Образ врага - Полина Дашкова
- Дата:19.06.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Образ врага
- Автор: Полина Дашкова
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — фыркнул Максим, — они злые дуры.
— Ты сейчас очень, на них похож.
— Ладно. Больше не буду. Слушай, мам, о чем еще тебя спрашивал тот американец, друг Денниса, который ночью приходил?
— Я тебе уже все рассказала.
— Не все. Вы очень долго разговаривали. Я просыпался несколько раз. Да, кстати, а кто такой Майн кампф?
— Что?!
— Ну, я точно не расслышал. Американец тебя спрашивал про какого-то Майнкампфа.
— Тебе приснилось, — Алиса улыбнулась, — ешь свой гамбургер. Остынет.
— Ничего не приснилось. Я точно слышал. Он назвал это имя.
— Ничего подобного американец не говорил; И это вовсе не имя. «Майн кампф» называется книга, которую написал Гитлер. «Моя борьба» в переводе с немецкого, — быстро проговорила Алиса.
— Вы что, говорили с американцем про Гитлера?
— Нет, конечно.
— Но я точно слышал, как он сказал «Майн кампф»!
— У тебя от усталости и от переживаний каша в голове, — вздохнула Алиса, просто недавно, перед отъездом, ты смотрел «Индиану Джонса» Спилберга. Там есть сцена, когда Индиана, переодетый в фашистскую форму, на каком-то митинге удирает от нацистов с дневником своего отца, прорывается сквозь толпу и вдруг сталкивается нос к носу с Гитлером.
— Да, точно! — обрадовался Максим. — Там в дневнике было написано, где спрятан Священный Грааль, за которым все охотились. Гитлер взял и поставил автограф. Он думал, это его книжка. А потом я тебя спросил, неужели Гитлер писал книги, и ты рассказала про «Майн кампф». Мам, неужели Денниса все-таки убили?
— Максим, перестань. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Я же все видел своими глазами. Если бы у него была какая-нибудь болезнь типа эпилепсии, это было бы заметно. И он ни за что не стал бы нырять.
— Кроме эпилепсии, есть множество болезней, от которых человек может внезапно умереть, тем более под водой. Мало ли чем он болел.
— Мам, он был здоровый, как Брюс Ли. Он вообще ничем не болел. Никогда.
— Ну откуда ты знаешь?
— Он сам мне рассказывал, как в детстве завидовал своей сестре, когда она болела и не ходила в школу.
— Но это в детстве. К сорока годам могут появиться всякие болезни. Да и у совершенно здорового человека может случиться кровоизлияние в мозг. И вообще, малыш, я очень тебя прошу, давай наконец сменим тему.
— Слушай, может, Деннис был какой-нибудь секретный агент? Разведчик? Я ведь видел, как он дрался в Иерусалиме.
Весь день Максим говорил только об этом. Его не заинтересовали ни парк аттракционов, ни огромный игрушечный магазин. Гуляя по Тель-Авиву, он не закрывал рта, задавал одни и те же вопросы, строил всякие версии, делал выводы. Утренняя встреча с полицейским только подлила масла в огонь. Ребенок высказал предположение, что все это было подстроено нарочно и каким-то образом связано с внезапной смертью Денниса.
— Максим, хватит фантазировать, — в который раз попыталась остановить его Алиса, — случилось несчастье, человек погиб. Не надо из этого делать приключение, ладно?
— Ничего не приключение, — надулся Максим, — мне ужасно жалко Денниса. Он был очень хороший. А ты, мамочка, между прочим…
— Подожди, — поморщилась Алиса, — кажется, наш рейс объявляют.
Действительно, радиоголос сообщал по-английски, что начинается регистрация на московский рейс. Девушка с колечками осталась сидеть за столом.
Очередь к стойке регистрации двигалась довольно быстро. Вопросов уже не задавали.
Алиса поставила небольшой чемодан на весы. Мужчина за стойкой взял билеты, пролистал Алисин паспорт, долго смотрел на экран компьютера, потом быстро, тихо заговорил в маленький микрофон, пришпиленный к его кителю. И вдруг кто-то тронул Алису за плечо.
— Извините, пожалуйста, госпожа Воротынцева, вам придется пройти со мной, — обратилась к ней по-английски высокая израильтянка в полицейской форме.
* * *Зыбкие бесформенные страхи, которые мучили Авангарда Цитруса уже третий день подряд, обрели наконец вполне четкие очертания. Запахло реальной, непридуманной опасностью. Можно сказать, завоняло на всю квартиру, на весь окружающий мир. Он вдруг понял, что сам накликал на себя беду по дурости, из-за глупого мальчишеского куража, который в пятьдесят выглядит нелепо, как мини-юбочка на толстой старухе.
Теперь ему казалось, что до разговора с Мальковым у него была всего лишь безобидная, вполне терпимая депрессия. Голова болела, плохо работал а душа требовала событий, привычного круговорота. Душа не терпела одиноких кухонных застоев. И вот на больную тяжелую голову выдумал он всю эту идиотскую комбинацию, вообразил, будто есть у него шанс приподняться над самим собой, нырнуть с головой в гущу значительных событий, еще немного поиграть в шикарного знаменитого мужика, побыть на виду, чтобы вокруг все кипело и булькало.
Надо же быть таким идиотом! Петька Мальков сейчас может запросто заложить его Азамату. Это он только для виду долго вспоминал, как зовут Мирзоева. На самом деле они отлично знакомы. Более того, именно через Мирзоева Петька вошел в ближайшее окружение Геннадия Ильича.
Была там какая-то темная история с липовым банком. Мальков по обыкновению активно внедрял жуликов в информационное пространство, организовал мощную косвенную рекламу на телевидении, на радио, в газетах, даже какие-то благотворительные балы в Дворянском собрании устраивал. И в результате влип довольно крепко. Банкиры тихо испарились вместе с вкладами доверчивого населения, были объявлены в розыск. Доверчивое население собиралось на справедливые демонстрации, общественность негодовала. Срочно потребовался конкретный живой виноватый, чтобы на него направить волну опасных антибанковских эмоций.
Сложилось так, что никого, кроме Петра Малькова, не осталось на роль козла отпущения. А он успел засветиться, слишком активную развернул кампанию. И чуть не сел.
Именно Мирзоев вытянул его тогда из дерьма, поднял со скамьи подсудимых, однако с условием, что он, Мальков, выведет чеченцев на улизнувших умников-банкиров.
Мальков вывел. Мирзоев отнял у умников все деньги и остался вполне доволен. А Петюня сумел надолго заинтересовать чеченца своей персоной, и взаимовыгодное сотрудничество продолжалось вполне успешно по сей день.
Так что Петька Мальков прежде всего человек Мирзоева, а потом уж Подосинского. Цитрус только одного не понимал: почему эта простая мысль не пришла ему в голову чуть раньше?
И что теперь делать? Вызывать своих ребят-боевиков, просить, чтобы охраняли от чеченцев? Придется объяснять — почему. Врать, сочинять что-то героическое — опасно. Руководитель боевиков Степан Казанцев, бывший чемпион-пятиборец, непременно начнет выяснять подробности через своих солнцевских братков. И многое может узнать, а потом с удовольствием публично разоблачит, изничтожит.
Говорить правду невозможно. Весь этот расово неполноценный клубок, чеченец Мирзоев, еврей Подосинский… нет, не поймут его товарищи по партии. Не отмоешься потом.
Значит, выпутываться надо самостоятельно. Никакие доблестные соратники на помощь не явятся и грудью от чеченской пули не заслонят. Так-то вот, ура-Цитрус.
Лицо Карла стояло перед глазами как живое. Рядом зыбко маячило прекрасное лицо фальшивой корреспондентки, похожей на Ирину в юности. Но остальное терялось в вязком черном тумане.
Цитрус вдруг вспомнил своего приятеля, якутского поэта, студента Литературного института, с которым общался в начале семидесятых, в незапамятные «брючные» времена.
Однажды, выглушив за ночь около двух литров водки, якут на рассвете вышел из общежития на улице Добролюбова и очень удивился, обнаружив, что стоит у знаменитого рижского Домского собора. Долго соображал, где находится, в какой стране, в каком городе, и вообще, «какое нынче на дворе тысячелетье».
Позже он клялся, что совершенно не помнит, каким образом доехал до вокзала, как купил билет и сел в поезд, купейный был вагон или плацкартный. Черная дыра в памяти. Глухая пустота. Однако, чтобы проделать долгий путь от общежития Литинститута до Домского собора, не попасть при этом ни под машину, ни под поезд, ни в милицию, ни в психушку, надо довольно прилично выглядеть, связно говорить, деньги заплатить за билет.
История с якутом так потрясла воображение молодого поэта Цитруса; что он потом даже у какого-то психиатра поинтересовался: может такое быть? Психиатр ответил, что бывает всякое. У коренных северных народов особенная генетика. Им пить вообще нельзя. Во-первых, моментально спиваются, во-вторых, совсем себя не контролируют. В Канаде, например, на Баффиновой Земле, где живут эскимосы, строжайший сухой закон. Но якутский поэт скорее всего приврал для красоты.
Сейчас, путаясь в закоулках своей памяти, Цитрус без конца подходил к одной и той же черной яме. И ему стало казаться, что он проваливается в пропасть, летит вверх тормашками в холодной свистящей бесконечности, на лету переходит в другое измерение, то вырастает, то уменьшается, как Алиса в Стране Чудес, и если вынырнет, то может оказаться где угодно — в Риге у Домского собора, у белого кролика за чайным столом, у эскимосов на Баффиновой Земле или в собственной квартире в компании Карла Майнхоффа.
- Пожилая дама в Голландии - Клара Меральда - Криминальный детектив
- Жаркой ночью в Москве... - Михаил Липскеров - Современная проза
- По пути в Лету - Роман Сенчин - Публицистика
- БССР и Западная Белоруссия. 1919-1939 гг. - Лев Криштапович - История / Публицистика
- Леденцовые трости для Карамельки (СИ) - Полина Владимировна Корн - Любовно-фантастические романы / Эротика