Сказки темного леса - Djonny
- Дата:20.06.2024
- Категория: Юмор / Юмористическая проза
- Название: Сказки темного леса
- Автор: Djonny
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последующие сутки я много иронизировал над братом Гоблином из-за этого случая. Но уже на следующую ночь меня самого так отпиздили, что от иронии не осталось и следа. Я собирался поставить в эти сутки личный рекорд по употреблению алкоголя, и к середине ночи даже примитивная моторика начала меня оставлять. Но чем больше я ползал по лесу на четвереньках, тем больше мне хотелось совершить какое-нибудь насилие. А особенно такое, в ходе которого мне бы достались хорошие новые ботинки. Мои совсем истрепались, а алкоголь в моем сознании расцветил эту проблему до небывалой величины.
В качестве жертвы ограбления я выбрал некоего Дорфа, уже немало на тот момент от нас претерпевшего. В прошлом году нам была удача изловить в лесу его и одного его друга, приехавших в Заходское отметить Дорфовский день рождения. Самого Дорфа мы завязали по шею в его же спальник и заставили прыгать по мелководью на глубину, а друга загнали на дерево, и он пел оттуда:
— Happy birthday to Doorf!Happy birthday to Doorf!
Опираясь на эти заслуги, я приполз на стоянку к Дорфу — на четвереньках, с трудом осознавая мир. Там я потребовал, чтобы Дорф снял с себя ботинки и отдал их мне, а сам бы вместо этого примерил свой новый спальный мешок. Новый потому, что старый мешок Дорфа мы на его прошлогодний день рождения утопили. Дорф оказался человеком неглупым и сумел воспользоваться создавшейся ситуацией.
Набросившись, он принялся лупцевать меня что есть силы. Я не очень понимал, что вокруг меня происходит, так что поначалу меня даже развеселил его смелый, исполненный справедливой ненависти порыв. Трудно сказать — долго ли, коротко ли было дело: мир то гас, то снова разгорался у меня перед глазами. Потом, помню, я снова пил, теперь уже с этим ебаным Дорфом, а потом мы с ним говорили за жизнь.
Первоначальный порыв у Дорфа прошел, он все время жаловался мне, будто бы с утра придут мои друзья и его искалечат. Я успокаивал его, потому что пока еще не мог понять: из-за чего это он так распереживался? Лишь под конец ночи я оставил его и вышел в Утеху, где залез к Болгарину Гавриле в палатку. Именно там меня и настигло чертовски неприятное утро. Сначала я услышал какие-то сухие щелчки и металлический звон. Это подняло меня из черных глубин забытья; я смог пошевелиться. Вместе с этим шевелением пришла боль в теле и разбитом лице, а сквозь неё тяжелым колотуном накатило похмелье. Я едва смог разлепить глаза — так они распухли. Я понимал, что меня отпиздили, но вот из-за чего это случилось и почему, пока что припомнить не мог.
«Проклятые Болгаре, — подумал я, так как признал в окружающей меня стоянке Утеху, — неужели это они меня так отмудохали? Ну погодите, — повторял я про себя, будя черную злобу, утреннее утешение после ночных пиздюлей. — Болгарские псы! Вы мне еще за это ответите! Суки, ну и суки, — как заклинание твердил я, — это надо же!»
Я ощупывал лицо, с содроганием прикасаясь к незнакомым доселе формам. Под пальцами сочились свежие ссадины, колыхались под кожей обширные кровоподтеки. «Ботинками, что ли, били?» — подумалось мне, и тут я начал кое-что припоминать. Ботинки…
Лелик Рыжий сидел в то время в пустой поутру Утехе и расстреливал из мелкокалиберной винтовки принадлежащую Болгарам посуду. Увидав меня, как я вылез из палатки и теперь ощупываю лицо, Лелик очень развеселился. Он налил мне полкружки водки, заставил выпить и дал в руки ружье.
— Смотри, — показал он пальцем. — Болгаре поставили у озера манекен. Попадешь в него? Я глянул в сторону озера, но почти ничего не смог там разобрать. Веки опухли, я и озеро-то видел с трудом, не то что какой-то там манекен. Взяв мелкашку поудобнее, я выстрелил практически наугад. Щелк! Я передернул затвор, дослал еще патрон и снова прицелился. Вот блядь! Мне показалось на мгновение, что манекен немного сместился и как будто изменил положение. Щелк! Пуля со свистом ушла через редколесье к озеру — а оттуда, словно бы в ответ, понеслось:
— А, блядь! А-а-а! Вы что, суки, совсем охуели? Не стреляйте, блядь, это же я! Борис-болгарин вышел с утра к озеру умыться и почистить зубы, но не ожидал, что делать это придется под пулями. Первая стеганула по воде далеко слева и лишь привлекла Борино внимание, он обернулся. Через разделяющие нас несколько десятков метров он только и успел, что заметить: кто-то у костра наводит на него ружье. В этот момент я выстрелил второй раз, и еще одна пуля вспорола воздух — теперь прямо возле Бориной головы.
Вернувшись кое-как в Нимедию, я повалился у костра и лежал, потихоньку приходя в сознание и вспоминая события предыдущей ночи. Братья, увидав, какая у меня теперь стала рожа, разнервничались и стали допытываться, как же такое могло произойти. Как на духу, я повинился перед товарищами:
— Я вчера в синяка-разбойника превратился и требовал у Дорфа ботинки. И, вроде…
— Что вроде? — перебил меня Строри.
— Вроде как пил с ним потом… — я с трудом, еле-еле ворочая языком восстанавливал в памяти обстоятельства этой встречи. — Нехорошо получается. Вроде как самое время ему отомстить, а вроде как и нельзя. Пили же вместе, да и обещал я ему…
— Почему это нельзя? — удивился Строри. — Он, небось, еще спит у себя на стоянке. Притащим его сюда на удавке, и никакое нельзя…
За проявленную в тот момент слабость мне стыдно по сей день. Похмелье и пиздюли помутили мой рассудок, мир на секунду предстал передо мной в каком-то ином, совершенно неправильном свете. Что если Дорф, подумал я на секунду, не так уж и виноват? Хуй ли ему, в конце концов, оставалось делать? Опять же, пили с ним потом… И так неудобно мне стало на душе, что я поднялся со своей лежанки и просипел:
— Не трогайте Дорфа! — и только после этого повалился опять.
На моей памяти это был последний приступ совести. Но время лечит, и теперь я иногда сожалею об упущенной удобной возможности. Прошли годы, а я все думаю: где же ты, сука? Где же Дорф? Пока я отлеживался в палатке, на холм явились Федор Дружинин, Альбо и Трейс, вооруженные свиноколами и настроенные очень сурово. Оказывается, нынче ночью кто-то своротил их палатку, оставленную без присмотра[111] а брошенное в ней имущество разворовал и пожег. Вчера вечером эту палатку поставили на берегу маленького озера, в таком месте, где никто обычно не стоит. Так что неудивительно, что мы перепутали этот лагерь с туристической стоянкой, со всеми вытекающими. А так как украденные из этой палатки продукты и горелое шмотье были разбросаны у нас прямо вокруг костра, отпираться было бесполезно.
— Ну что, суки? — услышал я голос Альбо. — Как вы все это объясните?
— А хуй ли тут объяснять? — заявил в ответ Строри. — Джонни ваши вещи спиздил!
— И палатку поджег! — послышался голос Кузьмича. — Чисто из вредности!
Едва шевеля глазами, я сумел-таки прорвать черную пелену забвения и восстановить в памяти безобразные подробности этого случая. Действительно, что-то такое было, но я бля буду, если это была моя затея или если я проделал это один. А голоса за стенкой все не умолкали.
— Где этот гондон? — кричал Трейс. — Покажите мне эту мерзкую крысу!
— Спокойно! — услышал я голос Строри. — Мы его уже проучили! Да так, что мало не покажется!
— В смысле, проучили? — удивился Альбо. — Как?
— Дали ему пизды! — спокойно объяснил Строри. — Идите, посмотрите на него! Трейс и Альбо заглянули в палатку с выражением легкого недоверия. Но уже в следующую секунду на их лицах промелькнуло сначала удивление, а потом, как мне показалась, если не жалость, то по крайней мере сочувствие.
— Вы это… зря, — тихо сказал Альбо. — Нельзя же так!
— Еще претензии есть? — сурово спросил Строри у него из-за спины. — А?
— Нет, — замотал головой Альбо, глядя на мою опухшую рожу. — Никаких претензий у нас больше нет!
С этими словами он запахнул вход в палатку, затем послышались удаляющиеся шаги — и все стихло. Но ненадолго — секунд через десять я услышал едва сдерживаемый смех, постепенно перешедший в бесстыдный хохот.
— Дали ему пизды! — надрывался Строри. — Ух!
— Как справедливо! — уссыкался Кузьмич. — Сами взяли и наказали!
— Это что же вы делаете? — в сердцах крикнул я. — Вы зачем эту клоунаду устроили?
— А что такое? — Строри заглянул в палатку и уставился на меня. — По-моему, заебись! Так гладенько соскочили!
Вот это, собственно, и называется «умением извлекать пользу из любой ситуации».
Двадцать второго июня мы оказались в Каннельярви, на старом карьере — втором из двух старейших в Питере игровых полигонов. Это иссушенная летним зноем песчаная пустошь с живописно разбросанными по ней здоровенными валунами. По краям карьер окружает густой смешанный лес, а на самой пустоши взрослых деревьев нет. Тут и там торчат из-под земли молодые деревца, но в их жидкой тени невозможно спрятаться от палящего июньского солнца. К вечеру купол звезд раскидывается над пустошью, которую мы иногда называли между собою Анфауглиф.[112] Перестают грохотать по одноколейке вдоль карьера груженные щебнем поезда, сумерки и тишина вместе опускаются на мир. Только где-то далеко, над танковым полигоном, виднеется мерцающий красный свет. Это бесится на решетчатой металлической ферме сигнальный фонарь. Проникая сквозь сгустившийся сумрак, его алое око возвещало неспокойное лето, жадное до людских склок и до пролитой крови.
- Диковины - Григорий Диков - Сказка
- Река времени. Фантастическая новелла - Олег Бунтарев - Русское фэнтези
- Принц-лягушка - Гримм братья Якоб и Вильгельм - Сказка
- Разведенная осень. Как я ее люблю… - Михаил Казаков - Поэзия
- Ночь, когда Серебряная Река стала Красной - Кристин Морган - Ужасы и Мистика