Антология странного рассказа - Сергей Шаталов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Антология странного рассказа
- Автор: Сергей Шаталов
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это смешно. Как в анекдоте. Толик, прощайте.
— Честно, всё так и было! — папа не мог успокоиться, ему казалось, девушка не верит ему. — Мне предложили остаться в армии, но я отказался. Не люблю, когда уж слишком дисциплина во главе угла, понимаете, бойцы уж стреножили коней в степи, понимаете… хотя платили лучше, чем на гражданке… А сейчас я командир пожарников, мне понравилось тушить…
Мама сдержанно улыбалась. «Беспардонный какой-то: мы мало знакомы, а он — «писайте»… идиот…» — думала мама, не зная, что предпринять, чтобы «матросик» не узнал, в каком парадном живёт Генка.
От остановки они дошли до угла Гарматной и бульвара Лепсе. На улице почти не осталось прохожих. Прохладный ветерок шевелил листья каштанов.
— Спасибо, — мамочка остановилась и заложила руки за спину. — Мы пришли, провожать дальше не надо.
— Как, так быстро?
— Спасибо за вечер. Мне было интересно с вами.
Папа осмотрелся. Сквозь большие окна почты была видна горящая в глубине зала лампочка.
— Как, уже пришли? Я не рассказал вам о пушках.
Мамочка улыбнулась:
— Помилуйте, поздно. Ещё случится оказия.
Пожав друг другу руки, молодые люди растались.
Мама решила с папой больше не встречаться. «Шумный и старый», — говорила она себе, поднимаясь по лестнице босиком и неся за каблуки босоножки, словно большие мокрые мухоморы.
— Правильно решила! Нечего. Я лысину его ещё с балкона рассмотрела, когда он козлом скакал перед тобой. Круглая лысина, как желток куриный. Фу, гадость какая! — ворчала Буня, накладывая в тарелку макароны по-флотски. Мама, переодевшись в халат, сидела за столом и ждала.
— Ты подсматривала?
— Ешь, остынет. Я на балконе воздухом дышала.
— Мама, ты подсматривала.
Буня и себе в тарелочку положила «по-флотски».
— А я говорю, правильно решила. Я ещё Генке расскажу, нам только в семье провинциалов не хватало. Ты на себя в зеркало посмотри. Красавица.
Мама наколола вилкой макаронину и поднесла ко рту:
— Писаная?
— Что?
— Писаная красавица, спрашиваю?
— Не зли меня. Ешь и спать.
— Как скажете, мама, — сдалась Валюша, ковыряясь вилкой в тарелке.
Через месяц мама пошла в молочный за сметаной. За стойкой магазина мой будущий папочка завтракал горячим молоком с маковой булочкой.
— Вы? Что вы делаете здесь? — спросила она и смутилась.
— Завтракаю. Каждое утро, в это самое время, — ответил папочка, утерев усы платочком.
— А я у брата временно живу. Вон, на втором этаже, где балкон с полотенцем…
Второго августа родители поженились. В тот же день они уехали в Сквиру, знакомить мамочку с моей другой бабушкой — бабой Стэфой, папиной мамой.
В День Победы родился я, в роддоме неподалеку от парка с памятником Пушкину и сараем, в котором хранились грабли и плетёные корзины. Осенью в парке студенты политеха сгребают листья в кучи. Ночью кучи поджигают. Они тлеют до утра и пахнут замечательно вкусно.
Алексей Карташов
/Бостон/
Горькое, но необходимое…
Гуревич пришел к нам в седьмом классе, первого сентября. Его посадили рядом со мной, я как раз остался один, потому что мой сосед по парте Сережка уехал с родителями в другой город.
Приняли его быстро, у нас был хороший класс, новенькие сразу приживались. А подружился он именно со мной, так уж получилось — когда сидишь за одной партой, как же не подружиться.
Гуревич был немного странный. Вечно у него появлялись идеи, которые обычному человеку в голову не придут. Он изобрел, например, всем новые прозвища. Обычно как: придумаешь кому-нибудь кличку и сразу скажешь. А Гуревич долго ходил с тетрадочкой, а потом однажды на перемене сообщил, что всем придумал новые имена. Мы попросили почитать, и вот уж крика было! Каждый по очереди обижался, но остальным всем нравилось. Прозвища были странные. Например, Вадика, Рыжего, он назвал Меднопроволочным. Очень точно получилось, волосы у Вадика именно такие и были, но неудобно произносить, слишком длинно. Славу Добрынина назвал Никитичем, а меня — Поповичем, от имени Алеша.
Однажды, уже в девятом классе, шли мы с ним после школы домой. Жили мы почти рядом и часто заходили друг к другу после уроков — продолжить разговор, пообедать, а иногда, когда его родители уезжали, выкурить по сигарете. У его папы всегда был запас американских сигарет, пару штук можно было взять всегда: не будет же он их пересчитывать!
В этот раз мы опять зашли к Гуревичу, сделали по бутерброду, чтобы не возиться с обедом, и сели потрепаться на балконе. Балкон у них был огромный и весь заставленный барахлом, у нас там был любимый уголок, за шкафом.
Я всегда боялся высоты, поэтому садился поближе к стене, а Гуревич — напротив, привалясь к балконной решетке. Мне даже смотреть на него было страшно, и я всегда просил его сесть как-нибудь подальше от края. В этот раз Гуревич заинтересовался и стал подробно расспрашивать — а чего именно я боюсь.
Я объяснил, и мы заспорили, а что такое вообще страх? Я сказал, что это защитный механизм, Дарвина приплел (как раз тогда я увлекся теорией эволюции). Гуревич со мной не согласился.
— Ты же прекрасно понимаешь, что решетка не сломается?
Я подергал ее с опаской — решетка и впрямь была могучая, — и согласился.
— Так почему же ты не хочешь на нее облокотиться? И главное, почему ты за меня боишься? Если я даже упаду с восьмого этажа, твой эволюционный успех (это он меня передразнивал) не изменится. Так что Дарвин тут точно ни при чем, — закончил Гуревич, встал и облокотился на перила, перевесившись вниз.
Мне прямо стало нехорошо, я даже отвернулся. Уговаривать его было без толку.
Тут Гуревич задумался и замолчал, с ним такое бывало. Я уже знал, что он ничего не скажет, пока все не обдумает, на это иногда целый день уходил. Так что я попрощался и пошел к себе домой.
На следующий день мы после школы пошли в наш парк, там есть прудик, его мало кто знает. В нем даже рыба водилась и иногда подходила к берегу. Я купил бубликов, два мы съели, а один стали по кусочку кидать рыбам. В какой-то момент Гуревич вдруг сказал:
— Я придумал упражнения, чтобы избавиться от страха.
— И как?
— Это трудно объяснить. Я тебе лучше на примере покажу, — сказал он. — Вот ты боишься высоты, например, так?
— Так.
— А надо ей радоваться. Найти в ней что-нибудь хорошее. Скажем, когда ты падаешь с восьмого этажа — пока долетишь, будет очень интересно. Ты с вышки прыгал?
— Прыгал, с трехметровой.
— Ну и как, правда же, кайф?
Я подумал и согласился. Гуревич стал меня убеждать, что именно так и можно научиться не бояться.
— Или вот я боюсь змей. Надо тоже что-то сделать с этим.
Я злорадно сказал:
— А они очень приятные на ощупь.
Гуревича передернуло, но он мужественно слушал дальше.
— Надо погладить змею, раз, другой, а потом понравится. Увидишь змею в лесу — сам побежишь гладить.
Он вздохнул и сказал:
— Ну что сделаешь, надо попробовать.
Мне идея понравилась, мы еще обсудили ее немного. Я предложил:
— Надо открыть такую школу, избавления от страхов. Представляешь, сколько денег можно будет заработать?
Мы еще немного порассуждали, что мы будем делать, когда денег будет много. И сколько у нас будет возможностей, и какие можно будет открывать филиалы, в самых разных местах. Я склонялся к тропическому острову, а Гуревич настаивал на Гималаях.
Пока что мы решили начать со змей. Пришли в зоопарк, друг наш Никитич как раз был в КЮБЗе, это такой кружок при зоопарке. Он нас и провел на халяву внутрь, а потом в террариум, со служебного входа. Гуревич, когда увидел змею, прямо побелел, но я ему показал, как их можно гладить — неядовитых, конечно. Амурского полоза. Он потрогал и страшно воспламенился:
— Слушай, какой он сухой и гладкий! И теплый!! — и перегладил всех, кого дали потрогать, уходить не хотел.
Меня лечить было не так легко. Ушло два занятия, но в конце второго я научился прыгать с семиметровой вышки, больше у нас в бассейне не было.
Когда мы в следующий раз сидели на балконе, Гуревич предложил мне перевеситься через перила — и тут опять на меня накатило. Я ужасно расстроился — стоило столько мучиться, если не помогает? Гуревич тоже выглядел озабоченным.
— Что-то не работает, — сказал он. — Чего ты боишься?
Я поразмыслил, отодвинувшись на всякий случай к стенке.
— Да все того же. Смерти. И больно будет очень.
— Больно будет недолго, — успокоил меня Гуревич. — А если смерти не бояться, то всего остального тем более не надо?
Я подумал и согласился.
— А почему ты боишься смерти? Не ты, а вообще люди? У зверей, ладно, инстинкт.
- Цифровой журнал «Компьютерра» № 184 - Коллектив Авторов - Прочая околокомпьтерная литература
- Танцор у гроба - Джеффри Дивер - Триллер
- Цветы на подоконнике - Клавдия Пестрово - Поэзия
- Знай, что я люблю тебя (СИ) - Мелевич Яна - Эротика
- Цветы пустыни - Барбара Картленд - Исторические любовные романы