До чего ж оно все запоздало - Джеймс Келман
- Дата:06.09.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: До чего ж оно все запоздало
- Автор: Джеймс Келман
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он у первого магазина, аптека на другом конце квартала, значит, следующий – мини-маркет; так что давай, топай – ладушки-ладушки слева, стук-постук справа. Сидящая за кассой девчушка приносит ему все, что нужно. От нее он идет в кулинарный отдел, покупает пирожок с мясом. И сжирает его, прямо за дверью. Проглотив последний кусочек, отправляется дальше. Ветер теперь дует в спину, так что идти полегче. Как только войдет в квартиру, сразу в кровать. Иначе башка лопнет. Ему эти симптомы знакомы. Да ты даже не знаешь, сумеешь ли добраться отсюда до дома. Думал, что сумеешь, а потом вдруг выяснилось – не сумеешь. Но он себе такую задачу поставил, на этот счет не боись, он собирается доволочься туда, хотя, если честно, друг, неплохо было бы, ну, то есть он был бы не прочь отдохнуть, неважно сколько, хоть немного, а то ведь легкие, ребра, совсем он замудохался, твой мужчина, этот самый старина Сэмми; и это чистая правда, ты хотела правду? твой мужчина.
Шузы, произносит он.
Никто не отвечает. И спасибо, на хер. Хоть не распсиховался, и то хорошо. Очень был к этому близок, но как-то увернулся, справился. Просто промок до нитки да еще пришлось чертов Лох-Ломонд вброд переходить, но кроме этого, я что хочу сказать, исусе, я ж не жалуюсь, разве кто собирается жаловаться на погоду? Сэмми не собирается, ни хера, друг, старый добрый господь всемогущий, центральная власть, его уже рвать тянет от жалоб, которые он слышит от нас, мудаков, от человеческих существ, тошнит его, на хер, от них, и ты не можешь его винить, кто его станет винить, дайте мужику передышку, ты понимаешь, о чем я.
Просто вот тело, болит и ноет, вроде как у него совсем теперь никакой энергии не осталось, все время в сон клонит – прилечь на чертову кушетку, вот и все, на что ты теперь годен.
Лужа. Лужу придется перейти. Гребаный ангел-хранитель, когда он, мудак, тебе нужен, нипочем его не дозовешься. Может, ему лекаришка какое сонное зелье подсунул. Эх, отдохнуть бы. Отпуск необходим, вот что. Сэмми перестает постукивать, протягивает палку, нашаривая стену. Не боись. Да, вот что ему нужно позарез, отпуск. Был он однажды в Испании. Ну и хорошая домашняя еда, это тоже не помешало бы, старая добрая пища; чашки там с бульоном и прочее. Сэмми роняет палку, та падает, но удара о землю не слышно; он тут же нагибается, чтобы поднять ее, пластиковый пакет болтается на запястье; но палку он находит, поднимает, выпрямляется; крепко сжимает ее, помахивает, чтобы понять – та, не та; нет, все отлично, друг, та самая, старая верная палка, точно тебе говорю, его, ничья больше. Ну что, похоже, пробился. Вот же дичь-то была; хотя чего там, не такая уж и дичь, просто гребаные силы природы, так они же всегда здесь и никакой дрочила управлять ими не может, стало быть, они тебя не нарочно мудохали.
У лифта две женщины, разговаривают о международном положении, они про него программу по телику видели. Интересно послушать. Сэмми надумал сигаретку свернуть, но все промокло, не получилось. Плюс женщины могли возмутиться, если бы он закурил в лифте. А ему их не переспорить. Иногда это удавалось, а сейчас не удастся. Да и вообще, он был бы не прав, а чего ж тогда и спорить, если не прав.
Двери открываются, Сэмми входит, постукивая. Одна из женщин нажимает на кнопки. Седьмой, говорит Сэмми. Ощупывает голову, волосы прилипли. Могло быть и хуже. Жизнь. Жизнь могла сложиться гораздо хуже. И тут он чихает. Извините, говорит, и снова чихает. Извините, говорит, и чувствует, что щас опять чихнет, пытается удержаться, да не выходит, чихает так, что из носу сопли летят. Извините меня, говорит он. И вытирает тылом ладони рот и верхнюю губу. Хотел купить пакет носовых платков, да вот забыл.
Пытка какая-то. Весь в испарине, подмышки мокрые, волосы на груди тоже.
Когда лифт останавливается, происходит странная штука. Одна из женщин говорит Сэмми, что это его этаж, а другая выходит раньше него, однако с приятельницей не прощается, а судя по тому, как они болтали, эти бабы – подруги. Странно как-то. Выйдя на площадку, он останавливается и начинает рыться в карманах, делая вид, будто что-то отыскивает. Шаги женщины стихают за углом. Сэмми прислоняет палку к стене, вытирает досуха руки, сворачивает сигаретку. Все правильно, говорит он.
Закурив, идет дальше, оттягивает дверь, ведущую в коридор, быстро проскакивает продуваемое ветром пространство, сует ключ в замок. В прихожей едва удерживается, чтобы не позвать Элен, потом включает в гостиной камин, пристраивает к нему кроссовки, чтоб те просохли, вытирает полотенцем башку, прикидывает, может, ноги помыть. А то даже и ванну принять. Вот чем нехороша тюряга, ты в ней вечно какой-то липкий, грязный, и когда выходишь, приходится долго драить себя мочалкой. Сэмми развешивает куртку и штаны. Самое милое дело, когда они намокают, – высохнут и после выглядят как отглаженные. Он надевает джинсы.
Ладно, что дальше?
Так-так, до него, наконец, доходит, что он, собственно, делает – он готовится смыться отсюда.
Сэмми собирает грязные носки, трусы, майки, запихивает их в стиральную машину. Белые, цветные, все вместе; Элен же нет, базарить по этому поводу некому. Стиральный порошок. Стиральный порошок, стиральные машины. Сэмми находит вилку, втыкает. Хорошо. А теперь
ну его на хер, никаких «а теперь», теперь чашка чая и кусок сыра. Не всю же одежду стирать, потому как, пока она не подсохнет, ему отсюда не уйти. Это ж не один час может занять, а он хочет уйти ночью. Так что он возьмет плечики, развесит все перед камином; а не высохнут, так и хрен с ними, друг, все равно их в полиэтиленовый пакет складывать. Ладно. Он слышит, как работает машина. И отлично, значит, дело идет. Так что теперь – чашка чая. Нет, в кровать.
Такие вот дела.
Всему свое время.
Это она наверху, слушает фолк, похожий на его музычку; по временам кажется, что этот обычный для танцулек музон того и гляди перейдет в спиричуэле, а то и в джаз, но нет. А может, и не она. Хотя, похоже, уж в этом ты разбираешься; даже шаги на потолке и те ее.
Постель холодная. Будь Элен рядом, он повернулся бы, притиснулся к ней, подобрал бы колени, прижал их к ее жопе, обнял бы, уткнувшись носом в ее затылок, в волосы, в запах, так тепло, кожа к коже, и у него бы встало, медленно, постепенно, неспешно, он бы и не заметил, пока не вклинился бы между ее ягодицами, не протолкнулся бы внутрь, и тут бы она немного подвинулась, неторопливо, как в воскресное утро, почти и не просыпаясь.
Снова трясучка бьет. Сэмми подтягивает колени к подбородку, стискивает одеяло. Может, вирус какой напал, потому как его понемногу охватывает ощущение, что ему хочется только одного – залечь в кровать; а так обычно бывает, когда заболеваешь.
Сэмми вытягивается, переворачивается на живот; спина все еще донимает его, особенно копчик; ничего, подрыхнешь пару часиков, и все уймется; последнее, что ему нужно, так это башку перетрудить.
Сон это вещь; ну ладно:
так, все внимание на пальцы ног, напряг их, расслабил, теперь ступни, напрягаешь и расслабляешь, следом лодыжки, напряг, расслабил, пятки пропустил, напряг пятки, расслабил; дальше голени, нижняя часть, напрягаешь и расслабляешь. Он поворачивается на бок, голени, в самом низу, сконцентрируйся, старые добрые голени, внизу, давай, напряг, ну, напряг же – мать их, подрочил бы, и все дела, но нет, все внимание на колени, напряги колени, Сэмми снова переворачивается на живот, да напряги же ты их, колени-то, вот, а теперь расслабь; может, лучше на спину лечь и начать все сначала. Да ну его в жопу, херня, друг, херня, может, кому-то и помогает, а ему ни фига, не срабатывает, друг, и все, не срабатывает; и всегда оно так, где-то выигрываешь, где-то проигрываешь; ты, главное, не волнуйся, не волнуйся.
В конце концов, Сэмми заснул, и на том спасибо, хотя сколько времени он пробыл в отключке, не знаю, знаю одно, – когда он проснулся, то чувствовал себя все таким же измотанным; веки слиплись, усталость, настоящая усталость так никуда и не делась, так что он проспал еще часок, ну, может, два, два это самое большее. Который теперь час, он не знал, но навряд ли очень уж поздний. И еще одна такая мысль в голове: в нем вроде как ничего со вчерашнего дня и не изменилось, и даже с прошлого октября. Чего бы она такое значила? Наверное, чего-нибудь да значила.
Ну вот, опять, исусе-христе, опять дверь, дверь его и разбудила, исус-господь, это она его разбудила, друг, долбаная дверь, сучары немытые. Сэмми вылез из кровати, натянул носки, начал нашаривать джинсы.
Нет. Не может быть. Он снова сел на кровать. Попросту невозможно. Я чего говорю, не могли же они взять да так и подгадать; он заснул; заснул, на хер; ну, не могли они так здорово подгадать; ну они же не господь всемогущий затраханный, они же просто люди и все, на хер; и ничего больше, обычные люди; кретины ублюдочные, это да, но всего только люди. Так что ладно, по крайности, ты можешь парировать их удары, это дозволено; инициативу ты перехватить не вправе, но хотя бы удары парировать можешь, правда, иногда, чтобы парировать удар, приходится вмазать первым; и ладно, и справедливо, тебя же вынудили, не оставили тебе долбаного выбора, вот ты и вмазал. Про это не всякий знает. Сэмми пожимает плечами. Можно бы и улыбнуться, да улыбаться тут ни хера нечему, такова реальность, вот и принимай ее такой, понимаешь, о чем я, у тебя ж нет выбора, друг, пригнул голову и вперед, такова ситуация. Исусе, как же его трясет, как трясет. Перестань. Не может он перестать. Да можешь, можешь. Он встает с кровати, четыре шажка вперед, четыре назад, чтобы дыхание успокоить, ладно, дыхание успокоилось, теперь натягиваем джинсы, покачиваясь, держась левой рукой за стенку; так, следом майку. Он приоткрывает дверь спальни, вслушивается. Ни хера не слышно. Очень мило с их стороны – хряснули по двери, но все-таки, надо признать, не своротили, могли же и вышибить ее и ввалиться сюда, друг, вот я о чем говорю. Их там небось по крайности четверо, не иначе, четверо, по крайности, не считая шофера. Ну и ладно. Ладно, хорошо, все по-честному. Дело-то серьезное, еще бы, серьезное же дело. Сэмми улыбается, всего на секунду, потом прислушивается снова. И все равно ни фига не слышит. Может, они отвалили, в жопу. Он опять улыбается. А что, цивилизованное поведение, а? старые добрые фараоны проявляют подобие уважения к чужой собственности, тут ты можешь отдать им должное. Он шмыгает. Где эта ебаная палка? У входной двери, на обычном месте. Ладно. Спасибо, на хер, что она хоть покрашена, надо ж соответствовать образу. Он проверяет ширинку; порядок; давай, друг, действуй, вперед. Шузы. В жопу шузы, нет времени. Он выходит из спальни и тут снова хлопает клапан почтовой щели, и Сэмми идет в прихожую. Надо было побриться. Ладно, не важно; палку он отыскал. И произнес, громко: Кто бы из вас, гребаных сучьих кретинов, сюда ни вошел, каждый получит по морде. Он перехватывает палку покрепче, поднимает ее, отводит назад, кладет на правое плечо и отпирает дверь, и сразу отступает на шаг, перенося весь вес на правую ногу, слегка раскачиваясь, плечи в порядке, и колено не слишком напряжено. Проходит минута, и дверь, скрипнув, приоткрывается.
- Кто Там, Наверху? (правда с долей шутки) - Леонид Сапожников - Публицистика
- Интерфейс: новые направления в проектировании компьютерных систем - Джефф Раскин - Техническая литература
- Подчинённая. Дилогия (СИ) - Грей Патрисия - Эротика
- Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт - Современная проза
- (не) служебный роман (СИ) - Агнес Ника - Короткие любовные романы