Чары. Избранная проза - Леонид Бежин
- Дата:18.09.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Чары. Избранная проза
- Автор: Леонид Бежин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Чары. Избранная проза" от Леонида Бежина
📚 "Чары. Избранная проза" - это захватывающая аудиокнига, которая погружает слушателя в мир загадочных чар и волшебства. Главный герой книги, о котором пойдет речь, сталкивается с таинственными силами, которые изменят его жизнь навсегда.
🔮 Волшебство, интриги, история и любовь переплетаются в этой увлекательной аудиокниге, созданной талантливым автором Леонидом Бежиным. Каждая глава книги открывает новые грани магии и приключений, заставляя слушателя держать дыхание до самого финала.
🎧 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения разных жанров, чтобы каждый мог найти что-то по душе.
Об авторе
Леонид Бежин - талантливый писатель, чьи произведения завоевали сердца миллионов читателей. Его книги полны загадок, тайн и неожиданных поворотов сюжета. Бежин умеет заставить читателя поверить в волшебство и магию слова.
Не упустите возможность окунуться в увлекательный мир аудиокниги "Чары. Избранная проза" и ощутить на себе всю силу волшебства!
🔗 Слушайте аудиокниги категории Современная проза на сайте knigi-online.info и погрузитесь в мир литературных шедевров!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава девятая
ПРИЧУДЛИВО СОВПАДАЮ
Мы с ней близнецы
Расскажу о последнем превращении моей любви и жалости. Последнем и настолько странном, даже загадочном, насколько загадочной и странной бывает самая обычная жизнь. Осознаю ли я до конца смысл этого превращения? Вряд ли, но порою меня охватывает смутная и тревожная догадка, что я когда-то уже жил в этих комнатах под именем моей матери, мое детство было неким заранее предопределенным повторением ее детства, и мы с ней близнецы — если не во времени, то в пространстве. Поэтому, слыша рассказы людей, помнивших мою мать таким же пятилетним ребенком, каким и я был когда-то, я чувствую себя ею, и пространство наших комнат, кухни и длинного коридора, где по-прежнему обитает вездесущий Колидор Николаевич, наконец приобретает еще одно таинственное измерение, именуемое временем, и я нынешний причудливо совпадаю с ней тогдашней…
Когда Ангелину, завернутую в пеленку и укутанную байковым одеялом (или меня, завернутого и укутанного), впервые положили на диван и над ней склонились головы счастливой родни, она лишь слегка наморщила красное личико, испуганная возникшим шумом и готовая заплакать. Но, углядев в руках отца погремушку, улыбнулась младенческим, беззубым ртом, пуская слюни, засмеялась глазами и выронила соску. «Этому ребенку меланхолия не грозит», — единодушно признали собравшиеся, награждая новорожденную градом воздушных поцелуев и ответными улыбками, призванными запечатлеть в ее сознании их восторженную любовь, умиление, мление и обмирание. И действительно, чем быстрее подрастала Ангелина, превращавшаяся из новорожденной, из младенца в девочку-бутуза с круглыми, покрытыми комариными укусами коленями, тугими загорелыми икрами, обтянутыми белыми гольфами, резко обозначенным началом пробора над упрямо наморщенным лбом и розовыми ногтями на пухлых маленьких пальчиках, тем заметнее становилась ее непохожесть на лежебоку мать и чернокнижника отца.
Естественно, что при таких наклонностях родителей хозяйством в доме никто не занимался, пыль с мебели почти не стирали, цветы в горшках забывали поливать, а выметенный из углов сор чаще всего заметали в щель пола. Но об Ангелине — куколке, ангелочке (недаром ей выбрали это имя), сказочном создании — радели и заботились всей душой. Для нее покупали молоко у самой дорогой молочницы Труни, стучавшей по утрам в дверь со своими бидонами, усадив на детский стульчик и повязав кружевную салфетку, кормили манной кашей с озерцом клубничного варенья посередине, поили клюквенным морсом и каждый день давали ложку маслянистого рыбьего жира. Ее белые гольфы и платья с оборками мать стирала в большом тазу, погружая по локоть руки в хлопья серой мыльной пены, сушила на протянутых под потолком веревках и гладила громадным железным утюгом, похожим на готический замок с башнями и бойницами. Гулять ее водили не в шумный проходной двор соседнего дома, а в тихий палисадник, отгороженный от улицы высоким забором, и аккуратная старушка-няня в круглых очках следила за тем, чтобы она дружила только с хорошими девочками — такими же чистенькими, вежливыми и послушными.
Любимица коммунальной квартиры
Куколка, ангелочек, она была любимицей всей коммунальной квартиры. Едва лишь вспыхивали бледным утренним светом лампы под газетными абажурами, начинали коптить примуса на кухне и накаляться докрасна чугунные дверцы изразцовых печей, за которыми потрескивали сухие дрова, в коридоре слышался ее топот, удары мяча об пол и об стену, прыжки через скакалку и хлопки в ладоши. И тотчас же тихонько раскрывались двери комнат. И Ангелину приглашали — погладить по голове, усадить в уголок дивана, задать несколько вопросов, которые обычно задают детям («Это что же, твоя дочка? — показывая на куклу. — И как же зовут твою дочку?»). Да, погладить, усадить и угостить — творожным сырком в корзиночке, шоколадным или цукатным, пирожными из Столешникова переулка, конфетами «Деликатес», «Театральный набор», «Золотой петушок» или «Карнавал» (моим любимым лакомством была горбушка белого хлеба, посыпанная сахаром).
Ангелина охотно отзывалась на приглашения, не испытывая при этом ни малейшей застенчивости, и после привычного поглаживания по голове, вызывавшего на ее лице терпеливо-выжидательную мину, бухалась на диван и бойко, задиристо — с лукавым жеманством ребенка, знающего, что ему все простится, отвечала на вопросы взрослых. Отвечала, а сама незаметно косилась на стены, столы и подзеркальники, отыскивая взглядом разные штучки, затейливые вещицы, которые можно было бы взять, подержать в руках, подробно рассмотреть и даже понюхать, если это флакон из-под духов «Звездочка» или «Шутка», аптечный пузырек, картонная коробочка из-под лекарства, обтянутая резинкой. Конечно же, такие вещицы находились, и Ангелина осторожно тянула к ним руку, стараясь не выдать своего нетерпения и не показаться нескромной, невоспитанной, хватающей все руками:
— А можно?..
— Разумеется, можно, деточка, — отвечали ей, и хозяйка затейливой вещицы сама вручала ее гостье. — Вот посмотри-ка… посмотри…
И Ангелина смотрела, трогала, самозабвенно подносила к носу и втягивала незнакомый, загадочный, кружащий голову запах. При этом ее лицо выражало такую восторженную радость, что хозяйка снисходительно, с интригующей небрежностью улыбалась и спрашивала:
— Нравится? Ну, хочешь, золотко, я тебе ее подарю?
При этих словах Ангелина вся краснела от удовольствия, блаженно зажмуривалась, замирала, не решаясь сознаться в том, что она хочет («Просить чужие вещи невежливо», — всегда наставляла мать), и упорно молчала до той поры, пока хозяйка сама не отгадывала ее заветное желание и не дарила ей вещицу.
— Хорошо, хорошо, бери.
— Это мне?
— Тебе, тебе.
— Это теперь мое?
— Да твое же, твое!
— Насовсем?
— Насовсем, насовсем, господи! Конечно, насовсем! Не буду же я отнимать!
— Спасибо, — лепетала в ответ Ангелина и, чувствуя панический ужас от мысли, что ее могут еще немного задержать и тем самым сделать вынужденным и бесцельным пребывание в гостях, которое до получения подарка было таким желаемым и сосредоточенным на одной цели, выбегала вон из комнаты.
— Ну, что ты у меня за попрошайка! Неужели тебе мало своих игрушек! — стыдила Ангелину мать, встречая ее в дверях запыхавшуюся от бега, с завернувшимся кружевным воротничком платья, прилипшим к щеке, и тем выражением озабоченности на лице, которое заставляет, спасаясь от одной опасности, не замечать другую.
Застигнутая врасплох, Ангелина прятала за спину руки, державшие новый трофей, переминалась с ноги на ногу, глубоко вздыхала и с усилием морщила лобик, стараясь выглядеть такой, какими и должны выглядеть в глазах взрослых непослушные дети, раскаявшиеся в совершенном проступке.
Горбушка, посыпанная сахаром
— Прости, пожалуйста, — шептал я как можно более тихим голосом, и глаза мои часто-часто моргали, словно я готов был разрыдаться, если моя униженная просьба о прощении не заставит мать смягчиться и проявить снисходительность. — Мамочка, прости, прости, — просил я уже настойчивее, с капризными нотками в голосе, как, будто медлительность матери давала мне право требовать и настаивать на своем. — Прости, я больше не буду, — наконец произносил я привычную и заученную фразу, безошибочно угадывая тот единственный момент, когда ее нужно было произнести, чтобы она произвела на мать безотказное воздействие.
И действительно, после этой фразы наступало недолгое молчание, означавшее, что мать погружена в раздумье, которое обещало разрешиться в пользу сына, а затем она тоже вздыхала и тоже произносила привычную фразу:
— Ладно, горе мое. Прощаю. Прощаю в последний раз.
При этом она примирительно притягивала меня к себе, целовала в макушку и разглаживала на плече завернувшийся воротничок матроски. Но строгая искорка во взгляде и чуть-чуть сдержанная улыбка напоминали о моей вине, и я понимал, что несколько дней придется провести в заточении и не беспокоить соседей своими варварскими, опустошительными набегами.
— Только из комнаты не выходить. Ни ногой, — напоследок предупреждала мать и в знак серьезности своих слов пристально смотрела мне в глаза, не позволяя прочесть в своем взгляде ни малейшего намека на снисходительность.
Я безропотно подчинялся, и просыпавшиеся по утрам соседи бывали, удивлены тем, что не слышат моих парадных маршей с скоморошьей дудкой во рту и велосипедных пробегов по коридору, тарзаньих прыжков через порог кухни и пушечных ударов мяча о стену.
— А почему не видно нашего Коленьки? Он, случайно, не заболел? — спрашивали они, и их участливая улыбка заставляла мать слегка встревожиться, представив возможность того, что ее сын действительно мог заболеть (во дворе — ветрянка), суеверно перекреститься, вздохнуть с облегчением и ответить:
- Рождение и жизнь Иешуа бен Иосифа - Владимир Небадонский - Биографии и Мемуары / Прочая религиозная литература
- Эротическая литература в Интернет - Олег Болтогаев - Критика
- Территория сказки. Сказки для взрослых, помнящих о своём детстве - Дмитрий Болесов - Мифы. Легенды. Эпос
- Вступление - Кир Булычев - Научная Фантастика
- Английский сад. Книга 1. Виктор. - Савански Анна - Современные любовные романы