Таинство детства БЕСЕДЫ С АРХИМАНДРИТОМ ВИКТОРОМ (МАМОНТОВЫМ) - Виктор (Мамонтов)
- Дата:20.06.2024
- Категория: Религия и духовность / Религия
- Название: Таинство детства БЕСЕДЫ С АРХИМАНДРИТОМ ВИКТОРОМ (МАМОНТОВЫМ)
- Автор: Виктор (Мамонтов)
- Просмотров:5
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тут, конечно, не могу согласиться с остановкой. Но ее нельзя здесь понимать в абсолютном смысле. Просто нужно иногда, действительно, остановиться, чтобы задуматься. Но не оставаться в этом недвижимом состоянии. Заканчивается стихотворение таким призывом:
О, человек, чье имя свято!
Подняв глаза с молитвой ввысь,
Среди распада и разврата, –
Остановись! Остановись!
Т.е. не иди к пропасти, остановись на грани гибели.
Люди, которые хотят понять, что такое красота и смутно ее чувствуют, приходят в Церковь и ищут ее там, потому что красота, предлагавшаяся, например, искусством соцреализма, была обманом. Люди же хотели знать, где найти истинную красоту? И они шли в Церковь. Интуиция им подсказывала, что только там ее можно найти.
Но в храме иногда можно увидеть много безвкусицы: неудачные росписи, искажения в архитектуре, в пении платных хоров, которые не являют красоту, а, наоборот, искажают ее, стараются показать только свои голоса.
И.Г. Беда — не столько в том, что бывают неудачные иконы или архитектура храмов или плохое пение, а в том, что для многих в церкви потерян их смысл. Архимандрит Зинон говорит о том, что икона литургически как бы выпала из церкви. Для многих даже церковных людей она с легкостью заменяется на открытку, лишь бы она была благообразная и «задрапированная». Часто крохотная, чуть ли не с почтовую марку неразборчивая икона обволакивается огромным количеством фольги, мишуры и становится любимой иконой дома или в храме. И если бы это делали только люди, не имеющие воспитания и образования!
Кажется иногда, что церковь, вслед за обществом, тоже в каком–то смысле перешла в постхристианскую эпоху. Она не чувствует нужды в истинной красоте. Речь идет о церкви, конечно, не с большой буквы, а об «эмпирическом» православии, как его назвал однажды один священник. Сможет ли наша историческая церковь преодолеть это или нет, мы не знаем, но детей мы вводим именно туда, другой же у нас нет! И дети начинают знакомиться не с истинной красотой, а с каким–то суррогатом. И воспринимают подмену красоты как норму, вот что ужасно!
О.В. Главное в церкви — это не пение, не икона даже, потому что человек может быть слепым или глухим. Мария Египетская ушла в пустыню. Какие там были иконы? Она предстояла перед Богом. Может быть, ангелы и пели там, и она слышала их пение, это — тайна. Но дело не в этом. Все это — ниже Бога. Самое главное в Церкви — это Христос и человек. Какие у нас отношения со Христом? Живем ли мы с Ним, стал ли Он для нас жизнью, а не просто идеологией? Христианство тоже можно идеологизировать!
Самое главное в нашей жизни — единение со Христом и друг с другом. Мы называем это общением. Я думаю, что сейчас в церкви есть кризис общения. А без общения нет и Церкви. Без общения она может превратиться в религиозное учреждение. Когда нет общения, люди пытаются искать его. Плохо, что они делают это, не начиная с себя. Они ищут внешнего разрешения вопроса — идут в секты или создают общение на таком уровне, на котором нет настоящего христианства.
Современный человек сам себя мучает одиночеством. Но он не одинок, потому что Бог всегда с человеком, с любым: с тем, кто познал Его и с тем, кто не познал. О не познавших Бога, не встретивших Христа и не соединившихся с Ним, о. Александр Мень говорил как о тех людях, которые живут с Богом анонимно, инкогнито. Но наступит время, когда и они встретятся с Богом, и тогда они будут жить не только природной, душевной жизнью, но и духовной — выстроится и горизонталь, и вертикаль. Люди, приходившие в церковь в поисках красоты, часто искали лишь оболочку, но не искали Бога как источника красоты.
Одна женщина мне рассказывала, как она попросила свою подругу отвести ее в церковь, и та привела ее в храм на богослужение, стала с радостью показывать иконы, и говорит:
- Сейчас будут петь Херувимскую, на такой–то распев!
Та смотрела на все и говорит:
- Ты мне показываешь иконы, архитектуру, пение. Но ты мне покажи Церковь!
У нее уже пробуждалось правильное представление о том, что есть Церковь. А ее подруге нечего было показать, потому что она, хотя и ходила в храм, но была одиночкой, ее совершенно не интересовало, кто рядом с ней молится. Она не понимала, что такое общение, не стремилась к нему.
И.Г. Иными словами, Вы утверждаете, что красота, искусство в церкви возродятся после того, как возродится истинное общение — общение в Духе Святом, которое в ранней Церкви называли «общением святых»?
О.В. Человек невоцерковленный не может создать такое произведение, которое могло бы быть признано Церковью как раскрывающее полноту и Истину жизни. Каким бы одаренным человек ни был, он не может быть совершеннее нашего единственного Учителя. Но если все его творчество устремлено к Богу и посвящается Богу, то, даже если нет ощутимой степени совершенства, все равно его произведение духовное и церковное.
Каждый христианин своей жизнью должен быть свидетелем красоты. Красоты Самого Бога. Если человек приходит к Богу, то он понимает, что познание духовного мира выше познания материального мира. Тогда он скажет, как блаженный Августин в «Исповеди»: «Господи, прости, что я возлюбил творение больше, чем Тебя Самого!» Даже из шедевров живописи, литературы, музыки нельзя делать кумира.
Икона как явление преображенного мира
И.Г. Как же вводить детей в эту красоту, чтобы они на ней не остановились, не сделали из нее нечто самоценное, или даже идола, а увидели за творением — Творца?
О.В. Если говорить о той красоте, которую может явить Церковь в искусстве, то это икона. Но превращать икону в идола, как это делают иногда, это грех, ошибка ума человека. То, что мы видим, это не Сам Бог. Бога в иконе нет. Если мы даже видим прекрасную икону, это тоже не Сам Бог, а только знак Его присутствия в этом мире. Икона ничего не изображает, она являет. Она представляет уже преображенный мир. Это — как окно в вечность. Нельзя на иконах изображать не преображенную плоть. Поэтому там не лицо, а лик.
Отец Павел Флоренский в «Иконостасе» дает такую градацию: «Лик — лицо — личина». Чтобы добраться до лика, нужно иметь очень высокое духовное состояние и чистоту сердечную. Нужно не заниматься самовыражением, самоутверждением. Не случайно иконописец не подписывает свою икону. Художник часто с удовольствием ставит свою подпись и хочет, чтобы это заметили. А иконописец икон не подписывает, потому что он не считает ее своим произведением. Он помнит слова Христа, о которых мы уже вспоминали: «Без Меня не можете творить ничего». Бог даровал, а иконописец стал орудием воспроизведения этого дара. Иконописец умаляется перед Богом, и тогда он становится великим.
Когда Афанасия Фета хвалили за его «воздушные стихи», он, имея благоразумие, отводил вежливо эти похвалы и говорил: «Не я, не я, а Божий мир богат». И — никаких кумиров!
Когда человек создает произведения без Бога, то через него могут «проговориться» стихии темные. Марина Цветаева говорила: «Поэт не волен, он — эолова арфа, через него проговариваются стихии. Светлые, темные, демонические — неважно. Он неволен, он — над толпой». Мотив — «Поэт и чернь». А потом, полемизируя с невидимым утешителем, который называет ее стихи божеским делом, Цветаева трезво отвечает: «Если мои вещи отрешают, просвещают, очищают — да, если обольщают — нет, и лучше бы мне камень повесили на шею». Это — по–евангельски. В то же время она отдает себе отчет, что часто в поэзии присутствует и то, и другое: «То же сомнительное пойло, что в котле колдуньи: чего только ни навалено и ни наварено!» Она давала понять, что не писала «чего изволите?», никогда не была ангажирована: «…если есть Страшный суд слова — на нем я чиста». Она была свободна. Но — свободна от мира, а не от себя. Внутренней свободы не обрела и споткнулась. Если бы она отдала душу свою Господу, то Он вывел бы ее из тупика. Но с ее стороны возникало сопротивление, она была занята собой.
Судьба очень драматичная, трагическая, но в ней отражаются судьбы многих поэтов. Люди искусства, будучи гениальными и имея дар от Бога, погибают, оторвавшись от Бога. Этот дар нужно одухотворять, но они не смогли этого сделать, потому что не ушли от себя.
Мы никогда не можем стать вполне святыми, сколько бы мы ни каялись и не причащались. Выходя из крещальной купели, человек не становится совершенным, хотя часто ему кажется: «Какой я сильный!» А потом, когда приходят искушения, чтобы человек увидел свои немощи, он восклицает: «Какой я слабый!» Тогда нужна будет помощь Божия, тогда он будет вопить, стремиться к Богу, тогда он поймет, что не своей силой будет жить, а силой Божией. Человек, пока не поймет этой тайны, хочет жить своими человеческими силами и тем даром, который Господь дал. Да, он может быть гениальным, но может истощиться и потускнеть, если его не одухотворять.
- Повседневная жизнь охотников на мамонтов - Аникович Михаил - Детская образовательная литература
- Савва Мамонтов - Владислав Бахревский - Биографии и Мемуары
- Н В Гоголь, Повести, Предисловие - Владимир Набоков - Русская классическая проза
- Желание и умение делиться душевным теплом - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Науки: разное
- Виктор - Валерий Михайлов - Боевое фэнтези