Человек перед Богом - Сурожский Антоний
- Дата:13.09.2024
- Категория: Религия и духовность / Православие
- Название: Человек перед Богом
- Автор: Сурожский Антоний
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я думаю, что христианин видит свет во тьме. Свет и во тьме светит, и тьма его не объяла (Ин. 1,5) — в двух смыслах: и не приняла, потому что осталась в какой-то мере темной, но и не погасила. Есть китайская поговорка о том, что вся тьма вселенной не может погасить самую маленькую свечку. Это надо помнить. А если есть где-то свечка, то до предела вселенной тьма уже не полная, потому что свет — мы не можем этого воспринять, но — идет, идет, идет в бесконечное пространство. Поэтому мы должны научиться глядеть на самые уродливые ситуации и на самых страшных людей и видеть, где же есть искра света. Ни один человек без искры света не проживет. Она может быть там, где не ожидаешь ее вовсе. Эту искру, может быть, даже светом не сочтешь, но есть какая-то интенсивность жизни, которая дает человеку себя забыть ради чего-то большего; это уже что-то.
Я вспоминаю: во время войны, когда я был на фронтовом пункте, привезли группу раненых; среди них было два умирающих немца, и меня попросили с ними поговорить, потому что я единственный среди врачей говорил по-немецки. Я пошел. Что скажешь человеку, который вот-вот умрет? Я положил руку на плечо и спрашиваю: очень страдаешь? Он на меня посмотрел умирающим взором и сказал: я не чувствую страдания — мы же вас побеждаем… В каком-то плане это было ужасно, потому что он стоял за тьму, но при этом он вырос в такую меру самозабвения, которой он не достиг бы, если бы был лавочником в своей деревне. Поэтому приходится смотреть на человека, забывая иногда, за что он стоит, что он представляет по отношению ко мне или по отношению к моему окружению, и поставить только вопрос: что в нем такое?
Знаете, в защищенном состоянии мы оцениваем вещи по одному, в другом положении мы расцениваем вещи по отношению к себе. Идешь в зоологический сад, смотришь: какой прекрасный зверь тигр! Встретишь его на улице — совершенно забыв его красоту, лезешь на фонарь. Вот так мы в жизни расцениваем людей, события все время по отношению к себе. Этого мы во Христе не видим, этого мы не видим в мучениках, этого мы не видим даже в светских героях духа. Поэтому один мой товарищ, который потом был священником во Франции, мне как-то сказал: когда Бог смотрит на человека, Он в нем не видит ни успехов, ни добродетелей, которых в нем нет, Он видит сияние Своего образа, которое ничто не может разрушить в нем… Это мы видим в святых: они умели посмотреть на грешника, то есть, на нашем языке — на преступника, на негодяя, на врага, назовите как угодно, и все-таки увидеть в нем красоту.
Скажем, к Серафиму Саровскому приходили не только благочестивые люди, приходили и самые неприглядные, и он каждого встречал словами: Радость ты моя!.. Потому что каждого он видел как икону — поврежденную, но как икону, как святыню. Представьте себе, что кто-то дал вам древнюю, освященную столетиями икону, которая пострадала от времени, от небрежения, от ненависти каких-нибудь людей, которым она попала в руки. Вы можете сказать: ничего не сохранилось, остается соскрести остаток и употребить на дрова… — Или можете сказать: Господи! святыня! В какое состояние ее привела человеческая злоба или человеческая небрежность!.. Давай-ка я вгляжусь в ту красоту, которая еще уцелела… И этого может быть достаточно. Сколько у нас икон не реставрированных, где только какой-то участок остался, и как мы в него вглядываемся! И если вглядываться долго-долго и уметь соответственно поступать, то можно из этого маленького участка начать видеть остальное, начинать реставрировать, и вся икона снова оживает.
Так духовник должен бы относиться к духовным детям, но так же мы, христиане, можем относиться, каждый в свою меру, к любому человеку, который к нам приходит и кого мы встречаем. Мы не в состоянии, не умудряемся это делать, потому что нам страшно, так же как, встречая врага, ненавидящего нас человека, мы не умеем видеть, что он человек и что он в большей опасности, чем ты, потому что ты его не ненавидишь, а он тебя ненавидит. Он принадлежит к царству тьмы, ты — нет. В какой-то мере и у тебя есть тени, и у него есть свет, но пропорция в твою пользу.
И мне кажется, что в этом вопрос жизни в любой современности. У нас в Англии — она одна, у вас — другая. Они, конечно, очень разные. Скажем, нападения на нашу веру, на нашу совесть, на нашу нравственность, на наши убеждения проходят иными путями, но не меньше и не больше, потому что, в конечном итоге, хозяин всей этой разрушительной работы тот же самый противник Божий, и он употребляет те приемы, которые пригодны в данной ситуации: кому страх, кому приманка, кому одно, кому другое. С другой стороны, если говорить не об обществе, а о самом человеке, помните слова апостола Павла — он имел право их сказать: Все верующим содействует во спасение (Рим. 8,28). Это не значит, что все им обеспечивает хорошую, легкую или отрадную жизнь, но ничто не может (по его же слову) нас отдалить от любви Христовой (Рим. 8,35). Но это трагическая судьба; мученики это доказали, это доказали преподобные, которые являются как бы мучениками без мучителей, считая своим мучителем все зло, которое в них есть и нападает на них уже душевно, а не телесно. Меня очень поразило, с чем некоторые люди, которые прошли действительно через тяжелые обстоятельства, вышли из них.
Я вспоминаю сейчас одного моего русского друга; он был старше меня лет на пятнадцать по меньшей мере, но относился ко мне с любовью, с теплом. Он был взят в концентрационный лагерь, пробыл там четыре года, у него была всего одна рука и вернулся он в том виде, в каком из лагерей возвращаются. И когда я впервые его встретил, я его спросил: что вы принесли из лагеря? Он мне ответил: глубочайшую душевную тревогу. Я говорю: вы веру там потеряли? Он ответил: нет. Но вот что меня сейчас тревожит: пока я в лагере был предметом всей жестокости и всех опасностей, которые лагерь представлял, я мог говорить Богу: Прости им, они не знают, что творят!.. И я знал, что Бог должен слышать мою молитву, потому что я могу доказать ее искренность тем, что я выношу, что я в опасности смерти, меня бьют, мучают, я голодаю… А теперь я на свободе. Те люди, которые нас так дико мучили, может быть, не раскаялись, не поняли; и когда я молюсь о них Богу, может быть, Бог меня слушает, качает головой и думает: чем же он Мне доказывает искренность своей молитвы? Из такого покоя легко молиться за врагов… Вот все что он вынес из лагеря — тревогу: как ему молиться во спасение мучителей, когда он больше не мученик… Это предельный пример. И когда я говорю, что он четыре года сидел — он мог бы просидеть и пятнадцать, и два, — вопрос в том, как он отозвался на это сидение.
Я видел многих людей не столь ярких, но я полтора года как врач занимался людьми, которые возвращались из лагерей, и многие из тех, с кем я имел дело, сумели в тот момент, когда они забыли о себе и пожалели ближнего, соседа, вырасти в большую меру. Я знаю, например, человека, который половину своего лагерного пайка отдавал более слабым, более голодным — а что оставалось? Многие, наверное, слышали про мать Марию Скобцову, которая вольной волей пошла на смерть, чтобы убедить других, что конец — не смерть, а жизнь. Я получил письмо от женщины, которая была с ней в лагере и была свидетельницей того, как вызвали группу женщин на смерть, и одна из них в отчаянии плакала и рвалась на свободу. Мать Мария к ней подошла и сказала: не бойся, последнее слово — не смерть, а жизнь. Молодая женщина возразила: как я могу поверить в это? И Мать Мария ответила: очень просто — я с тобой пойду!.. И она пошла, лишняя, и умерла; но для этого надо в такой мере себя забыть.
Но каждый из нас может немножко себя забыть в одном каком-то случае, хотя бы на несколько минут, по отношению к одному человеку, — это уже много, потому что сделанное раз можно повторить другой, можно повторить третий. На совершенный поступок никто из нас не способен, но частичный поступок, поступок, в котором достаточно правды и истины, нам доступен, лишь бы не дать себя победить ненавистью, которая рождается большей частью от страха за себя или от принципиальной установки, которую мы часто считаем добродетелью.
- Молитва господня - Митрополит Вениамин - Прочая религиозная литература
- Секреты НЛП из первых рук. Избранные подкасты «Радио НЛП» - Александр Герасимов - Русская современная проза
- Главные молитвы о здравии и избавлении от бед. Как, в каких случаях и пред какой иконой молиться - Ольга Глаголева - Религия
- История русской церкви (Том 4) - Митрополит Макарий - Религия
- Чисто научное убийство - Песах Амнуэль - Классический детектив