Форма входа
0/0
Польский всадник - Антонио Муньос Молина
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Польский всадник
- Автор: Антонио Муньос Молина
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Польский всадник - Антонио Муньос Молина. Жанр: Современная проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Польский всадник - Антонио Муньос Молина:
Самый известный роман Антонио Муньоса Молины.Книга, ставшая бестселлером не только на родине автора и во всех испаноязычных странах, но и в Италии, Франции, Нидерландах и Германии.Завораживающие картины жизни маленького провинциального городка сплетаются в летопись, где смыкаются психологический и магический реализм. Сплав юмора и трагизма, чувственности и подлинно высокой философии в лучших испанских традициях!
Читем онлайн Польский всадник - Антонио Муньос Молина
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Я был изолирован в своей кабине над залом, где проходил международный конгресс по туризму – такой же далекий для меня, как жизни отдельных людей для космонавта, видящего из своей капсулы лишь синие пятна континентов. Я чувствовал себя более незаметным и отчужденным, чем когда бы то ни было, потому что в тот день был мертв и переводил, будто печатая на машинке, не глядя на клавиатуру и бумагу. Пока мой голос дублировал другой, мои глаза выбирали вдалеке женщин: размытые черты ассистенток, темные или белокурые шевелюры, блестящие под лампами, профили, дорисованные воображением, скрещенные ноги. Я искал и выбирал без желания и, слыша в наушниках женский голос, пытался угадать, какому лицу он принадлежал. Потом, во время перерыва, бродил по коридорам и вестибюлю, и голова кружилась от бесконечного разнообразия и в то же время одинаковости лиц, которую они всегда приобретают в зданиях международных организаций. Я обращал внимание на всех, особенно на женщин: дам в деловых костюмах, с кожаными портфелями и начесанными волосами, высоких белых скандинавок, индианок с красным кружочком на лбу и плеером, прикрепленным к поясу сари, южноамериканок с низкими бедрами и широкими скулами, длинноногих ассистенток в темных колготках, с платками на шее и в туфлях на шпильках, говоривших со снисходительным носовым произношением квартала Сала-манка, широкоплечих женщин-фотографов, с презрительным выражением лица и сигаретой во рту. Я смотрел на всех женщин, а они проходили мимо, не замечая меня или лишь на секунду задерживая на мне взгляд. Наверное, это единственно, в чем я неутомимо упорствовал всю свою жизнь: смотреть на женщин, вдыхать аромат их духов, наблюдать, как они одеты или обуты, как держат бокалы или сигареты, как кладут ногу на ногу или облокачиваются на барную стойку, в какой цвет выкрашены их ногти или волосы. Я смотрю на женщин, сидящих рядом со мной в автобусе, врывающихся за секунду до того, как водитель закрыл дверь и отъехал от остановки, женщин, проходящих мимо по тротуару, улыбающихся с цветных обложек журналов и рекламных снимков, спешащих рано утром к лифтам офисов, лениво глядящих в окно такси, остановившегося рядом с моим на светофоре. Женщин, влезающих босиком на витрину магазина, чтобы заменить одежду на манекене, и улыбающихся мне, когда я поднимаюсь по трапу в самолет, как будто они действительно рады меня видеть.
Я взглянул на блондинку в темно-зеленом габардиновом плаще, с короткими растрепанными волосами с тем же быстрым и пристальным вниманием, с каким смотрю на всех женщин, спрашивая себя: не она ли – женщина всей моей жизни? Привычка смотреть и выбирать стала инстинктивной, и в то утро тоже не оставила меня: страстная влюбленность, не длящаяся и трех минут песни, внезапный восторг, уничтожаемый чрезмерной твердостью походки или жестким выражением рта. Но я не уверен, что обратил на эту блондинку особое внимание и она понравилась мне с первого взгляда: она не казалась эффектной или более высокой, чем остальные женщины, и в ее лице не было легкой бледности, привлекавшей меня уже с одиннадцати-двенадцати лет. Но она выделялась издалека своей ленивой походкой: не медленной – потому что я видел, как быстро она вышла из зала для журналистов, словно куда-то опаздывая, – а небрежной, словно она была уверена, что место не исчезнет, если человек появится там на четверть часа позже, а поезда не уходят на полминуты раньше только для того, чтобы вероломно оставить человека на перроне. Она не была одной из тех женщин, которые оставляют за собой оскорбленный след мужских взглядов, по крайней мере не тогда, с лицом, самоуверенно предупреждавшим, что человек, однажды взглянувший, уже никогда не сможет ее забыть. Она шла с независимым видом и небрежной быстротой, опустив голову и засунув руки в карманы мужских брюк; полы плаща летели вслед за ней, как будто развеваясь от скорости ее движения, и, возможно, единственным, почему я ее выделил, было то, что она посмотрела на меня. Она шла, разговаривая с фотографом и улыбаясь его словам, и глядела на меня задолго до того, как поравнялась со мной. Это было потом самое отчетливое воспоминание: улыбающиеся красные губы, преображенное смехом лицо, повернутое к спутнику, и взгляд, устремленный на меня, живые карие глаза под темными бровями. Когда она проходила мимо, не сводя с меня глаз, словно собираясь спросить, не знакомы ли мы, я прочитал на ламинированной карточке ее имя – Эллисон. Ее улыбка отыскала меня через несколько часов в кафе, когда она прошла между столов с пластмассовым подносом в руках, ища свободное место. Бесполезно: столовая была полна дисциплинированных и прожорливых участников конгресса, размеренно двигавших челюстями, не размыкая губ, и обращавшихся с ножами и вилками как с асептическими пинцетами. Эллисон пришла слишком поздно, самой последней, за минуту до закрытия самообслуживания. Однако обстоятельства, враждебные ко мне даже в мелочах, подчинялись ей, и, едва она принялась искать место, директор шведского туристического агентства, обедавший напротив меня, поднялся. Эллисон несла в руках не только поднос: под одним локтем она зажимала короткую черную шаль и сложенный плащ, под другим – папку, полную фотокопий, а в складках плаща в ненадежном равновесии лежали крошечный диктофон и американский журнал. Однако ничто не падало. Я бы уронил все это и покраснел от стыда, глядя на лежащие под ногами осколки тарелок и бутылок, а участники конгресса, перестав есть, оборачивались бы, чтобы взглянуть на меня. Я встал и спросил по-английски, могу ли ей помочь, а она, не выпуская из рук подноса, указала мне на папку и плащ, уже выскальзывавшие из-под ее прижатых локтей. Наклонившись к ней, я почувствовал запах туалетной воды и помады и заметил черный бюстгальтер под серым полосатым пиджаком с большими подплечниками. Разве я не видел на ней раньше белую рубашку и галстук? Я назвал ее по имени, чтобы показать, что еще раньше обратил на нее внимание, и она очень удивилась. Эллисон спросила мое имя и профессию. Она говорила по-английски с американским акцентом Восточного побережья, однако в ее произношении сквозила какая-то двойственность, помешавшая мне точно определить место ее происхождения. Периодически она работала на издание, специализировавшееся на элитном туризме, но не считала, что может с полным правом называть себя журналистом. Пожав плечами, Эллисон сказала, что в действительности вообще не может с точностью определить, кто она. Я решил, что ей чуть больше тридцати, но иногда, особенно когда она пристально смотрела на меня или улыбалась, будто забыв про вилку или стакан пива в руке, она казалась намного моложе – может быть, из-за напряженности своего внимания. Несомненно, она была не англичанкой, по крайней мере на это указывали ее глаза и акцент. Ее волосы, подстриженные горизонтально над бровями и на уровне подбородка, обрамляли лицо. Очень густые и слегка растрепанные, они иногда закрывали скулы, отчего черты казались более тонкими. Эллисон расспрашивала, откуда я родом, где живу, какая у меня работа, сколько времени я собираюсь пробыть в Мадриде, и слушала очень серьезно, кивая головой и без аппетита ковыряя вилкой салат, как нервная и много курящая женщина. Выражение ее лица быстро менялось: она на секунду задумывалась, вытирая губы, глядя в тарелку или на кончик вилки, и внимательный блеск ее глаз исчезал, однако она тотчас откидывала волосы и снова улыбалась, будто предыдущего выражения вовсе и не было. В Эллисон почти одновременно сочетались энергия и леность, скука и интерес, два лица – усталая, рефлектирующая женщина, с безукоризненной добросовестностью выполняющая свою работу, и девушка, готовая удивляться. У нее были накрашены глаза и губы, но не ногти – короткие и розовые. Она пила кофе, курила предложенную мной сигарету и слушала меня, слегка откинувшись на стуле и прикрывая глаза, словно мы были одни в тишине, а не в огромной столовой, где звучали разговоры на разных языках, стучали тарелки и приборы. Обед, вино, тепло, присутствие и взгляд этой женщины, с которой я познакомился меньше получаса назад, приглушали чувство изолированности и отчужденности, но не порожденную близостью смерти ирреальность всего вокруг и меня самого. Я что-то рассказывал Эллисон и слышал, что мой голос звучит так же, как когда я разговариваю в одиночестве. Я смотрел на ее губы или вышитый край бюстгальтера, видневшийся из-под пиджака, когда она наклонялась вперед, прикуривая от моей зажигалки, и находил ее очень привлекательной. Но меня не сводила с ума возможность обладать ею, и я не чувствовал стеснения в груди, возникающего, когда мужчина начинает осознавать, что его желает женщина, которую он еще даже не целовал.
За Эллисон пришел фотограф, и она попрощалась со мной, протянув руку – теплую, мягкую и энергичную, с тонкими пальцами и узкой ладонью. Я не могу без волнения дотрагиваться до женской руки, даже если это случайное и быстрое прикосновение кассирши, дающей мне сдачу в супермаркете, или незнакомой женщины, которой я помогаю подняться на подножку поезда. Горячее мгновение откровенной и в то же время невинной близости чужого тела, как будто ладонь содержит в себе крупицу нежности, условный знак, не нуждающийся в расшифровке, сам по себе являющийся обещанием и наградой. Эллисон старательно собрала весь свой арсенал: папку, сумку, шаль, плащ. Она чуть не забыла диктофон, вернулась за ним и уронила на пол фотокопии. Я помог ей собрать их, и она расхохоталась, когда мы встретились на корточках под столом, с пачками листов в руке. Я проводил Эллисон взглядом, когда она шла рядом с фотографом – очень высоким бородачом в безрукавке и с хвостиком, и поймал себя на том, что с досадой и почти враждебностью к нему размышлял, не любовники ли они. Мне не нужно быть влюбленным в женщину, чтобы ревновать ее: даже если она мне слегка нравится, я начинаю чувствовать себя оскорбленным и смотреть с предубеждением и злобой на любого идущего рядом с ней мужчину. Я больше не видел Эллисон ни в зале во время дневных заседаний, ни в вестибюле и кафе. Два-три раза я принял за нее другую блондинку, издалека походившую на нее. Уже вечером, оставляя Дворец конгрессов с затуманенным от сонливости сознанием, я думал, что хочу спать сильнее, чем встретиться с ней. Но Эллисон сказала, что остановилась в той же гостинице, что и я: поскорее уйти, съесть что-нибудь легкое в баре и выпить рюмку до того, как отправиться спать пораньше, по североевропейскому обычаю, – все это позволяло мне продолжать искать ее, не признаваясь себе открыто в желании увидеть. Я услышал ее смех, как только вошел в отель, когда поднимался по мраморной лестнице к стойке администратора. Эллисон окликнула меня по имени, я притворился сначала, будто не слышу, а потом поприветствовал ее жестом, тотчас показавшимся мне совершенно нелепым. С ней, конечно же, был фотограф, обнимавший ее за плечи своей мерзкой рукой и поспешно подносивший зажигалку каждый раз, когда она брала сигарету, хотя сам он не курил. С ними был еще толстяк с белыми волосами и солидными манерами, не снявший с отворота пиджака ламинированную карточку участника конгресса и оказавшийся знатоком американцев, путешествовавших по Испании, – от Вашингтона Ирвинга до Эрнеста Хемингуэя. Когда я пришел, они ужинали: Эллисон представила меня, и толстяк предложил мне сесть с ними. Через несколько минут я открыл две вещи: фотограф оказался гомосексуалистом, что было значительным облегчением, а толстяк, консультант или руководитель журнала, где работала Эллисон, не собирался умолкать весь вечер, по крайней мере пока не выплеснет на нас всю свою эрудицию, до последнего примечания внизу страницы. Он знал все, побывал повсюду, даже в Махине, и очень удивился, узнав, что я оттуда. Он объездил все дороги и мотели Испании, пожирая все местные блюда и участвуя во всех празднованиях Страстной недели, Дня святого Фермина, арабских и христианских праздниках, ни во что не вникая и выучив лишь два-три испанских слова, которые произносил с отвратительным акцентом. Толстяк рассказывал нам о своих женах – второй, третьей и четвертой – с гадким отсутствием стыдливости, называл Хемингуэя Папой и Стариком, как будто они были закадычными друзьями и не раз стояли плечом к плечу у барьера арен для боя
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Польский всадник - Антонио Муньос Молина бесплатно.
Похожие на Польский всадник - Антонио Муньос Молина книги
- Под покровом ночи - Линда Ховард - Остросюжетные любовные романы
- Безумие.Боль (СИ) - Ирина Разумова - Современные любовные романы
- Безумие с марса(Марсианин) - Клиффорд Саймак - Научная Фантастика
- Али-Баба и сорок разбойниц - Дарья Донцова - Иронический детектив
- Восход Третьей Луны - Виолетта Иванова - Любовно-фантастические романы
