Новый Мир ( № 6 2007) - Новый Мир Новый Мир
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Новый Мир ( № 6 2007)
- Автор: Новый Мир Новый Мир
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пушкинскую фразу о гении и злодействе следует подвергнуть ревизии — прежде всего с точки зрения лингвистической, с точки зрения семантики слов, из которых она состоит. В языке пушкинской эпохи, в том числе и поэтическом, слово “гений” не имело такого абсолютного смысла, как сегодня34, и произносилось без всякого придыхания. Примеры из поэзии Пушкина разных лет говорят о том, что это слово широкого семантического спектра встречалось в самых разных контекстах: “Безносых гениев, растрепанных харит”, “Крылатым Гением и Грацией венчанный”, “И смерти добрый гений”, “Конечно беден гений мой”, “Рабства грозный Гений”, “В уединении мой своенравный гений”, “И, жертва темная, умрет мой слабый гений”, “Разбудят мой уснувший гений”, “Безвременно падет мой недозрелый гений”, “Куда, куда завлек меня враждебный гений”, “Как гений чистой красоты”, “Но ты, мой злой иль добрый гений”, “Какой задумчивый в них гений”, “Меня покинул тайный гений”, “И дикой гений вдохновенья”… — достаточно, чтобы увидеть, что “гений” — это прежде всего дух, в том числе и творческий, и уже во-вторых, по смежности, — носитель этого духа. “Словарь языка Пушкина” фиксирует слово “гений” у Пушкина 122 раза в пяти значениях: 1. Статуя, изображающая римское божество — хранителя человека, рода, местности (1). 2. В римской мифологии дух-покровитель человека; дух добра и зла (22). // Дух вдохновения, творчества (4). 3. Воплощение какого-н. идеала душевных свойств человека; высшее проявление чего-нибудь. 4. Творческий дар, врожденное дарование, способность к чему-нибудь (58). // Высшая творческая одаренность, гениальность. 5. Гениальный человек (37). // гений чего, в чем (человек, достигший совершенства в каком-нибудь деле35. Только 37 случаев из 122 отождествляют носителя дара с его гением, но в любом случае это значение вторичное, производное; “гений” в этом смысле — не пожизненное “почетное звание”, переводящее человека в ранг полубогов, а метонимическое обозначение того, на кого слетает дух. Уточним у Даля: “Гений м. лат. незримый, бесплотный дух, добрый или злой; дух-покровитель человека, добрый и злой. // Самобытный, творческий дар в человеке; высший творческий ум; созидательная способность; высокий природный дар, дарования; самобытность изобретательного ума. // Человек этих свойств или качеств. Гениальный, исполненный гения; самобытный, творческий, самодарный. Гениальность ж. качество, свойство гениального”36. Как видим, расхождений между словарем Даля и “Словарем языка Пушкина” по сути нет.
“Гений” в поэзии Пушкина бывает “слабым”, “недозрелым”, “задумчивым”, “злым” или “злобным”, “крылатым”, “бедным”, “уснувшим”, “грозным”, но и “добрым”, “своенравным”, “давно знакомым”; он может “проснуться”, “утечь”, “виться”, “пылать”. Он часто сочетается с притяжательным местоимением: “мой гений”, “твой гений”, “ваш гений” — именно потому, что в первичном значении это не сам человек, а тот дух, которым он наделен. Пушкин употребляет это слово легко и часто, не нагружая его тем тяжелым, ответственным, исключительным смыслом, к которому мы сегодня привыкли. “Гений” существует сам по себе, главное его свойство как духа — свободная летучесть; он прилетает к человеку и так же легко покидает его: “С дарами юности мой гений отлетел”, “Меня покинул тайный гений” (Пушкин), или: “О Гений мой, побудь еще со мною; / Бывалый друг, отлетом не спеши…” (Жуковский). Слова Моцарта о гении и злодействе следует обдумывать в свете этих представлений, закрепленных в языке того времени.
Когда речь идет о художнике, “гением” называют творческий дар. В таком смысле и появляется это слово в первом монологе Сальери: “Где ж правота, когда священный дар, / Когда бессмертный гений <…> озаряет голову безумца, / Гуляки праздного?” Гений посылается свыше, Сальери это знает, знает он и что гений бессмертен, но Моцарт, по его мнению, своего дара недостоин, то есть по человеческим своим качествам с этим даром несовместен: “Ты, Моцарт, недостоин сам себя”. Но ведь ту же проблему обсуждает и Моцарт, вспомнив, что, по слухам, “Бомарше кого-то отравил”, — по этому поводу он и произносит с неуверенностью знаменитую фразу о гении и злодействе. Называя тут же Сальери “гением”, он не имеет в виду масштабов его дарования, а само наличие творческого духа у Сальери для него несомненно. Моцарт произносит это слово легко: “Он же гений, / Как ты да я”.
Пушкин не противопоставляет своих героев по степени их одаренности, как делал впоследствии Белинский и многие вслед за ним, Пушкину вообще было несвойственно строить такие оценочные иерархии. Проблема пьесы в другом — в отношениях художника с посланным ему гением, большим или малым, но “священным” и “бессмертным”. Эта проблема, повторим, волнует всех — Сальери, Моцарта, автора. Гений бессмертен, но он может улететь, человек при жизни может лишиться его. Сюжет пушкинской “маленькой трагедии”, таким образом, выходит в символическое пространство: художник недостоин своего дара, он совершает злодеяние — и гений его покидает. “Так улетай же!” — говорит Сальери Моцарту, не понимая еще, что это его гений улетает, что убивает он не только Моцарта, но и гения в себе самом. И только в самом конце он начинает осознавать это: “Но ужель он прав, / И я не гений?” Так вопрошая, он не имеет в виду потери своей исключительности, и оттого вопрос звучит еще страшнее: не гениальность свою, в сегодняшнем смысле слова, Сальери этим поступком поставил под сомнение, а вообще свою способность к творчеству, теперь, может быть, совсем утраченную.
Так был или не был убийцею создатель Ватикана? Хочется верить, что не был, весь ход трагедии склоняет нас к этому… а если был? Отравил Бомарше кого-то или не отравил? В художественной реальности, созданной Пушкиным, это важно не на уровне сплетни: это ни много ни мало вопрос о соприродности красоты и добра. В идеале, который воплощает Моцарт, с точки зрения Высшей Правды, к которой он бессознательно причастен, гений и злодейство несовместны — потому он так простодушно, с такой верой и надеждой говорит об этом. Но в реальности часто бывает иначе. Как и всякий человек, художник двуприроден и, будучи наделен гением, носит в душе своей бремя греха. Мы прекрасно знаем примеры — их можно множить и множить — того, как противоречив, далеко не безупречен и даже порочен бывает в жизни художник, в том числе и великий, масштаба “Бонаротти”. И здесь принципиально важно различать зло — и злодеяние, “злодейство”, второе слагаемое пушкинской формулы. Зло живет в мире, живет оно и в каждой человеческой душе. Сальери “осьмнадцать лет” носит с собой “дар Изоры” — и этот символический яд оставался абстрактным злом до тех пор, пока не нашел свою жертву. Злодеяние — это активное проявление личной воли, поступок, умножающий зло и никак не совместный с гением, с несущим в мир красоту и Высшую Правду.
От затаенного зла до злодеяния один шаг — он и есть “преступление”, его и исследует Пушкин на минимальном сценическом пространстве пьесы, заглядывая в бездну души человеческой. Тема преступления у него дважды находит форму в трагедии — в “Борисе Годунове” (1825) и в “Моцарте и Сальери”, в трагедиях большой и “маленькой”, многими нитями связанных между собой. Творческая история “Моцарта и Сальери”, к которой мы теперь обратимся, помогает понять эту связь — она образует мост между творчеством Пушкина периода Михайловской ссылки и Болдинской осени 1830 года.
Хронология работы Пушкина над “Моцартом и Сальери” темна, поскольку не сохранилось ни одного автографа пьесы, кроме уже упоминавшегося листка с написанным на нем словом “Зависть”. О дате окончания работы мы знаем: при первой публикации в “Северных цветах” Пушкин поставил под текстом: “26 октября 1830” — в альманахе, посвященном памяти недавно погибшего поэта, важно было указать, что пьеса завершена до смерти Дельвига и написана не по поводу этого конкретного печального события, а о судьбе художника вообще (в третьей части “Стихотворений Александра Пушкина” “Моцарт и Сальери” печатается уже без даты). Завершающий момент известен, но гораздо важнее определить начальную точку, момент возникновения замысла, понять тот импульс, тот внутренний толчок, который заставил Пушкина породить этот сюжет, носить его в себе несколько лет, чтобы потом воплотить мгновенным творческим усилием.
Первое упоминание о “Моцарте и Сальери” — запись в дневнике М. П. Погодина от 11 сентября 1826 года; со слов Д. В. Веневитинова Погодин перечисляет произведения, привезенные Пушкиным из Михайловской ссылки: “„Борис Годунов” — чудо. У него еще „Самозванец”, „Моцарт и Сальери”, „Наталья Павловна”, продолжение „Фауста”, 8 песен „Онегина” и отрывки из 9-й (?) и проч.”37. Здесь речь идет о готовых сочинениях — четыре из названных шести были действительно завершены в Михайловском, два оставшихся — “Самозванец” и “Моцарт и Сальери” — существовали, видимо, в черновиках. Самый ранний след “Моцарта и Сальери” в бумагах Пушкина — в списке задуманных или частично уже написанных драматических произведений38, датируемом неопределенно — с 29 июля 1826-го по 20 октября 1828 года. В “Летописи жизни и творчества Пушкина”черновой текст “Моцарта и Сальери” датируется предположительно январем — августом 1826 года39— очевидно, на том основании, что в январе 1826 года в Петербурге А. Д. Улыбышевым было опубликовано запоздалое известие о смерти “великого композитора” Сальери (“Journal de St. Petersburg”, 1826, № 8, Janvier, p. 30).
- Отважный юноша на летящей трапеции (сборник) - Уильям Сароян - Современная проза
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Деньги делают деньги. От зарплаты до финансовой свободы - Дмитрий Алексеевич Лебедев - Финансы
- «Общество нищих-любителей» - Джон Бетанкур - Классический детектив