Аномалии родительской любви - Игумен Евмений
- Дата:20.06.2024
- Категория: Религия и духовность / Религия
- Название: Аномалии родительской любви
- Автор: Игумен Евмений
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Будем так наставлять наших детей, чтобы они предпочитали добродетель всему другому, а обилие богатства считали за ничто», — сказал святитель Иоанн Златоуст, — и далее у него же читаем: «Если ты прекрасно воспитал своего сына, то он — своего, а тот — своего, — как бы некая полоса лучших жизней пойдет вперед, получив начало и корень от тебя и принося тебе плоды попечения о потомках».
Какого Бога мы проповедуем нашим детям?
Сегодня мы видим множество апатичных подростков, у которых нет ни желания, ни инициативы самостоятельно жить и чего-то достигать в этой жизни. Главным образом это происходит «благодаря» чувствам безнадежности, неуверенности в своих силах, беспомощности, посеянным в детские души родителями, учителями, другими окружающими их взрослыми. Создавая особую психологическую атмосферу вокруг детей, взрослые нередко лишают детей веры в себя, в собственные силы, они не могут передать детям веру в Бога, потому что сами в глубине своих сердец люди неверующие, или верующие «пунктирно». А если так, то они не могут научить детей доверию к людям, Богу, Божественному Промыслу, поскольку сами не умеют доверять.
Взрослые не передают своим взрослеющим детям решимости, веры и воодушевления, которые так нужны для смелого движения в будущее. Дети видят, что их родители, провозглашая себя христианами, в мирской жизни руководствуются совсем не христианскими принципами.
Современные дети уходят от Бога и от веры своих родителей, потому что очень часто сами родители искажают образ Бога, и для ребенка Он становится не Любящим Отцом, а каким-то все запрещающим и жестоко карающим Прокурором Вселенной. Образ Бога такие дети рисуют, исходя из родительских запретов, а не из родительской любви.
Вместо того чтобы вселять надежду и любовь в сердца детей, родители насаждают свои жизненные программы, комплексы, убеждения, нередко имеющие вовсе не христианский характер, проецируют их на Бога, утверждая от Его имени, что Ему угодно, а что — не угодно.
«Мы часто так делаем, — пишет митрополит Антоний Сурожский, — ребенок учится в школе, мы вместе с ним учимся, чтобы ему помогать попутно. Но мы этого не делаем по отношению к вере. К Закону Божию — да: вот тебе катехизис, вот тебе Новый Завет, Ветхий Завет, все что хочешь; мы и сами, может быть, даже что-то знаем об этом. Но не в знаниях дело, а в том, какие вопросы у него встают, откуда берутся. Некоторые вопросы берутся извне: товарищ сказал, или школа, или время такое, атмосфера общая, а другие вопросы встают вполне добросовестно: как это может быть? Я не могу больше в это верить! И часто нужно было бы сказать: хорошо, что ты больше не можешь верить в такого Бога, в Которого ты верил, когда тебе было пять лет. Потому что такого Бога тогда и не было, и не надо было тебе такого Бога как бы «подсовывать» — для удобства родителей, конечно.
Когда родители признают, что дети их верят в какого-то непонятного им Бога, это очень мало похвального говорит о родителях».[*]
Задача родителей — сформировать у ребенка образ Бога, Любящего Отца, преподать пример прощения, явить собою ту безусловную любовь, которой любит нас Господь. А для этого нужно искать Его, познавать Его, жаждать Его…
Нередко ребенку приходится открывать Бога не благодаря, а вопреки родительскому религиозному воспитанию. Трудно удержаться, чтобы не привести еще одно свидетельство митрополита Антония Сурожского из его книги «О вере и Церкви»:
«…Об обстоятельствах, при которых я читал Евангелие, я сейчас не буду говорить; но одна из первых вещей, которая меня поразила, когда я встретился с евангельским словом, словом, которое Бог говорит человеку, — это слова о том, что Бог сияет Своим солнцем на добрых и на злых, на благодарных и неблагодарных, на любящих и ненавидящих, что для Него все люди — Свои (Мф. 5, 44–46). Мы Ему можем быть чужими, но Он нам — свой; мы можем от Него отвернуться и оказаться предателями в самом последнем смысле слова, а Он останется верным до конца (до какого конца — мне еще было неясно тогда, потому что это было только начало евангельской повести; я потом открыл, какой это конец).
И я помню, каким это было откровением. Откровение заключалось вот в чем: я окружен людьми, которых я всегда считал прирожденными врагами, опасностью для жизни, опасностью для цельности души; и вдруг оказывается, что этих людей любит Бог, как отец любит своих детей, — и меня тоже! Помню, я в первое утро после чтения вышел, смотрел вокруг себя с изумлением на всех людей, которые шли по улице, спешили на поезд, на работу, и думал: Какое чудо! Они, может, не знают, что они Богом любимы без разбора, а я это знаю, и они мне больше не могут быть врагами… Что бы они ни сделали по отношению ко мне или к кому бы то ни было — ни один из этих людей никогда не будет мне врагом; он может оказаться хищным зверем, он может поступить жестоко, он может поступить безумно, но я-то знаю, что у нас один и тот же Отец, что каждый из них — из нас — равно любим, и что нет врагов…
Вам может показаться, что такая реакция, такой ответ души на этот короткий и простой отрывок из Евангелия — детскость, незрелость, — пусть; но я и сейчас думаю то же самое, после того как прошло сорок пять лет или больше. И это одно из самых основных открытий, которые можно сделать в Евангелии: обнаружить, что мы все для Бога — дети, свои; чужих нет. Читая дальше, я обнаружил вторую черту. Опять-таки, мой опыт жизни, хотя не длительный и не очень сложный, явно показывал, что до человеческого достоинства мало кому есть дело. И вдруг я обнаружил, что Бог относится к человеку с глубочайшим уважением, относится к нему не как хозяин к рабу, не как языческий бог к людям, которые ему подвластны, но совершенно по-иному, — и это меня поразило в притче о блудном сыне (Лк. 15, 11–32).
Меня поразила одна фраза и один образ: образ отца. Отец видит издали, как идет блудный сын, который от него отрекся; причем отрекся жестоко, беспощадно, так, как мы отрекаемся порой в молодости, потому что не чувствуем глубины раны, которую наносим. Ведь подумайте о словах блудного сына в начале этого рассказа:
— Отче, дай мне теперь то, что будет моим достоянием, когда ты умрешь… Такая мягкая, простая фраза, но если ее перевести на более резкий язык, это же просто значит: Старик, ты зажился; мне некогда ждать, пока ты умрешь, и я унаследую плод твоих трудов; ты стоишь на моем пути; я хочу быть свободным и богатым. Сговоримся на том, что ты — умер для меня, и давай мне то, что мне причитается, и забудем друг о друге…
И вот этого сына, который совершил как бы метафизическое убийство над отцом, который отца просто исключил из жизни, этого сына ждет отец. Когда он его видит, он спешит ему навстречу; падает ему в объятия; целует его; и дальше идет разговор. В течение всего своего пути блудный сын повторял свою исповедь:
— Отче, я согрешил против неба и перед тобой, я уже недостоин называться твоим сыном, прими меня, как наемника, в свой дом…
Я не знаю, обратили ли вы внимание на то, что отец ему дает сказать все начало этой приготовленной исповеди; он ему позволяет, ему, который его исключил из жизни, извел, он ему позволяет назвать его отцом; он ему позволяет сказать, что он согрешил и на небо, и перед ним; он ему дает сказать, что он недостоин называться его сыном; и тут он его останавливает: потому что недостойным, блудным сыном этот юноша может быть; но перестроить отношения так, чтобы стать достойным рабом — никогда. Этого любовь никогда не допустит, это — невозможная вещь. Пусть он будет недостойным сыном, но он остается сыном — этого не снять, не загладить.
И тут меня поразило то, как Бог относится к нашему достоинству; поразило, что, действительно, по отношению к каждому из нас Он Себя ведет так же: что бы ни случилось в жизни, как бы мы ни поступали, когда мы к Нему подходим и говорим: перестроимся; сыном я уже больше не могу быть, а войдем в какой-то договор; я буду Тебе слугой, я буду Тебе рабом, я буду Тебе наемником, — Бог говорит:
— Нет, не можешь: ты Мой сын.
Раб трудится из страха, наемник — ради оплаты; это все — договор. Сын — на других началах; за любовь не заплатишь, отношения между людьми не выкупишь ничем, не только деньгами. То, что должно идти от сердца, нельзя заменить тем, что идет от труда твоих рук; нельзя сказать человеку: я тебя всем обеспечу, а уж сердце мое тебе не принадлежит… И вот здесь Бог требует от нас, требует беспощадно, с беспощадностью любви, которая знает, что есть вещи, которых купить нельзя или продать нельзя, Он требует от нас достоинства, полного человеческого достоинства; причем Он как бы подчеркивает, что грех, совершённое отречение не разделило отца от сына; сын ушел, — отец остался; он остался верен до конца.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Ожесточи меня - Мишель Хёрд - Современные любовные романы / Эротика
- Мемуары папы Муми-тролля - Туве Янссон - Сказка
- Темнота Крида (ЛП) - Wondrak Cm - Современные любовные романы
- Сводный брат - миллиардер (ЛП) - Коллин Мастерс - Современные любовные романы