Жили-были старик со старухой - Елена Катишонок
- Дата:24.11.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Жили-были старик со старухой
- Автор: Елена Катишонок
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По мере того как Пасха становилась ближе, настроение Матрены менялось и первоначальное беспокойство уступило привычной деловитости. Невестка в этом году тоже решила печь, и старуха вздергивала скептически бровь, наблюдая за ее хлопотами. Напрасно, между прочим: пасхи у Нади взошли на славу и явно не уступали мамынькиным ни видом, ни вкусом. Что и выяснилось на кладбище, когда разговлялись. Да у всех удались, что и говорить; пробовали и кивали одобрительно, причем каждая хозяйка снисходительно хмыкала про себя: мои-то лучше. Эта уверенность помогала великодушно хвалить остальные.
Похристосовались, разговелись. Угостили всех, кто присутствовал молча и кому едва ли нужно было угощение; а впрочем, как знать. Помолчали. Стало видно, что кусты, окружавшие фамильное кладбище, стали выше и гуще, и Лелька вместе с Симочкиными малышами уже нашла под кустом «хлеб от зайчика», завернутый в крахмальную салфетку с вышивкой точь-в-точь как у крестной. Удивляться было некогда, потому что все начали поздравлять с днем ангела Ирину, вчерашнюю именинницу. Потом спорили, громко и долго: Тоня звала к ним — и ближе, и стол накрыт; Матрена твердо объявила, что именины надо справлять дома. Это и решило дело.
Если бы только именины, думал Федор Федорович, глядя незаметно на свояченицу, тут второе рождение. Воскресение, и пригубил рюмку с кагором. Тоня, которая знала про операцию больше других, тоже наблюдала за сестрой. Помолодела Ирка, что ли? Так и не удивительно — весь дом на матери: и приготовит, и уберет, и ребенок присмотрен. На работу да с работы. Хоть бы одевалась помодней, что ли, подосадовала она, не озаботившись мыслью, что наряжаться сестре некуда, не для кого и не на что.
Бедная моя. Старуха опустила глаза, чтобы дочь не поймала растроганного взгляда. Пятьдесят три всего, а сдохлая какая. Вторая смена, да всенощная каждый вечер, а как только в двери, так ребенок виснет, приходится языком молоть, книжки читать. Ей ведь больше всех лиха досталось — старшая. Да и что она видит? Живет от письма до письма, сама что ни день строчит. Что пошлет, а больше порвет да в сор. Другая дочка на такую матку день и ночь Богу молилась бы, а эта торт принесла!
Хоть упрек по адресу внучки звучал не очень логично, старуху можно было понять. В самом деле, торт из кондитерской, во всем великолепии своих блеклых восковых роз, стоял среди румяных куличей, как манекен на свадьбе. Все как один заговорили про Тулу и самовар и заулыбались. Тайка обиженно надула губы:
— Хотела матушку поздравить, а у вас тут праздник, — и Лельке опять стало жалко маму.
За столом внезапно перестали разговаривать.
— Христос воскрес, — сказала крестная, глядя на Тайку в упор, но сказала это голосом совсем не праздничным, а словно сообщая: почтальон пришел.
Таечка, улыбаясь, подошла к Тоне похристосоваться, и все заговорили опять, словно звук включили, и начали целовать опоздавшую.
В этом году за пасхальным столом было просторней: Надя с детьми уехала в деревню, Тайка, к облегчению мамыньки, никого не привела. Почетных гостей тоже не было, собрались только свои.
Кроме одного.
Старуху долго мучил пустующий стул мужа. Пробовала передвигать — все одно, только хуже становится. Известно ведь: от перестановки мест слагаемых… Соломоново решение пришло не сразу и не от озарения какого-то, а с устатку: притомилась от бессмысленной рокировки и присела дух перевести, как раз на стул Максимыча. Так решила и оставить, отчего сразу стало покойно. Даже привыкать не пришлось, точно так надо было, и к месту.
Она сидела во главе праздничного стола, а за ее спиной в промытое хрустальное окно ломилось апрельское солнце, окатывая голову и плечи щедрым, ярким светом. Лицо, обрамленное белым — ради Великого праздника — шелковым платком, казалось смуглее, брови были спокойны. Тонко, как и полагается благородным, позванивали чашки кузнецовского фарфора, аппетитно пахнул свежезаваренный чай — китайский, Мотя принес два цибика, — по темно-янтарной поверхности метался нежный дымок. Старшие внуки старались говорить басом и словно невзначай дотрагивались до бритых щек. Дочь-именинница выпила рюмку вина и теперь остужала ладонями разгоревшееся лицо. В отросших волосах ярко белела седая дорожка.
— Покажи, покажи! — нетерпеливо закричала Лелька.
Тайка держала в высоко поднятой руке ключ и улыбалась.
Мамынька подняла бровь.
— Квартира! — торжествующе объявила внучка.
Занавес.
Подходила к концу Светлая неделя. Лелька с восторгом «проветривала наряды», а предстояла еще Первомайская демонстрация. Накануне бабушка Ира принесла красный флажок на занозистой палочке. На флажке было написано на двух языках: «1 Мая». Буквы были наляпаны твердой белой краской, поэтому флажок был жестким и от него сильно пахло маринованными огурчиками.
В Светлую неделю работать грех, однако попробуй не поработай. Придя с комбината, Ирина открывала шкаф и озабоченно раскладывала белье в две стопки: поновее и покрасивее — в одну, остальное — в другую.
— С ума-то не сходи, — урезонивала дочь Матрена, — ты же эту квартиру в глаза не видела. Куд-да ты покрывало тащишь, тебе Тоня с Федей на юбилей дарили?! — Старуха в отчаянии махнула рукой.
— Мама, ну мне-то зачем. Пусть Таечке будет. Ведь у нее своего никогда не было, только что на ней.
— Да уж, — горько язвила старуха, — голая и бóсая твоя Таечка, как же! Платье новое крепдешиновое справила, а ты себе довоенное перелицовываешь. Я старая, да не ослепши пока; зимой ты в тряпочных бурках шлепала, а она в модных ботиночках щеголяла!
— Так она молодая, — Ира пожимала плечом, одновременно тихонько пересчитывая наволочки, — а я вдова, баба. На кой мне ботиночки на каучуке? Я вот что думаю, мама, — Ира озабоченно посмотрела на стол, — я думаю, надо бы из посуды что-нибудь…
— Дай спокой с посудой. У тебя что, лавка посудная? Тоня с Федей сервиз собираются дарить, когда уж она там новоселье справлять думает.
Ярилась, негодовала старуха, бранилась, как сказано в каноническом тексте, на чем свет стоит. Дочка возражала редко — скорее для поддержания беседы или чтобы передохнуть, когда отводила ото лба влажную короткую прядку. Оттого ли, что Ира почти не прекословила или от радостной ее полуулыбки мамынька не успокаивалась, а продолжала бушевать.
— Вчера ботиночки, сегодня один крепдешин, завтра другой, а о своем отродье она много думает? Ребенок вон в чем ходит…
Лелька оторвалась от созерцания флажка и вмешалась в монолог:
— У меня тоже платье новое. Штапельное, — и Матрена ничего не могла на это возразить, да и кто мог бы, тем более что появилась Тайка.
— Я прямо с работы; устала как собака. А вы что, в баню собираетесь? — она кивнула на разложенное белье.
Услышав ответ, недовольно вытянула губы:
— Заче-е-ем ты, ну кому это мещанство надо?
Ира с матерью одновременно посмотрели друг на друга: одна — недоуменно, другая — торжествующе.
Таечка сняла жакетку и присела на стул, обмахиваясь сложенной газетой.
— Кошмар, жара какая. Хоть стой, хоть падай. Завтра Первое Мая, в чем я на демонстрацию пойду? В жакете сваришься.
— Это по-вашему, по-новому, первое мая. А по-людски, так середина апреля, мученицу Ирину празднуют, — недовольно заметила старуха.
— Ой, бабуль, я чуть не забыла! — Тайкина газета остановилась в воздухе, и Лелька успела прочитать загадочно сложенные слова:
НОЙ
ПАРТИИ
— …за диваном заскочу на днях, а то мне там спать не на чем.
ЯЩИХСЯ
РАН
— Как же ты его потащишь? — заинтересовалась бабка, а Ира с тревогой посмотрела на дочь.
ЛОЖНЫХ МЕРАХ
ВОЕНИЮ
АХОТНЫХ ЗЕМЕЛЬ
— Конечно, не сама потащу, мне помогут. Мы приедем и заберем. В среду, наверное.
— Человек какой поможет или грузчика наняла? И почем сговорилась? — продолжала Матрена.
— «Человека», «грузчика»… Какие у вас старорежимные понятия, — снисходительно улыбнулась Таечка. — Просто один знакомый поможет.
Не нужно было здесь ни этой крохотной запинки, ни вскинутого с вызовом подбородка — вся головоломка, которая, в сущности, для старухи таковой не была, послушно выстроилась в нехитрую картинку.
УМА ВЕРХОВНОГО
— Нет, милая моя, — спокойно произнесла она, — так у нас не делают. Чтоб ты приводила чужих людей, и они мое добро растаскивали? Ищи-свищи таких дураков.
Таечка смешалась. Она переводила взгляд с бабки на мать, и ее растерянность нарастала. Ира сидела, устало сложив руки на скатерти, и улыбки на ее лице уже не было. Растерянность дочки перешла в возмущение.
— Во-первых, это мой знакомый, — пылко начала она.
НОВЫЕ
ОРДЫ
— Твой знакомый, — с нажимом повторила старуха, — пускай приходит к тебе в дом. Мне он — чужой человек, таких вон полная улица.
- Готовим рыбу - Александр Зыбин - Кулинария
- Глубокое синее море - Чарльз Вильямс - Криминальный детектив
- А поутру они проснулись... - Василий Шукшин - Русская классическая проза
- В трамвае. Театрализованное представление - Николай Николаевич Лисин - Драматургия / Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Вода – источник здоровья, эликсир молодости - Дарья Нилова - Здоровье