Перевод с подстрочника - Евгений Чижов
- Дата:29.09.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Перевод с подстрочника
- Автор: Евгений Чижов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом музыка стихла, танцоры разошлись, освободив место перед помостом, и туда вышел старик в бороде и очках. С дужек очков, из-под тюбетейки и из карманов его чапана свисали денежные купюры. Пока он шел между столов, со всех сторон ему совали деньги, он брал их, не глядя, и часто ронял на землю, не обращая внимания. Ему протянули микрофон, и, прокашлявшись в него, так что сырой кашель разлетелся над головами гостей и стих далеко в гулкой темноте полей, старик начал декламировать стихи. Олег спросил у Мансура, что он читает.
– Не знаю, это дастан какой-то, страшно древний… У него память – бездонная бочка, он всё наизусть знает.
– И стихи Гулимова тоже?
– Конечно. Видишь, у него медалька висит? Это он конкурс чтецов президентских стихов выиграл. Поэтому он у нас из стариков тут самый главный.
Чтение длилось долго, минут двадцать, коштыры слушали, не проронив ни слова, правда, некоторые прикрыли глаза – то ли для сосредоточенности, то ли чтобы немного вздремнуть. Когда старик наконец закончил, ему долго хлопали, потом двое парней вынесли большой ковёр, и он, сказав в микрофон ещё несколько фраз, передал его новобрачным. Жених наклонился за ковром с помоста, неловко поднял, чуть не уронив, развернул вместе с невестой, показывая гостям, что-то выкрикивавшим со своих мест, – и сознание Печигина озарила вспышка памяти. Он отчетливо увидел ковёр «Биография» из столичного Музея народных промыслов, а на нём Народного Вожатого, обращавшегося, стоя на БТР, к своим солдатам. На броне машины был старательно вышит номер части – большая красная семёрка. Но ведь таким же, вспомнил Олег рассказ Сергея, был номер дивизии, уничтожившей кишлак на другом берегу реки! Значит, той резнёй руководил Гулимов?! Не могли же его солдаты устроить её без ведома командующего! Выходит… Нет, всё складывалось слишком легко, в этой лёгкости должен был скрываться подвох, но Печигин никак не мог его ухватить. Мысль о Гулимове как организаторе бойни не укладывалась в голове, она стояла в мозгу колом, не позволяя себя обдумать. Репрессии против оппозиции, аресты, раскрытые заговоры – всё это можно было объяснить государственной необходимостью, но массовое убийство мирных жителей по приказу автора стихов, с которыми Олег успел уже почти срастись… Полыхающие дома, горящие заживо коштыры, кидающиеся в реку под автоматным огнём, – Олег закрыл глаза и немедленно увидел картину избиения ближе, ярче, чем окружавший его праздник. Дико сосредоточенные в надежде спастись или безумные от ужаса лица, разинутые в крике рты, пальцы, вцепившиеся в пылающие волосы… Люди, бегущие в пламени, падающие, катающиеся по земле… И надо всем этим сквозь прозрачные на солнце языки огня – слегка подрагивающее и от этого еще более неподвижное лицо Гулимова… Печигин оборвал себя – всё это одно воображение. Он там не был, ничего не видел, всё, что он знает, известно только от слабоумной дурочки. Кто поручится, что она этого не выдумала? И откуда у него уверенность, что память его не обманывает? Он же никогда не мог запомнить телефонов, вечно путал номера домов и квартир. Нужно было сосредоточиться, заново всё обдумать…
Вокруг него уже снова плясали и пили, в его пиале опять плескалась водка. Олег поднялся, поискал глазами свою камеру – она была уже на женской половине, поэтому забрать её оказалось легко. Потом нашел Динару, вытащил её из круга танцующих и попросил отвести его домой. Его качало, и всё же он был уверен, что, когда останется один, сумеет собраться с мыслями. Но, закрыв за Динарой дверь в свою комнату, Олег упал на топчан и, словно спеша спрятаться в сон от неразрешимых вопросов, сразу уснул.
Проснулся среди ночи оттого, что кто-то осторожно тронул его за плечо. На краю топчана сидел с трудом различимый в темноте человек.
– Это я, Рустем. Извини, что разбудил. Я тебя предупредить хотел. Когда ты ушел, Мансур очень рассердился. Говорил, что ты ему должен, что он танцовщице платил и с тебя причитается. Потом совсем напился и стал кричать, что, если б Москва не вмешалась, они б выиграли войну. Так что у него счёт к русским, и он с тобой поквитается. Сказал, убивал вас и будет убивать. Ты мой гость, я хочу, чтобы ты живым отсюда уехал. Динара говорила, вы завтра на дневном автобусе обратно хотите ехать. Он только один, и Мансур наверняка тебя будет поджидать. Уехать на нём тебе не дадут. А ты по-другому сделай. Есть ещё ранний автобус, в семь утра, ты на нём поезжай. Мансур ещё спать будет. Хочешь, я тебя разбужу?
– Спасибо, Рустем, – спросонья Печигин плохо сознавал серьёзность опасности, но по голосу, исходившему от тёмного силуэта, понял, что она реальна. – У меня в мобильном будильник, я его включу.
– Как хочешь. Только не проспи. А то…
Что «а то», Рустем уточнять не стал. Поднялся, сказал, что спать осталось совсем мало, поэтому он пойдёт, не будет мешать. Тихо прикрыл за собой дверь.
Вязкое течение, упругий волной наполнявшее Олега, было ещё ощутимее в полусне, оно увлекало обратно в сон, где, возможно, и был его исток, давая усыпляющую надежду, что всё обойдется; теперь, когда Рустем его предупредил, Олегу больше ничего не грозит. Почти ничего. Олег поставил будильник на шесть, чтобы иметь время в запасе. Но заснуть до утра всё-таки не смог. Думал не о Мансуре, с которым надеялся никогда больше не встретиться, а о Народном Вожатом – мог ли он отдать приказ о казни мирных людей? И если да – что из этого следует? Значит ли это, что Печигин переводит стихи массового убийцы?
Наутро вместо похмелья и неразрешимых ночных мыслей в голове возникла пустая, звонкая ясность. Всё, о чем Олег так упорно и напряжённо размышлял ночью, отступило вместе с темнотой, но не исчезло, а собралось в небольшой сгусток тяжести возле левого виска, не беспокоивший, если не совершать резких движений. Стоило быстро повернуть голову, и мозг заливала тупая боль, поэтому Печигин вышел в раннее коштырское утро, ступая осторожно, не спеша.
Жара ещё не опустилась на землю, и в непривычной утренней прохладе дышалось легко. Олег уже успел забыть, что можно ходить по улицам, не задыхаясь от духоты, от одного островка тени к другому, а никуда не торопясь, вглядываясь в окружающее. От этого или потому, что незаметно наполнявшее его плавное течение обостряло зрение, цвета домов и дувалов, земли и небес выглядели более яркими, насыщенными. Он почти касался, гладил взглядом камни и мягкую пыль под ногами, ощущая фактуру цвета, его рыхлость или шероховатость. Постепенно отступая, растворялась с каждым шагом тяжесть у левого виска. Изредка навстречу попадались люди, и все они кивали ему, улыбаясь. Прошел очень серьёзный босой мальчик лет двенадцати, наверное, из вчерашних зрителей, и Печигин позавидовал тому, что он может чувствовать землю голыми ступнями. Из одного поперечного проулка в другой пастух прогнал небольшое стадо. Все коровы были такими худыми, что шкура была им велика, провисая на выпиравших костях. Одна оглянулась на Печигина обсиженным мухами большим влажным глазом, и бесконечное животное терпение коснулось Олега. Такое же, только высушенное до сухого остатка терпение было написано на обветренном лице пастуха, да и на всех остальных встречавшихся Печигину коштырских лицах. Это терпение раздвигало рамки времени, выходя из него в вечность, как узкий проулок между дувалами выходил в поля до горизонта, – время для него попросту ничего не значило. Поджидая, пока пройдет стадо, Печигин думал о достоинстве терпения и красоте бедности. Когда дорога освободилась, он двинулся дальше и метров через десять увидел сидящего на корточках, спиной к дувалу, Мансура. Чтобы у Олега не осталось сомнений, что он ждёт именно его, Мансур помахал ему рукой.
Тело сделалось пустым, словно в нём не осталось больше ничего, кроме страха, и до смешного неуклюжим: ноги не хотели идти, увязая в дорожной пыли, их приходилось поднимать и толкать вперед усилием воли. Мансур не сделал ни шага навстречу, только насмешливо следил, как ковыляет к нему Печигин. Дождавшись Олега, лениво поднялся, стряхнул пыль.
– Не попрощавшись уезжаешь? Нехорошо…
– Я думал, ты спишь ещё…
Они встретились как обычные знакомые, расставшиеся накануне, и, если бы Рустем не предупредил Печигина, он бы не стал сейчас ожидать от Мансура ничего плохого. Утро вокруг было таким спокойным и чистым, что хотелось верить ему, а не ночным нетрезвым разговорам. Может, Мансур уже и не помнит сегодня того, что наговорил вчера по пьяни? Может, всё ещё обойдётся?
– Не спится мне. Бессонница у меня. Что ни делаю – пью, баб е…у, пляшу до упаду – всё равно уснуть не могу. Или засну на пару часов, а потом снова лежу, в темноту смотрю. Отчего это, как ты думаешь?
– Не знаю. У меня тоже такое бывает.
– И у тебя? Ну, значит, мы с тобой товарищи по несчастью. Идем, поговорим.
Мансур положил руку на плечо Олега и подтолкнул его к ближайшему проходу между дувалами. Нет, понял Печигин, не обойдётся.
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Собрание сочинений в 15 томах. Том 3 - Герберт Уэллс - Юмористическая проза
- 20-ть любительских переводов (сборник) - Рид Роберт - Мистика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- Дворец памяти. 70 задач для развития памяти - Гарет Мур - Менеджмент и кадры