знает, что если долго и пристально смотреть на цветное пятно, то оно застрянет в зрачках и будет стоять перед тобой, даже когда отведешь взгляд.
Девушка почувствует горькую улыбку на своем лице.
Если смешать разные цвета в нужных пропорциях, получится нечто абсолютно серое. Во тьме такого быть не может. Тьма творит лишь тьму. Но дело в данный момент отнюдь не во тьме. Человек, которого она ждет, на миг осветит темное пространство, открыв дверь. Но и это не проблема и не ее решение.
После долгого пути к убийству и не менее долгого бегства от него, в нескончаемом туннеле, изредка освещенном тусклыми огоньками, два человека найдут друг друга и, выйдя на свет, обретут наконец то единственное достояние, которое вернет им и речь, и слух, и зрение, – истину.
Два человека. Один из них – девушка, от страха не прозревающая истины.
Второй, само собой разумеется, тот, кого она ждет.
Он, убийца.
Часть первая
Нью-Йорк
1
Джерри Хо, абсолютно голый, соскользнул на пол и очутился на коленях посреди огромного белого полотнища, прилепленного к полу скотчем. После небольшой паузы, какую может позволить себе цирковой артист перед исполнением трюка, он окунул обе руки в зажатую между ног жестянку с красной краской и поднял руки кверху, чтобы краска медленно стекала до локтей и подмышек. Было в этом жесте нечто языческое – так художник маскирует бытовой сюжет религиозным содержанием, пытаясь найти новые формы общения с божественным духом. Тем же плавным, полным намеренного мистицизма движением он стал размазывать краску по телу, оставляя незакрашенными лишь области вокруг пениса, рта и глаз. Мало-помалу человеческое тело исчезало, принимая по воле Джерри вид разверстой, кроваво-красной раны, источавшей соки, несовместные с человеческим естеством.
Он поднял глаза на женщину, что стояла перед ним также в чем мать родила, но ее тело было выкрашено в другой цвет – насыщенно-синий, как китайский фарфор.
Вновь подняв руки, Джерри соединил их с протянутыми руками женщины. Ладони сомкнулись с приглушенным всплеском, и краски на них начали смешиваться. Джерри потянул женщину на себя и она тоже опустилась на колени. Он не помнил имени этой женщины; ее облик и возраст определить было трудно. В обычной ситуации Джерри счел бы ее попросту отталкивающей, но сейчас она идеально подходила для его планов. Более того – отвращение, усиленное действием таблеток, которых он наглотался, было в данном случае необходимым ингредиентом его шедевра. От одного взгляда на обвислую, сморщенную грудь, чего не скрывал даже толстый слой краски, член Джерри Хо начал восставать – и вовсе не от вида женской наготы, а от того, что сотворение каждого нового шедевра оказывало на него эротическое действие. Он медленно распластался на белоснежном холсте. Ум его был уже полностью во власти того цветового символа, который изображало тело на белом фоне и который потом будет отштампован на одинаковых офортах.
Для Джерри Хо живопись была случайностью, которую художник способен обнаружить, но не сотворить. Сам же процесс творчества – дело случая, хаоса, равно как и двух его естественных либо искусственных составляющих – секса и наркотика.
Джерри Хо был совершенный псих. По крайней мере, в своем невероятном самомнении считал себя таковым и в очередной раз это отметил, сделав женщине знак приблизиться. Женщина, чьего имени он не помнил, взгромоздилась на него, опершись на руки по обе стороны его бедер; глаза полузакрыты, дыхание слегка сбитое. Джерри чувствовал, как ее давно не мытые волосы щекочут ему пупок. Он обхватил ее голову и нагнул к своему члену, который в гордой белизне возвышался над раскрашенным телом.
Теперь они оба стали цветовыми пятнами разной плотности, наложенными друг на друга и отразившимися в большом зеркале на потолке. Медленное движение женской головы терялось в перспективе. Он ощущал это движение, но не мог как следует разглядеть. То, чем она занималась, а также множество проглоченных таблеток приводили его в экстаз. Он раскинул руки и прижал ладони к белому холсту. Когда Джерри вновь поднес руки к голове женщины, то увидел следы краски на белом и от этого еще больше возбудился. Зеркало и краска – трюк старый, как мир; это повелось еще с тех пор, когда кто-то определил искусство как безудержную суету кистей на холсте. Веласкес, Норман Рокуэлл и другие – герои минувших времен, пропахших плесенью и гнильем.
К чему тратить время на изображение тела на холсте, когда можно разрисовать само тело? Для чего нужны искусственные заменители, когда само тело может стать сюжетом?
Он видел в зеркале и ощущал кожей, как синие руки безымянной женщины скользят вверх по его бедрам, оставляя на красном две синие полосы.
Видел и слышал приглушенный голос, достигавший слуха сквозь вязкую пелену.
– О Джерри, я так…
– Шшшшшш…
Джерри приложил ей палец к губам и поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Его палец оставил ярко-красное пятно у нее на губах. Краска поверх помады. Краснота и кровь. Полное крушение всех современных мифов.
Ее голос звучал тихим шелестом в тусклом чердачном свете, то и дело оскверняемом отблесками беззвучных мониторов, выдававших бесконечное смешение цветов – картинку-скринсейвер. Лишь изредка этот хроматический бред перемежался для разрядки пассажем, разбивавшим картинку на фрагменты и затем опять сливавшим их вместе в целостное фотографическое изображение диких катаклизмов в жизни планеты. Тысячи тел на поверхности воды во время этнической чистки, или образы холокоста, или атомный гриб над Хиросимой сменялись изощренными сексуальными сценами в самых немыслимых разновидностях.
– Молчи, молчи. Я не могу говорить. Не должен говорить…
Джерри вновь откинулся на полу и потянул за собой безымянную женщину, указывая ей на отражение их тел в зеркале.
– Сейчас я должен думать. И должен видеть.
Странным образом Джерри передалось вожделение безымянной женщины, обволакивающее ее плотной аурой. Он круто повернулся, раздвинул ей ноги и проник в нее одним мощным рывком. От резкого движения опрокинулась банка с краской, стоявшая рядом с ними. Алая краска разлилась по белому холсту, как разинутый в крике рот.
- Храм Духа Святого - Фланнери О’Коннор - Классическая проза
- Заветная мечта - Розалия Мидехатовна Зиятдинова - Космическая фантастика / Научная Фантастика
- С новым годом! - Дмитрий Евгеньевич Аринин - Рассказы / Детские приключения / Детская проза
- Война во времени - Александр Пересвет - Научная Фантастика
- Критический фактор - Хол Клемент - Научная Фантастика