Новый Мир ( № 4 2006) - Новый Мир Новый Мир
- Дата:12.09.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Новый Мир ( № 4 2006)
- Автор: Новый Мир Новый Мир
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отечество нам Царское Село.
Здесь кульминация стихотворения, его энергетический и эмоциональный центр, и здесь вдруг мы видим проблеск самой что ни на есть Высшей Истины. И правда, что значит неожиданное сравнение: “Он как душа неразделим и вечен”? Словарь почти литургический или богословский, звучит почти как “Троица — единосущная и нераздельная”. Лицейский дружеский союз возводится в ранг наивысших ценностей.
В первых строфах, где поэт вспоминал об отсутствующих друзьях, преобладало отрицание — “...И милого душа моя не ждет”, “Еще кого не досчитались вы?”, “Он не пришел, кудрявый наш певец...”. Теперь картинка меняется с негатива на позитив: вспоминаются не отсутствующие — умершие, плавающие и путешествующие, а вспоминаются недавние дружеские встречи, здесь, в Михайловском, “в забытой сей глуши”, — радостные встречи с Пущиным, Горчаковым, Дельвигом. И в связи с Дельвигом, а затем и с Кюхельбекером в стихи врывается главная тема — поэзии, вдохновения, муз, “осенняя стужа” побеждается внутренним огнем (“сердечный жар”, “дух песен в нас горел”, “огнем волшебного рассказа”, “сердцем возгоря”), на волнах вдохновения поэт подымается все выше, до восторга и ликования — по количеству восклицаний некоторые строфы стихотворения сравнимы лишь с “Вакхической песней”:
И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует Лицей!
Начаты стихи за упокой, а кончаются за здравие, поэзия спасает от уныния и одиночества, на месте которых теперь торжество дружбы, радость дружеского застолья. Властью поэзии преодолеваются время и пространство, и все становится возможным, и уже не судьба играет поэтом (“Из края в край преследуем грозой, / Запутанный в сетях судьбы суровой”), а он сам овладевает ею в полной мере, так что может уверенно пророчествовать о будущем:
Пора и мне... пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свиданье;
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
О, сколько слез и сколько восклицаний,
И сколько чаш, подъятых к небесам!
Все сбылось в точности — через год Пушкин был на свободе, в кругу друзей. Такая пророческая точность — той же природы, что и полновластное поэтическое воображение — это ЯСНОВИДЕНИЕ ПОЭТА, творческое чудо, или то, что мы назвали событием стиха. Событие состоялось, круг уныния разомкнут, взгляд поэта устремлен в будущее, и настоящее теперь видится иначе. Начавшись с “горьких мук” одиночества, стихотворение завершается признанием, что “день Лицея” поэт “провел без горя и забот”. Перекличка красноречивая и как будто противоречивая, а все дело в том, что этот день был прожит в стихах, внутренним сюжетом которых оказалось магическое, преображающее воздействие поэзии на жизнь и на душу самого поэта.
В лицейскую годовщину 1833 года, 19 октября, в Болдине Пушкин начал стихотворение “Осень. (Отрывок)” — завершено оно, судя по всему, в самом начале ноября. Это был краткий период невероятно интенсивного творчества, сравнимый лишь с Болдинской осенью 1830 года: за месяц с небольшим Пушкин написал “Медного Всадника”, “Анджело”, “Сказку о рыбаке и рыбке”, “Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях”, закончил “Пиковую Даму”, “Историю Пугачева”, и к этой осенней плодотворности стихотворение “Осень” имеет прямое отношение — оно и непосредственно являет собой творческий взлет и одновременно дает его поэтическую формулу. Все грандиозное событие Болдинской осени 1833 года как будто вмещено в лирическое событие “Осени”.
Это событие обозначено эпиграфом из Державина, которым Пушкин предварил беловую рукопись, — из послания “Евгению. Жизнь Званская”: “Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?” (связь поддержана не только самой темой, но и рядом конкретных реминисценций — “лето красное”, “незримый рой гостей”). В “Осени” мы становимся свидетелями таинства творчества, соучастниками того, как “пробуждается поэзия” в душе, в “дремлющем уме” поэта.
Стихотворение, определенное Пушкиным как “отрывок”, начинается внезапно (“Октябрь уж наступил...”) и обрывается рядами многоточий. Первые девять строф — это “прозаическая поэзия” (Ю. М. Лотман)3 — ряд прозаически конкретных картин, фиксирующих со всеми живописными и неживописными подробностями смену времен года, состояний природы и состояний человека в ней. Этот ряд картин держится на многочисленных глаголах движения и действия и воспринимается как большой, сложный, детализированный процесс, называемый течением жизни, — но за ним и благодаря ему происходит на пространстве стиха и другой процесс, внутренний и таинственный, — приятие и накопление жизненных впечатлений творческим сознанием поэта. За видимой простотой текста проступает вмещенный в отрывок образ мироустройства с творящим человеком в центре. Фрагмент о временах года разомкнут в масштаб почти вселенский — благодаря вошедшему в стихи движению времени, совпадающему с потоком поэтической речи, и субъект речи осваивает это бесконечное время-пространство бытия, чтобы, вобрав в себя его энергию, породить совсем новый, собственный, поэтический мир. Все движение текста, вся внутренняя динамика “Осени”, с замедлениями и ускорениями жизненного ритма, телеологически устремлены к событию последних строф, в которых набранная жизненная энергия преобразуется в творческий порыв, разложенный Пушкиным на его таинственные составляющие. Событие стиха происходит на наших глазах — внешнее превращается во внутреннее, проза жизни и поэзия жизни претворяются в стройные октавы шестистопного ямба. На границе IX и X строф меняется вектор процесса — уже не внешний мир входит в душу поэта, а его внутренний, пробужденный творческий мир ищет способа воплотиться:
X
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
XI
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
XII
Плывет. Куда ж нам плыть?...................
................................................
................................................
Из самоанализа, учиненного поэтом, мы попали в само событие творчества, о котором нигде еще с такой полнотой и так откровенно не рассказывал Пушкин, как в “Осени”, — только здесь завеса приоткрыта, тайна явлена. На прозаический аналог последних строф “Осени” указал Н. В. Измайлов — это рассказ о минутах поэтического вдохновения Чарского в “Египетских ночах”: “...Чарский чувствовал то благодатное расположение духа, когда мечтания явственно рисуются перед вами и вы обретаете живые, неожиданные слова для воплощения видений ваших, когда стихи легко ложатся под перо ваше и звучные рифмы бегут навстречу стройной мысли. Чарский погружен был душою в сладостное забвение...”4 Близость прозаического и поэтического текстов только оттеняет уникальность “Осени” как самооткровения творчества — в ней процесс совмещен с его описанием, вдохновение синхронно анализу и событием стиха становится само событие стиха.
Развивая финальную традиционную метафору корабля поэзии, Пушкин начал было набрасывать дальнейший маршрут воображения (“...какие берега / Теперь мы посетим — Кавказ ли колоссальный, / Иль опаленные Молдавии луга, / Иль скалы дикие Шотландии печальной...”), но оставил этот путь — лирический сюжет исчерпан, событие стиха уже состоялось.
Истинный поэт никогда не знает, чем кончится стихотворение. Он вступает в текст, как в “неведомые воды”, не с целью зафиксировать переживание, а только потому, что иначе он жить не умеет. Стихи — это факты биографии поэта, верстовые столбы на его жизненном пути. Мы рассмотрели три длинных пушкинских стихотворения, в которых происходящее событие развернуто в поэтическом времени, на некотором ощутимом пространстве слова, и мы можем разглядывать его по кадрам, как в замедленной съемке. В маленьком стихотворении с точечным лирическим сюжетом его внутреннее событие бывает свернуто в одном слове, скрыто в глубине строки — но оно есть, именно его мы, пусть и не всегда осознанно, воспринимаем в эстетических формах.
- Учись, учись и не влюбляйся! (СИ) - Елизавета Флоркинголд - Любовно-фантастические романы
- Дело музыкальных коров - Эрл Гарднер - Классический детектив
- Жёлтая кофта - Никита Иванович Степанов - Детектив / Триллер
- Я маг огня! Зачем мне вода? (СИ) - Фаталь Тиана - Любовно-фантастические романы
- Вода – источник здоровья, эликсир молодости - Дарья Нилова - Здоровье