Человек перед Богом - Сурожский Антоний
- Дата:13.09.2024
- Категория: Религия и духовность / Православие
- Название: Человек перед Богом
- Автор: Сурожский Антоний
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главное препятствие, которое стоит на пути воспитания сердца, это наш страх перед страданием, перед душевной болью, перед духовной трагедией. Мы боимся страдания, и поэтому мы свое сердце суживаем и защищаем. Мы боимся смотреть и видеть; мы боимся слушать и услышать; мы боимся видеть человека в его страдании и слышать крик его души. И поэтому мы закрываемся. И, закрываясь, мы делаемся все уже и уже, и делаемся пленниками этой нашей закрытости.
Есть замечательное стихотворение Мережковского, которое называется «Кораллы». Там он говорит, что кораллы — самые хрупкие живые существа в море; для того чтобы себя защитить от погибели, они окружают себя этой твердой материей, которую мы и называем кораллами, — и умирают в этой защищенности. Так и человек, который себя защищает от боли, от страдания, от ужаса и страха того, что над ним может совершить чужая скорбь, чужая болезнь, чужая смерть или, в его совокупности, весь ужас земной жизни; такой человек — да, остается защищенным и вместе с этим внутренне умирает.
И вот, чтобы воспитать свое сердце живым, надо перед собой поставить очень остро вопрос: готов ли я допустить в свое сердце любое страдание? Готов ли я сострадать всякому человеку, которому больно, которому страшно, которому холодно, голодно, который ранен жизнью каким бы то ни было образом? Готов ли я сострадать, не разбираясь, прав он или виноват, а ставя только один вопрос: страдает человек или нет? И вместе с тем отзываясь на это страдание всем состраданием, на которое мы способны, и которое, если мы только ему даем волю, будет расти, шириться и охватывать все большее и большее количество боли земной, трагедии земной?
Но это нам всем в той или другой мере страшно. И поэтому мы отзываемся двояко. Мы или закрываемся, закрываем глаза, зажимаем уши, не хотим видеть; или мы перетолковываем: страдает, да! — но кто же в этом виноват? Страдает, да, — но почему я должен отозваться? Разве нет никого другого? Разве он мне самый близкий человек, или я ему? Разве нет никого, кто бы естественно был ему близок?
А второй способ, который мы употребляем для того, чтобы страдание не было таким острым, таким душу разрывающим, это его перестройка на гнев. Легче гневаться на неправду земную, легче гневаться на виновников страдания, а порой на того, кто страдает и требует сострадания, которого мы не хотим давать. Страдать — пассивное состояние; страдать — это значит себя отдать и, как говорится в Евангелии, допустить, чтобы над нами душевно другие сделали, что только они захотят. Гневаться легко; в гневе есть активность, есть правда, есть мнимая, но все же сила. Страдание мы переживаем как бессилие, беззащитность, уязвимость. Гнев мы переживаем большей частью как мужественную реакцию на зло в мире. И этим мы себя лишаем участия в том расположении, в том отношении к миру и к его боли, неизбывной боли, которую мы находим во Христе и в Боге.
Все страдания, которые Он встречал в мире, Христос принял в Себя полным, чистым, душу разрывающим состраданием. И когда это страдание выразилось ненавистью, предельной ненавистью, Он это страдание принял так, как мы видим в течение страстных дней, распятия на Голгофе, смерти и сошествия во ад. Если мы хотим быть Христовыми, мы должны научиться по отношению к страданию каждого человека вокруг нас, каждой твари вокруг нас, всего мира вокруг нас, подобно Христу, допустить это страдание во все наше сознание, чтобы оно проникло до глубин нашего сердца. Феофан Затворник (правда, не о страдании, а о молитве) говорит: надо вонзить ее в свое сердце, как кинжал… Да, вонзить страдание моего ближнего, как кинжал, в сердце, и пусть льется кровь, и пусть пронизывает нас боль, но не отвернуться, не защититься! И только тогда наше сострадание может стать творческим, наше сострадание может быть соучастием в чужом страдании и несением чужого креста. Христос на Себя принял весь ужас отпадшего от Бога мира, принял и понес на Своих плечах. Не согнулись Его плечи; Он был распят.
И мы призваны быть Христовыми. И перед каждым из нас стоит вопрос о нашем страхе перед страданием — своим, не чужим; страхе о том, что нам кажется: если только я откроюсь, если только я услышу, только увижу, только осознаю — мою душу раздерет боль… Начинается же наше соучастие в жизни мира, в жизни человека и в жизни Христа с момента, когда мы говорим: Да! Пусть так будет… Потому что, будь то мир, будь то отдельный человек, будь то какая-то измученная группа людей, принять других значит, употребляя образ Христа, взять другого человека, чужое как будто страдание на свои плечи и этого человека донести до Отчего дома.
Но порой это значит взять человека на свои плечи и вдруг обнаружить, что это не человек, а крест, и что этот крест я должен донести до Голгофы, и что только если я буду распят на нем, только если я буду распят без гнева, без закрытости, отдавая себя до конца, я смогу сказать: Прости ему, Отче, он не знает, что творит…
Вот задача, которая стоит перед каждым из нас. Она начинается в очень малом: просто научиться видеть и слышать то относительное страдание, которое вокруг нас живет и крушит чужие жизни. И вдруг осознать, что если вдвоем нести страдание, то оно пополам делится. И еще: что чужого страдания нет, потому что мы друг другу не можем быть чужими. Помню, будучи в Троицкой лавре, я искал свое место за столом; и один из монахов мне сказал: да садитесь, где хотите! — Я ему ответил: я не хочу сесть на чужое место. — И он на меня посмотрел с изумлением, непониманием, как это может быть, и сказал: так ведь здесь чужих нет — мы все свои!
Есть рассказ об одном праведнике, который молил Бога, чтобы ему было открыто зло в каждом человеке, кого он встречает, с тем чтобы он мог ему помочь. И когда Господь исполнил его просьбу, это оказалось сверх его сил, потому что зло он видел, но по своей духовной незрелости приходил от него в ужас, чувствовал только отвращение, шарахался от людей. Как-то пришел к его старцу человек, прося встречи со старцем. Молодой подвижник, взглянув на него, увидел, до чего он развращен, как он глубоко, глубинно испорчен, и ему сказал: как ты смеешь, такой, как ты есть, предстать перед лицом старца — ты осквернишь его своим присутствием!.. И этот человек ушел. Старец позвал своего ученика и спросил, не приходил ли такой-то человек. — Да. — И почему же его здесь нет? — Я его прогнал… — Старец посмотрел на него и сказал: а ты не думаешь, что это была, может быть, последняя его надежда?.. Молодой подвижник пришел в ужас и стал просить старца, чтобы тот умолил Бога отнять этот дар видения, который ему был дан. Но старец ответил: нет, что Бог дал, того Он не отнимает; но я буду просить Его, чтобы каждый раз, когда ты видишь зло в другом человеке, ты его переживал бы, как собственное, потому что ты и он — члены одного сложного тела человечества… И дальше идет рассказ о том, как, странствуя, этот молодой подвижник пришел в какое-то место и попросил ночлега, вернее попросил, чтобы его пустили в дом и дали уголок, где он мог бы молиться. Он не просил о ночлеге, не просил о еде — только о молитве. Хозяин дома изумился, и когда тот, войдя в маленькую клеть, начал молиться, стал прислушиваться. Хозяин был человек злой, исполненный греха; и вдруг он слышит, как этот странник молится со слезами и исповедует перед Богом все его грехи, как будто они были совершены самим странником. Он прислушался и вдруг увидел себя глазами праведника; и пришел в ужас о себе и начал вместе со странником каяться и плакать. И когда молодой подвижник-странник кончил свою исповедь, человек был исцелен.
Вот о чем идет речь, о какой подготовке сердца нам надо думать для того, чтобы наше сердце и сердце Божие бились как бы вместе, в унисон, чтобы была гармония между нами и Тем Богом, Которого мы исповедуем. Ведь на каждой литургии провозглашается: Возлюбим друг друга, да единомыслием исповедуем Отца и Сына, и Святого Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную…, - и вслед за этим мы поем Символ веры. Не значит ли это, что исповедовать Бога любви и оставаться чуждым той крестной, распятой любви, которая нам явлена во Христе, — просто ложь? И что если мы не можем друг к другу — и не только в этом храме, стоя рядышком — так относиться, как к нам относится Господь, то провозглашая нашу веру в Бога, Который есть любовь, мы лжем? Это очень, очень страшно.
- Молитва господня - Митрополит Вениамин - Прочая религиозная литература
- Секреты НЛП из первых рук. Избранные подкасты «Радио НЛП» - Александр Герасимов - Русская современная проза
- Главные молитвы о здравии и избавлении от бед. Как, в каких случаях и пред какой иконой молиться - Ольга Глаголева - Религия
- История русской церкви (Том 4) - Митрополит Макарий - Религия
- Чисто научное убийство - Песах Амнуэль - Классический детектив