Плоть и кровь - Майкл Каннингем
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Плоть и кровь
- Автор: Майкл Каннингем
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Временами ему нравилось, что она такая большая и странная. Временами же он горестно сожалел о красоте, которая прошла мимо него, о паре тонких плеч над вырезом вечернего платья.
Он вовсе не хотел, чтобы Магда чувствовала себя несчастной. Не хотел обижать ее. Ну да, верно, бывало, он выходил из себя. Такой уж у него характер. Но после же всегда извинялся. Так ли уж непростительно слово, которым он обозвал ее на званом обеде Фонда здорового сердца? Свиньей обозвал, все верно, но ведь он же был пьян. И посопел еще, точно свинья у корыта. Ну так это он пошутил, просто пошутил.
— Вот, значит, чего ты хочешь? — Она, пьяно пошатываясь, вошла в парадную дверь дома, споткнулась на первой же ступеньке лестницы, платье ее лопнуло, и Магда медленно осела на мрамор, придерживая разорвавшуюся ткань обеими руками — так, словно это была ее разодранная кожа.
— Я хочу лечь спать.
Он стоял на чистых белых мраморных плитах, тоже далеко не трезвый, не вполне понимающий, как ему удалось довести машину до дома.
— Свинья. По-твоему, я свинья. — Она заглянула в дыру на платье и встала на жестком полу на колени.
— Я пошутил, ты что, шуток не понимаешь? Ну перебрал я сегодня, ну так вызови полицию.
— Ты устроил все это, чтобы тебе можно было шутить надо мной. Вот, значит, зачем.
Тушь на ее глазах размазалась, волосы смялись. Стоявшая на коленях посреди складок своего платья, она походила на огромное увядшее подводное растение.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он пошел к лестнице. Пусть разоряется, он слишком пьян и слишком устал, чтобы пытаться вникнуть в чушь, которую она порет.
— Это. Вот это все. — Она раскинула руки, толстые, но сильные. И помахала ими по воздуху. — Все это.
— Я иду спать.
— Устроил это все, чтобы унизить меня. Женился на мне, выстроил этот дом, чтобы можно было водить меня на приемы и обзывать свиньей.
— Совсем ты спятила, вот что.
Однако подумал он другое: в ее словах есть какая-то бредовая правда. Сумасшедшая баба говорит начистоту, потому что лишилась представления о том, что можно, а чего нельзя.
А он был просто пьян. Оба они были пьяны.
— Я твоя свинья, — продолжала она, — а это мое стойло.
Он обогнул ее, начал подниматься по лестнице.
— Это называется хлевом, — сказал он. — Когда ты наконец научишься говорить по-английски?
— Ты ублюдок. Ублюдок.
Смешно — она называет его ублюдком. Ладно, чего там, он напился. К тому же, он знал, это Магда в кино лишнего ума набралась. Увидела в каком-то фильме роскошную бабу, которая опускается на пол у огромной изогнутой лестницы и называет мужа ублюдком. Надо же, у нее даже акцент куда-то пропал. И Константин рассмеялся. И пошел в спальню.
Следующие три дня он провел не поднимаясь с колен. Магда такие штуки запоминала надолго. Хранила их и берегла. Никакие, даже самые слезные, мольбы о прощении, никакие, даже самые дорогие, подарки душевного покоя ей не возвращали. Она питалась негодованием и обидой, жила в маленьком, невидимом домике, который возвела посреди их большого дома. И жила в нем одна. Трехдневными извинениями разрушить его до конца было невозможно. И новыми часиками от «Картье» тоже. В конце концов домишко обветшал сам собой, как это всегда и бывает, хотя время от времени Магда, возвращаясь домой с новым платьем или туфельками, говорила: «Смотри, что купила сегодня твоя свинья». Константин лишь улыбался. Обида Магды уже вступила на путь, в конце которого она обратится в нежное воспоминание об одной из горько-сладких перепалок, знакомых любым супружеским парам.
Время от времени, по вечерам, он заезжал в один из своих новых районов. В вечерней мгле они выглядели поприличнее. Изжелта-зеленая или просто желтая окраска домов не так сильно лезла в глаза; темнота размывала очертания сооруженных на лужайках пагод и алтарей Девы Марии. Проезжая через эти районы, он улавливал ароматы странной кухни, слышал музыку, почти не походившую на музыку. Он не испытывал к жившим здесь людям ни ненависти, ни любви. Просто наблюдал за ними, а когда его наконец одолевала усталость, возвращался домой.
В один из таких вечеров — поздно, уже после десяти — он остановил машину и, просидев в ней какое-то время, вдруг обнаружил, что по другую сторону улицы сидит на краю тротуара маленький мальчик. Кожа у мальчика была такая темная, что он сливался с сумраком. Надвигалась холодная октябрьская ночь, однако мальчик сидел на камне в одних трусах и жалкой маечке, дрожа, подтянув колени к груди. Лет ему было пять-шесть, никак не больше.
Константин опустил стекло.
— Эй, — сказал он.
Мальчик смотрел на него и молчал. Не черный. Может быть, индеец. Но очень смуглый.
— Эй, — повторил Константин. — Тебе домой не пора возвращаться?
Мальчик продолжал смотреть на него с немым непониманием. Может, он не говорит по-английски?
Константин вылез из машины. Перешел улицу, остановился перед мальчиком.
— Я с тобой разговариваю, — сказал он. — Понимаешь? Ты слышал, что я сказал?
Мальчик серьезно кивнул.
— Ты где-то здесь рядом живешь? — спросил Константин.
Мальчик снова кивнул.
— А твои родители знают, где ты?
На этот раз мальчик не кивнул. Просто сидел и смотрел на Константина.
— Иди домой, — сказал Константин. — Поздно уже. Да и холодно.
Мальчик не шелохнулся. В воздухе веяло странным пряным ароматом — перца, к которому примешивалось что-то еще, напоминавшее Константину запах мокрой собаки. Ему показалось, что откуда-то издали донесся обрывок негритянской музыки, которая никакой музыкой не была — просто несколько негритосов выкрикивали оскорбления по адресу белых людей и кто-то из них лупил по барабану.
— Иди домой, — повторил Константин. Мальчик смотрел на него со странным добродушием — так, точно Константин попросил его о какой-то непонятной услуге, которую мальчик и рад бы ему оказать, да не может.
В конце концов Константин вернулся в машину, включил двигатель. Потом высунулся в так и оставшееся открытым окошко и сказал:
— Если хочешь, могу подвезти тебя до дома.
Мальчик продолжал дрожать, продолжал смотреть на Константина.
— Ну ладно, как знаешь, — сказал Константин.
Он нажал на педаль акселератора и уехал. Не позвонить ли мне куда-нибудь? — подумал он, но решил, что не стоит. Кто знает хоть что-нибудь об этих людях? Может, у них принято позволять детям гулять по ночам почти голым? Может, это одна из тех заграничных традиций, которые положено уважать, из тех, о которых вечно распространяется Билли? Как он это называет? Что-то там центричное. Не будь каким-то там центричным. Ладно, не буду. Повернув за угол, Константин проехал сквозь струю музыки, вот этих самых ритмичных негритянских выкриков, летевших из дома, выкрашенного, точно гигантский торт, в розовую и коричневую краску. Слов он на таком расстоянии не разобрал — скорее всего, они содержали обращенные к черным парням советы стрелять в копов, насиловать их жен и вообще спалить весь мир дотла. Возможно, ему еще повезло, что мальчишка не вытащил пистолет и не пристрелил его. Он ехал, выбираясь из своего района, из музыки, и говорил себе, что больше приезжать сюда затемно не станет. А доехав до своего дома, остановил перед ним машину и внезапно понял, что покидать ее прямо сейчас ему неохота. Он закурил последнюю сигарету и сидел, пока не увидел Магду, большую и гневную, прошедшую в ночной сорочке мимо окна спальни держа в руке немецкую газету, на которую он подписался по ее настоянию, и уплетая что-то, смахивавшее на сэндвич с салями.
У тебя есть работа, есть любовь — или что-то вроде нее. Ну и не обращай внимания на мелкие неприятности.
А кроме того, была еще Зои. Позволить себе слишком много думать об этом он не мог. И никогда не спрашивал у нее, как она это подцепила. Просто не хотел знать. Выглядела она неплохо, совсем как раньше, так что половину времени он вообще об этом почти не вспоминал. Не все же от него умирают. Врачи ищут лекарство. Он стал чаще приглашать ее в свой дом, и обычно она приезжала с охотой. Чтобы помочь ему с огородом, так он говорил, и Зои почти никогда не отвечала отказом. Константин знал, как она скучала, сидя в своем городе, по возне с огородом. Иногда она приезжала на поезде одна, иногда привозила с собой мальчишку. Что он тут мог поделать? Мальчишка был неплохой, тихий, умел сам найти себе занятие. Константин гадал, когда он начнет слушать кошмарную негритянскую музыку, когда вернется домой из школы с пистолетом. Но старался и об этом помногу не думать. Он и Зои проработали в огороде всю весну, лето и осень. Огород у него был отличный, защищенный травянистым склоном холма, другая сторона которого резко обрывалась в Атлантику. Константину пришлось пригнать сюда два грузовика хорошей земли, потому что в такой близи к океану ни хрена не росло. И огород расцвел, частью благодаря привозной почве, частью — пестицидам и удобрениям, которыми Константин потчевал его в отсутствие Зои. Она подобные дела не одобряла, так зачем же ей о них говорить? Пусть себе думает, что латук, фасоль, помидоры так хорошо принялись и листья у них такие блестящие и красивые лишь потому, что за ними любовно ухаживали. Когда Константин копался с ней в огороде, в нем что-то менялось. Он начинал чувствовать, что правильно прожил жизнь. Разбил огород для больной дочери. Дал ей возможность любоваться океаном.
- КНИГА ДУХОВ СТОЯЩИХ КАМНЕЙ - Скотт Каннингем - Эзотерика
- Мужчина из тьмы - Татьяна Лебедева - Современные любовные романы
- Вместо свадьбы - Кристин Лестер - Короткие любовные романы
- Виктор Орлов - Тигр Внутреннего Разрыва - Виктор Орлов - Психология
- Увидеть лицо - Мария Барышева - Ужасы и Мистика