Энциклопедический словарь (Т-Ф) - Ф. Брокгауз
- Дата:26.09.2024
- Категория: Справочная литература / Энциклопедии
- Название: Энциклопедический словарь (Т-Ф)
- Автор: Ф. Брокгауз
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Энциклопедический словарь (Т-Ф)"
📚 "Энциклопедический словарь (Т-Ф)" - это увлекательное путешествие в мир знаний и фактов, представленное в формате аудиокниги. Вас ждет увлекательное погружение в самые разнообразные темы, начиная от техники и заканчивая философией.
Главный герой книги - это сама энциклопедия, которая станет вашим надежным проводником в мире знаний. Она поможет вам расширить свой кругозор, узнать много нового и интересного.
Об авторе:
Фридрих Брокгауз - немецкий издатель и писатель, основатель одного из крупнейших издательств в Германии. Его работы отличаются глубоким знанием искусства слова, а также уникальным стилем изложения.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны бестселлеры и лучшие произведения различных жанров.
Аудиокниги - это удивительная возможность погрузиться в мир книг, даже если у вас нет времени для чтения. Просто нажмите play и наслаждайтесь увлекательным сюжетом, захватывающими приключениями и интересными фактами.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Литература. Ganglbaur, «Bestimmungstabilen der europ. Coleopteren (VII и VIII), Cerambycidae» в «Verhandl. d. Zoolog. botan. Gesellschaft, Wien» (1881 – 83); Jadeich-Nitsche, «Lehrbuch der mitteleuropaischen Forstinsektenkunde» (т. 1, 1895); J. Thomson, «Systema Cerambycidarum» (1866 – 68); Eichhoff, «Technisch-schadliche Forstinsekten» в «Zeitschr. f. Forst– und Jagdwesen» (т. XV, 1883); Perris, «Histoire des Insectes du Pin maritime» в «Annales de l. Soc. Entom. de France» (3 сер., IV, 1856). – Schiodte, «De metamorphosi elentheratorum observationes» (часть IX в «Naturhist. Tidsskr.» (т. X, 1876); Порчинский, «О вредных насекомых южной России» (1879); Н. Соколов, «Жуки, повреждающие дерево в складах Туркестанского края» (издан, департам. земледелия, 1900) paб. Guerin-Meneville, в «Annales d. I. Soc. Entom. de France» (1845 и 1847).
М. Римский-Корсаков.
Ускорение
Ускорение (Acceleration, Beschleanigung) – У. есть величина, которая выражает быстроту изменения скорости, как по величине, так и по направлению. Изменение скорости движения точки в течение промежутка времени от момента t до момента t1, есть геометрическая разность между скоростью v1 в момент t1 и между скоростью v в момент t. Эта разность есть также скорость, изображаемая тою хордою годографа , которая соединяет оконечность вектора ОН годографа (изображающего величину и направление скорости v с оконечностью вектора ОH1 годографа (изображающего величину и направление скорости v1 . Отношение изменения скорости к промежутку времени можно назвать средними У. для этого промежутка. Предел, к которому приближается среднее У. при уменьшении промежутка времени, т. е. при приближении момента t1 к моменту t, представляет величину У. в момент t. Можно сказать, что величина У. представляется величиною скорости точки H, описывающей годограф одновременно с движением рассматриваемой точки по ее траектории. Направление скорости точки H можно рассматривать как направление У. Вследствие этого У. в каком либо движении представляется как вектор , имеющий величину и направление. Величина всякого У. измеряется отношением длины к квадрату времени, подобно тому, как величина всякой скорости измеряется отношением длины к времени. Единица У. будет отношение единицы длины к квадрату единицы времени и, следовательно, величина единицы У. будет зависеть от величин единиц длины и времени.
Направление У., изображенного в виде вектора, отложенного от места точки на ее траектории, всегда заключается в плоскости соприкосновения траектории в этом месте. Проекция У. на направление скорости равна и это величина положительная, если скорость возрастает с увеличением t, в противном случае эта величина отрицательная. Проекция У. на направление главной нормали, направленной в вогнутую сторону, т. е. к центру кривизны кривой, равна , где R есть величина радиуса кривизны траектории места точки на этой кривой. Величина эта всегда положительная, так что У. никогда не может быть направлено в выпуклую сторону траектории. Если траектория имеет точку перегиба, то в этой точке R равен бесконечности и потому У. здесь может быть направлено только вдоль по кривой.
Д. Б.
Успение Божией Матери
Успение Божией Матери (15 авг.) – дванадесятый богородичный праздник. По самому древнему и общепринятому преданию церкви, событие это представляется в таком виде: после вознесения на небо И. Христа Пресв. Дева, оставаясь, согласно завещанию Сына, на попечении св. Иоанна, постоянно пребывала в подвиге поста и молитвы и в живейшем желании созерцать Сына, седящего одесную Бога Отца. День кончины Ее был открыт Ей от Господа. В этот день апостолы были восхищены на облаках из разных стран земли и поставлены в Иерусалиме. Сам Господь с ангелами и святыми явился в сретение души Ее. Согласно воле Пресв. Девы, тело Ее было погребено близ Иерусалима, в Гефсимании, между гробами Ее родителей и обручника. На третий день, когда не бывший при кончине Богоматери ап. Фома пришел ко гробу, тела Ее уже не было в гробнице. Церковь всегда веровала, что оно было взято на небо. Праздник У. Богоматери восходит к древнейшим временам христианства. В IV в. он является уже повсеместным, как это видно из свидетельства Григория Турского и из упоминания его во всех древнейших календарях. В V в. написаны стихиры на этот праздник Анатолием, патриархом константинопольским, а в VIII в. – два канона, приписываемые Козьме Святоградцу и Иоанну Дамаскину. Первоначально праздник совершался 18 января, но по местам праздновался 15 августа. Всеобщее празднование его 15 августа установлено при императоре Маврикии (с 582 г.). В настоящее время он чествуется церковью с 14 по 23 августа. К празднованию его верующие приготовляются двухнедельным постом, который называется Успенским и продолжается с 1 до 15 августа . В праздник У. церковь прославляет Богоматерь, честнейшую херувимов и без сравнения славнейшую серафимов, которая ныне, как царица, предстала одесную Сына, и, приняв под Свое покровительство род человеческий, ходатайствует за него к благосердию Владыки. Вместе с тем событием У. Богоматери церковь учит нас, что смерть не есть уничтожение нашего бытия, а только переход от земли на небо, от тления и разрушения к вечному бессмертию. К этой основной цели с IV в. присоединяется и другая – обличить заблуждение еретиков, которые отрицали человеческую природу Пресвятой Девы и утверждали, поэтому, что о смерти Богоматери не может быть и речи. Таково было заблуждение коллиридиан, еретиков IV в.
Успенский Глеб Иванович
Успенский (Глеб Иванович) – известный писатель. Род. 14 ноября 1840 г. в Туле, где его отец, сын сельского дьячка, служил секретарем палаты государственных имуществ. Учился в тульской и черниговской гимназиях; поступил сначала в петербургский унив., по юридическому факультету, потом перешел в московский, но по недостатку средств не мог окончить курса и вышел из университета в 1863 г. В это время умер его отец, и семья осталась без всяких средств. У. был вынужден усиленно заниматься литературной работой, к которой он обратился еще в бытность свою студентом, сотрудничая в журнале Колошина «Зритель», где в 1862 г. напечатан был его первый рассказ: «Старьевщик». В 1864 – 1865 гг. в «Русском Слове» появилось, за подписью У., несколько рассказов из быта мелкого чиновничества, не попавших ни в одно собрание его сочинений; только немногие из них перепечатаны в изданной В. Е. Генкелем книжке: «В будни и в праздник. Московские нравы» (СПб., 1867). Литературная известность У. начинается с 1866 г., когда в «Современнике» явились его очерки: «Нравы Растеряевой улицы». Продолжение этих очерков печаталось в «Женском Вестнике» 1867 г. В том же году несколько очерков У. появилось в «Деле», а начиная с 1868 г. он стал печатать свои произведения почти исключительно в «Отеч. Записках», лишь изредка помещая мелкие вещи в других изданиях, напр. («СПб. Ведомости», 1876 – письма из Сербии, «Pyccкие Ведом.», 1885 – письма с дороги). После прекращения «Отеч. Записок» У. был сотрудником сначала «Сев. Вестн.», затем «Русской Мысли». В начале 1893 г. его постигла душевная болезнь, положившая конец его литературной деятельности. Последнее его произведение – небольшая сказка – напечатано в «Русском Богатстве» того же года. Отдельно из сочинений У. в первый раз изданы были Печаткиным «Очерки и Рассказы» (СПб., 1866). Это издание, с дополнениями, повторено в 1871 г. В том же году явилось «Разоренье», а в следующем – «Нравы Растеряевой улицы». «Наблюдения одного лентяя» и «Про одну старуху» напечатаны были в 1873 г. в виде отдельного томика «Библиотеки современных писателей». После того явились еще: «Глушь. Провинциальные и столичные очерки» (Cпб., 1875) и «Из памятной книжки. Очерки и рассказы Г. Иванова» (СПб., 1879). В 1885 г. вышло собрание сочинений У. в 8-ми тт., за которым вскоре последовали три издания Павленкова – два первые в двух, третье в трех тт. В этом последнем издании собрано все напечатанное У. с 1866 г., за исключением указанных выше очерков, двух небольших рассказов, помещенных в «Иллюстрированной Газете» В. Р. Зотова, 1873 г. (там же, 1873, № 1, впервые напечатан и портрет У.), рассказа «Злые новости» ("Отеч. Зап. ", 1875, № 3) и «Воспоминания о Некрасове» («Пчела» М. О. Мивешина, 1878, янв.). Литературную деятельность У. можно разделить на два периода. В первом – приблизительно до конца 70-х годов – У. является преимущественно бытописателем разного мелкого городского люда – мастеровых, мещан, маленьких чиновников и т.п. «обывателей», с их ежедневными нуждами и тревогами в борьбе за существование и с их смутными порываниями к лучшей жизни. Сюда же примыкают картинки из жизни провинциального и столичного «мыслящего пролетариата», с его идеальными стремлениями, надеждами и тяжелыми разочарованиями, и путевые очерки из заграничных поездок У., побывавшего во Франции (после коммуны), затем в Лондоне и, наконец, в Сербии, вместе с русскими добровольцами 1876 г. Во втором периоде своей деятельности У. является представителем так назыв. «народничества», избирая предметом своих изучений и очерков почти исключительно различные стороны деревенской жизни. Развитие и содержание этой деятельности У. вполне отвечало характеру и интересам русского общества 60-х и 70-х гг. В эпоху реформ, когда молодой писатель впервые выступил на литературном поприще, внимание нашей передовой литературы поглощено было «разночинцами» той общественной среды, мимо которой прежде обыкновенно проходили без внимания и которая в эту пору сразу выдвинула в литературу нескольких крупных представителей. Успенский по своему происхождению сам принадлежал к этой среде, сам жил ее жизнью и с детства вынес на себе все ее горести и лишения. Одаренный от природы отзывчивым сердцем, он уже в ранней юности глубоко прочувствовал всю тяжесть, а нередко и безвыходность этих темных существований, изобразителем которых он явился в первых своих произведениях. «Вся моя личная жизнь» – говорит он в своей автобиографической записке, – «вся обстановка моей личной жизни до 20-ти лет обрекала меня на полное затмение ума, полную погибель, глубочайшую дикость понятий, неразвитость, и вообще отделяла от жизни белого света на неизмеримое расстояние. Я помню, что я плакал беспрестанно, но не знал, отчего это происходит. Не помню, чтобы до 20ти лет сердце у меня было когда-нибудь на месте. Начало моей жизни началось только после забвения моей собственной биографии, а затем и личная жизнь, и жизнь литературная стали созидаться во мне одновременно собственными средствами». В первом своем более крупном произведении: «Нравы Растеряевой улицы» У. явился правдивым изобразителем жизни того мелкого серого люда, к которому он присмотрелся у себя на родине – его нравов и понятий, дикого невежества и горького пьянства, ничтожества, бессилия и почитания «кулака», того, «что изуродовало нас и заставило нутром чтить руку бьющего паче ближнего и паче самого себя...» – «Вот какие феи», говорит У., «стояли у нашей колыбели. И ведь такие феи стояли решительно над каждым движением, чем бы и кем бы оно ни возбуждалось. Не мудрено, что дети наши пришли в ужас от нашего унизительного положения, что они ушли от нас, разорвали с нами, отцами, всякую связь...» От этого статического изображения общества У. переходит к динамическому – к изображению того движения, которое началось в пору перелома русской жизни, «когда в наших местах объявились новые времена» и одни стали подниматься снизу вверх, другие, наоборот, падать сверху на самое дно, так как старый, питавший их склад жизни, уже отошел в историю, а к новому приспособиться они были не в силах. Это перемещение центра тяжести – все в той же общественной среде, которую У. изображал и ранее – составляет содержание ряда новых очерков: «Разоренье», «Новые времена – новые заботы» и др. Рассчитавшись в первых своих произведениях с той "биографией, которую ему необходимо было забыть, чтобы начать новую жизнь «собственными средствами», У. обратился к этой новой жизни. «Все; что накоплено мною собственными средствами в опустошенную забвением прошлого совесть», говорит он в автобиографии, «все это пересказано в моих книгах, пересказано поспешно, как пришлось, но пересказано все, чем я жил лично. Таким образом, вся моя новая биография, после забвения старой, пересказана почти изо дня в день в моих книгах. Больше у меня в жизни личной не было и нет». Эти слова как нельзя точнее обрисовывают и отношение самого писателя к изображаемой им жизни: он – не посторонний, более или менее равнодушный наблюдатель проходящих мимо него явлений; он переживает их на самом себе, отзываясь на них всем своим существом, глубоко чувствуя своим отзывчивым сердцем весь трагизм захватывающих его положений, пробивающийся наружу нередко из-под комической внешности. «На дне каждого его рассказа», говорит Н. К. Михайловский, «лежит глубокая драма»; впечатления, для него самого мучительные, «льются как жидкость из переполненного сосуда». Чаще всего жизнь дает ему ряд положений внешне комических, под которыми чувствуется глубокий внутренний трагизм; впечатление усиливается и обостряется этою противоположностью внешности с внутренним содержанием наблюдаемых фактов. Самый мелкий, повседневный случай, виденный, слышанный или просто вычитанный из газет, случай, мимо которого большинство проходит совершенно равнодушно, ничего не замечая, ни о чем не думая, для У. получает серьезное и общее значение, глубоко западает в его ум и душу и «сверлит» их до тех пор, пока не найдет себе исхода в простом, безыскусственном, но проникнутом страстною силою рассказе, где каждое слово пережито написавшим его. Повествуя о том, как новое общественное движение 60-х гг. отозвалось в низших слоях городского населения, куда постепенно стали проникать новые, неведомые ранее мысли, разъедающие прежний строй жизни и по-видимому прочно установившихся понятий, У. характеризует этот процесс названием «болезни совести» или стремления к «сущей правде». Правда настойчиво предъявляет свои права среди насыщенной всевозможною тяготою действительности: «никогда еще так не болели сердцем, как теперь», говорит У. Эта болезнь наблюдается им повсюду – и среди людей темных, инстинктивно порывающихся осмыслить свое существование, и среди «интеллигентных неплательщиков»: всех гложет тот же «червяк», у всех «душа не на месте» и тревожно ищет равновесия, утраченной цельности. Всего сильнее и мучительнее болел сердцем сам писатель, чутко подмечавший и отражавший в своих произведениях это общее беспокойное состояние. Во всей русской литературе еще не было и до сих пор нет другого писателя, у которого это беспокойное искание «грядущего града» сказалось бы с такой захватывающей искренностью и с такой глубокой скорбью. Вторая половина 70-х гг., когда У. возвратился в Россию из заграничной поездки, также оставившей свой след в том, что он называл своей «душевной родословной», характеризуется в нашей литературе развитием так назыв. «народничества». Это было время, когда впервые получило ясную формулировку сознание «неоплатного долга» интеллигенции народу, послышались призывы «в деревню» и началось «хождение в народ», отразившееся в литературе, на первых же порах, расцветом «мужицкой» беллетристики. Это общее веяние той поры не могло не захватить и У., в глазах которого мужик рисовался тогда «источником искомой правды». Случай доставил Успенскому возможность стать с этим источником в непосредственные отношения: он приглашен был заведывать крестьянской ссудо-сберегательной кассой в одном из уездов Самарской губ. и, таким образом, мог проверить на опыте свои теоретические представления о деревне. Эта проверка, результатом которой явился ряд новых очерков деревенской жизни, произвела на самого У. крайне удручающее впечатление: она разрушила те кабинетные иллюзии, которым предавались народолюбцы, идеализировавшие мужика, как носителя всевозможных добродетелей. Деревенская жизнь повернулась к У. своей оборотной стороной; он увидел в ней господствующее стремление – «жрать», которое разрушает все нравственные понятия, сводя всю жизнь к измышлению способов добычи денег и отдавая деревню во власть «кулакам». Этот вывод, сделанный У. с обычною для него полною искренностью, для многих явился неожиданным, но едва ли не более всех – для самого У. «Я в течение полутора года не знал ни дня, ни ночи покоя», писал он. "Тогда меня ругали за то, что я не люблю народ. Я писал о том, какая он свинья, потому что он действительно творил преподлейшие вещи... " С этим безотрадным выводом он не в состоянии был помириться. «Мне нужно было знать», говорит он, "источник всей этой хитроумной механики народной жизни, о которой я не мог доискаться никакого простого слова и нигде. И вот, из шумной, полупьяной, развратной деревни забрался я в лес Новгородской губ., в усадьбу, где жила только одна крестьянская семья. На моих глазах дикое место стало оживать под сохой пахаря, и вот, я тогда в первый раз в жизни увидел действительно одну подлинную, важную черту в основе их жизни русского народа, именно – власть земли. Таким образом, поиски идеала в деревне привели У. к заключению, что «воля, свобода, легкое житье, обилие денег, т. е. все то, что необходимо человеку для того, чтобы устроиться, мужику причиняет только крайнее расстройство, до того, что он делается вроде свиньи»; спасти его от этого расстройства может только «власть земли», т. е. полная зависимость всего строя крестьянской жизни от ее основной цели – земледельческого труда, который дает мужику хлеб, но зато и создает для всей его деятельности строгие рамки. Земля нужна народу не только как обеспечение его хозяйственного положения, но и как ручательство его нравственного равновесия; от этой власти он не может уйти не только потому, что рухнет все его хозяйство, но и потому, что жизнь его потеряет тогда всякий смысл. Исходя из этого общего начала, У. является решительным защитником власти крестьянского «мира» и схода, как единственно нормальной для деревни; в установившемся веками общинном укладе сельской жизни он видит корень всей народной нравственности, а вторжение в общинный быт индивидуализма признает гибельным и разрушительным. В этом духе написаны им «Власть земли» и другие позднейшие очерки из народного быта. – Внешняя форма произведений У. отличается недостаточностью литературной отделки: он не мог заботиться о слоге и художественности не только потому, что не имел времени этим заниматься, но в особенности потому, что это противоречило бы его нервной, страстной натуре, побуждавшей его как можно скорее передавать свои впечатления в том самом виде, как они ложились ему на душу. Он дает читателю обрывки, недосказанные рассказы, торопливо набросанные мысли, которые он и сам называет «черной работой литературы», в широкой мере примешивая к изображению типов и сцен из жизни публицистические рассуждения. Все, им написанное, производит впечатление возбужденной речи нервного человека, который спешит поделиться с другими тем, от чего в данную минуту болит его сердце. Эти произведения даже как-то странно назвать обычным словом беллетристика, Н. К. Михайловский недаром видит в них скорее «оскорбление беллетристики действием», – до такой степени У. нарушает общепринятые манеры повести или рассказа. Несмотря на это, У. обладает большим художественным талантом: при полном отсутствии каких-либо украшений речи, картинность его изображений большею частью очень сильна, благодаря способности метко уловить и наглядно передать виденное и слышанное. Самое выдающееся и самое ценное свойство У. – его безусловная и всегдашняя искренность. Он всегда прямо высказывает свои мысли и смело договаривает их до конца, хотя бы они шли в разрез с понятиями, установившимися в том кругу, к которому он сам принадлежит. По справедливому замечанию Н. К. Михайловского, У. нередко открыто «делает дерзости духу времени». Эта прямота и независимость убеждений У., вместе с его горячей сердечной отзывчивостью и неустанным исканием правды, делают его одним из самых замечательных и привлекательных писателей своего поколения и времени. См. ст. Н. К. Михайловского при Павленковских изд. сочинения У. и в "Соч. " Михайловского (т. VI); Скабичевский, «Беллетристы-народники» и "История нов. русской лит. "; Протопопов, в «Русской Мысли» (1890, №№ 8 и 9); Ср. Миллер, «Г. И. Успенский. Опыт объяснительного изложении его сочинений» (СПб., 1889); А. Н. Пыпин, «История русской этнографии» (т. II, гл. XII).
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Загадка датского сказочника. Часть 1 - Игорь Мирецкий - Детектив / Триллер
- Ген Человечности - Александр Маркьянов - Альтернативная история
- Служу России. Новое о службе в армии - Денис Шлянцев - Юриспруденция