Обман Зельба - Бернхард Шлинк
- Дата:11.10.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Обман Зельба
- Автор: Бернхард Шлинк
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну… он же получил нож в живот из-за меня.
Я решил воздержаться от нравоучений в духе женской эмансипации.
— Не волнуйся, он простит тебя.
Я не стал дожидаться, когда Филипп опять проснется. В шесть я был у Нэгельсбаха, в семь — в тюрьме на улице Фаулер-Пельц. Нэгельсбах был немногословен, я тоже. Правда, он сообщил мне, что к ужину я уже опоздал, и сходил вместе со мной в магазин. Я купил содовых кренделей, камамберу, бутылку бароло и яблок. Мне вспомнился мангольд, который продавался на рынке в Мангейме. Особенно я люблю этот местный овощ, который многие явно недооценивают, в панировке или в виде салата — его нужно разогреть, заправить маринадом и дать ему несколько часов постоять, чтобы он как следует пропитался.
Тюрьма на Фаулер-Пельц была моим последним местом работы в качестве прокурора. С тех пор прошло уже почти сорок лет, и я не узнавал топографии тюрьмы. Знакомыми были только запах и гулкое эхо шагов, и еще звяканье ключей перед дверью камеры и скрежет ключа в замке. Надзиратель закрыл за мной дверь, запер ее на ключ, и они с Нэгельсбахом ушли, а я еще долго слышал их шаги. Потом я ел крендели, сыр и яблоки, пил вино и читал Келлера. Я взял с собой «Цюрихские новеллы» и теперь услаждал себя поучительной историей ландфогта из Рейфензе, возжелавшего собрать под своей крышей всех женщин, которые были некогда предметом его нежной привязанности. Может, и Филипп тоже стремился к возвышенному и изящному финалу затянувшейся смешной истории и жаждал мира в сердце?
Я прекрасно чувствовал себя до того, как улегся на тюремную койку и попытался уснуть. От толстых стен веяло сыростью и холодом. В то же время сквозь форточку в камеру катились мягкие волны теплого летнего ветра. Он приносил громкие голоса кочующих от погребка к погребку ночных гуляк, приветственные и прощальные возгласы, гулкий хохот мужчин и дробный, серебристый смех женщин. Время от времени воцарялась тишина, потом откуда-то приближались, нарастали и опять стихали голоса и шаги. Иногда до меня долетали обрывки разговоров. А иногда внизу под моим окном останавливалась влюбленная парочка.
Меня вдруг охватила тоска по светлому, теплому, цветному миру там за окном, как будто я уже много лет провел и еще много лет проведу в этой камере. Много лет в камере — неужели мне это и в самом деле предстоит? Я задумался о пресловутой гордыне, которая предшествует падению, и о падении как результате гордыни. Я вспоминал жизнь, свои успехи, к которым стремился, и неудачи, которые сами меня настигали. Я думал о Кортене. Что это было — победа принципа уравнивающей несправедливости?
Утром я не без труда сделал несколько приседаний и отжиманий от пола. Говорят, это помогает переносить многолетнее заключение. Только вот мышцы болят с непривычки.
19
Незаконченное дело
В половине десятого меня повели на допрос. Я ожидал увидеть Блекмайера и Равитца, а увидел молодого человека с умным лицом и ухоженными руками, который представился доктором Францем, прокурором из федеральной прокураторы. Четким, приятным голосом он прочитал предъявленные мне обвинения. От помощи террористической организации до воспрепятствования осуществлению правосудия — полный перечень. Потом спросил, не желаю ли я все же воспользоваться услугами адвоката.
— Я знаю, вы сами юрист. Я тоже юрист, но предпочитаю не касаться даже собственных имущественных или жилищных споров. Никогда не браться за ведение своих собственных дел — старое доброе правило юриста. К тому же речь тут пойдет прежде всего о мере наказания, а в этом деле нужны соответствующая подготовка и опыт, которых у вас нет. — Он приветливо улыбнулся.
— Вы сказали, фрау Зальгер… и… что, вы сказали, является преступлением, в расследовании которого я воспрепятствовал правосудию?
— Я еще ничего не сказал. А преступление — это террористический акт на американском военном объекте в Кэфертале шестого января.
— В Кэфертале?
Доктор Франц кивнул.
— Но давайте поговорим лучше о вас. Вы встретились в Аморбахе с фрау Зальгер и переправили ее через зеленую границу во Францию. Можете не беспокоиться по поводу нарушения вами закона о паспортах, господин Зельб, на это мы охотно закроем глаза. Расскажите о ваших действиях за зеленой границей. — Он по-прежнему приветливо улыбался.
После того как я на обратном пути в Мангейм захлопнул и отложил в сторону книгу странствий с Лео, я больше к ней не прикасался. Теперь она раскрылась сама собой. На какое-то мгновение я забыл, где я и зачем; я не видел ни пластикового стола, ни грязных желтых стен, ни решеток на окнах. Я плыл по волнам воспоминаний о Лео, о луне над Муртенским озером и об альпийском воздухе. Потом волны опустили меня на землю, и я вновь очутился за столом, напротив доктора Франца. Его улыбка застыла, превратившись в гримасу. Нет, для него книга странствий с Лео была пустым звуком. А что касается укрывательства преступника, разве укрывательство не предполагает преступления, которое действительно было совершено и за которое укрываемый преступник должен понести наказание? А если в Кэфертале шестого января не было совершено преступления, значит, не было и преступника, и, соответственно, укрывательства? Если не было преступления, значит, я не мог оказать помощь террористической организации? Какой следует вывод, если теракт был совершен не в Кэфертале, а в Лампертхаймском лесу?
Когда я задал ему последний вопрос, он уставился на меня ошалевшим взглядом.
— Вместо одного теракта — другой?.. Я что-то вас не понимаю.
Я встал.
— Я хочу обратно в камеру.
— Вы отказываетесь давать показания?
— Я еще не знаю, отказываюсь я или нет. Я хочу сначала подумать.
Он хотел что-то возразить, и я заранее знал, что он скажет.
— Да, я отказываюсь давать показания.
Он пожал плечами, надавил на кнопку звонка и молча, жестом выслал меня из комнаты в сопровождении надзирателя.
В камере я сел на койку, закурил и попытался трезво размышлять, но у меня ничего не получалось. Я отчаянно силился вспомнить фамилию профессора, который когда-то читал нам уголовное право, как будто его имя имело сейчас решающее значение. Потом перед глазами у меня замелькали картины из моей прокурорской практики: допросы, судебные заседания, казни, на которых я присутствовал. В этом потоке картин не было ни одной, которая могла бы помочь мне разобраться с признаками уклонения от наказания или другими уголовно-правовыми моментами, имеющими отношение к моему нынешнему положению.
Опять пришел надзиратель и повел меня в комнату для свиданий.
— Бригита!
Она плакала и не могла говорить. Надзиратель великодушно позволил нам обняться. Когда он пошевелился и прокашлялся, мы сели за стол друг против друга.
— Откуда ты знаешь, что я здесь?
— Вчера вечером позвонил Нэгельсбах. А сегодня утром звонил еще один твой друг, журналист Пешкалек. Он, кстати, и привез меня сюда и тоже хочет с тобой поговорить. — Она посмотрела мне в глаза. — Почему ты не позвонил? Хотел скрыть от меня, что ты в тюрьме?
Она услышала от Нэгельсбаха, что положение мое серьезно, и сразу же принялась за поиски хорошего адвоката. Поскольку больные любят, чтобы их лечили профессора, она хотела, чтобы и мои интересы представлял профессор, и стала звонить гейдельбергским профессорам права.
— Одни говорят, что ничего в этом не понимают, ну, как терапевт не может оперировать; другие, похоже, кое-что в этом понимали, но мои объяснения их не удовлетворили. А еще были такие, которые не захотели вмешиваться в незаконченное дело. Это что, в порядке вещей? Защитники не имеют права браться за незаконченные дела? Мне казалось, что они как раз для этого и существуют?
— Ты нашла кого-нибудь?
Она покачала головой.
— Не переживай, Бригита. Может, мне и не понадобится адвокат. А если понадобится, у меня у самого есть знакомые адвокаты. Что сказал Ману, когда узнал, что я в тюрьме?
— Он в восторге. Он за тебя. Мы оба за тебя.
То же самое сказал мне и Пешкалек. Озабоченно крутя ус, он спросил, не нужно ли мне чего-нибудь.
— Может, сегодня вечером ужин из «Рыцаря»? Здесь всего пару шагов.
Блок «Свит Афтона» он на всякий случай принес с собой.
— Как вы узнали о моем аресте? Уже было что-нибудь в газетах?
Будет досадно, если я быстро выпутаюсь, а фрау Бюхлер уже успеет за это время потерять доверие ко мне.
— Не дозвонившись до вас, я позвонил вашей подруге, и она мне все рассказала. В газетах пока ничего нет. Думаю, в начале следующей недели появятся сообщения в региональной и центральной прессе. Но настоящая буря поднимется, когда начнется процесс. Бывший прокурор на скамье подсудимых! Вы станете знаменитостью. А потом поменяетесь ролями с вашими обличителями — из обвиняемого превратитесь в обвинителя. Начнете допытываться о точном месте совершения теракта, о его последствиях и в конце концов взорвете эту бомбу — террористический акт был совершен в Лампертхаймском лесу, целью его был склад с боевыми отравляющими веществами, и власти пытались скрыть его от общественности, потому что скрывается и сам факт присутствия этих боевых отравляющих веществ на территории страны! Какая роль! Я вам даже завидую. — Он весь сиял, гордый своим сценарием и моей ролью в нем. — А потом у нас еще есть в запасе touch of romancex.[70] Не знаю, насколько он заинтересует судью, но читатель будет в восторге. Тикающие бомбы, бьющиеся сердца, старик и девушка — вот это и есть материал, из которого делаются убойные репортажи. Старик и девушка… — произнес он медленно, словно пробуя на вкус это звукосочетание. — Чем не название? Если не для всей истории, то хотя бы для одного выпуска.
- Две недели в другом городе - Ирвин Шоу - Современная проза
- Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери» - Лео Перуц - Проза / Триллер
- Священный вертеп - Лео Таксиль - Юмористическая проза
- Победитель - Лео Яковлев - Биографии и Мемуары
- Концентрируйся свободно - Лео Бабаута - Психология