Год смерти Рикардо Рейса - Жозе Сарамаго
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Год смерти Рикардо Рейса
- Автор: Жозе Сарамаго
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последующие дни Рикардо Рейс занимался поисками квартиры. Он уходил утром, возвращался к ночи, обедал и ужинал где-нибудь в городе, и путеводителем по Лиссабону служили ему страницы объявлений в «Диарио де Нотисиас», однако далеко не забирался, поскольку окраинные кварталы не отвечали ни вкусам его, ни привычкам, и ни за что бы не стал он жить, к примеру, на улице Героев Кионги или на Мораэса Соареса, где аренда стоила и вправду недорого: просили от ста шестидесяти пяти до двухсот сорока эскудо в месяц — не пристало ему жить без вида на реку и в отдалении от Байши. Он отдавал предпочтение меблированным комнатам, да оно и понятно: каково одинокому холостяку заниматься покупками бесчисленного множества необходимых в быту вещей — всяких там шкафов, стульев, постельного белья, посуды — если не у кого попросить помощи и совета, и, несомненно, никто из нас не в силах представить себе ни Лидию, которая ходит вместе с доктором Рикардо Рейсом по магазинам и высказывает свое просвещенное мнение — бедная Лидия! — ни Марсенду, хоть она-то с отцом в подобных заведениях бывала, но мало что смыслит в практических делах, а что касается квартир, то знает исключительно свою собственную, которая, впрочем, вовсе не является ее квартирой в полном смысле слова, предполагающем, что нечто принадлежит нам и нашими руками сотворено. И знает Рикардо Рейс только этих двух женщин и никого больше, так что Фернандо Пессоа, назвавший его Дон Жуаном, допустил сильное преувеличение. Из всего этого следует, что покинуть отель будет ему не так-то просто. Жизнь, жизнь любая и всякая, расставляет свои силки, плетет тенета, для каждого человека — свои, вызывает присущую ей инерцию, непостижимую для того, кто критическим оком озирает ее со стороны, с колокольни собственных установлений и правил, в свою очередь совершенно непонятным озираемому, а потому довольствуемся той малостью, которая все же доступна нашему разумению в жизни других, которые нам за это будут благодарны и, может быть, отплатят той же монетой. Сальвадор же к их числу не принадлежит — его бесят длительные отлучки постояльца, ведущего себя совсем не так, как в первые дни, и бесят до такой степени, что он уже собрался пойти посоветоваться с другом Виктором, однако в последний момент его удержало смутное опасение влипнуть в историю, которая, если скверно кончится, замажет и его тоже. Он стал особенно обходителен с Рикардо Рейсом, чем окончательно сбил с толку своих подчиненных, теперь уже решительно не знавших, как себя вести — да простятся нам эти обыденные подробности: не все ж коту, как говорится, о высоком рассуждать.
Жизнь наша полна контрастов. В те дни, когда разнеслась весть об аресте Луиса Карлоса Престеса [36] — будем надеяться, что Рикардо Рейса не станут больше тягать в известное ведомство, выспрашивать, не знал ли он его в бытность свою в Бразилии хотя бы в качестве пациента — в те дни, когда Германия денонсировала локарнский пакт и оккупировала Рейнскую область, то есть иными словами — как ни болела, а померла, в те дни, когда в Санта-Кларе состоялось торжественное открытие водоразборной колонки, прошедшее при большом стечении и неистовом ликовании публики, до сей поры вынужденной набирать воду из пожарных гидрантов, и славный вышел праздник: под гром рукоплесканий и раскаты протяжного «ура!» двое невинных детишек — мальчик и девочка — наполнили два кувшина водой, б-благородный народ, б-бессмертный народ, в те дни, когда прибыл в Лиссабон знаменитый румын по имени Маноилеску, заявивший по приезде: В пределы вашей страны меня привела новая идеология, распространяющаяся в ней в настоящее время и вселившая в мою душу одновременно уважение ученика и священный восторг верующего, в те дни, когда Черчилль в своей речи назвал Германию единственной в Европе страной, которая не опасается войны, в те дни, когда была объявлена вне закона и распущена партия под названием «Испанская Фаланга» и арестован ее руководитель Хосе Антонио Примо де Ривера, в те дни, когда вышел в свет «Феномен отчаяния» Кьеркегора, в те, наконец, дни, когда состоялась в «Тиволи» премьера фильма «Бозамбо», где демонстрировались достойные всяческих похвал усилия белого человека по вытравлению из диких народов ужасного духа воинственности, так вот, в эти самые дни Рикардо Рейс ничем, кроме поисков прибежища и обиталища, не занимался. Он уже близок к отчаянию и без прежнего жара листает страницы газет, сообщающие совсем не то, что ему надо — о кончине Венизелоса, о том, что, по словам морского министра Ортинса де Бетанкура, интернационалист не может быть военным да и вообще португальцем, о вчерашнем дожде, о том, что в Испании нарастает красная волна, о том, что за семь с половиной эскудо можно приобрести «Письма португальской монахини» [37], а вот где найти дом, который бы его устроил, — ни слова. Несмотря на благожелательность Сальвадора, атмосфера в «Брагансе» такая, что дышать решительно нечем, стало быть, надо съезжать, тем более, что, покинув отель, он не потеряет Лидию, она ему это обещала, гарантировав тем самым удовлетворение известных потребностей. О Фернандо Пессоа он почти не вспоминает, и образ его не то чтобы изгладился, а скорее — выцвел и потускнел, как портрет на ярком свету, как матерчатые цветы на погребальном венке, блекнущие день ото дня, он ведь сам сказал тогда: Девять месяцев, да, пожалуй, и это — много. Фернандо Пессоа не появляется больше — по прихоти ли, из-за дурного расположения духа, с досады или же потому, что ему, покойнику, надо выполнять обязанности, налагаемые этим статусом, впрочем, это всего лишь предположение — что дано нам знать о потусторонней жизни, а Рикардо Рейс, который имел возможность порасспросить об этом, шансом своим не воспользовался, даже и не вспомнил, ибо все мы — живые, жестокосердые себялюбцы, черствые эгоисты. Проходят монотонные пепельно-серые дни, прогнозы сулят наводнения в провинции Рибатежо, гибельные разливы рек, уносящие на стремнину скотину и живность, рушащие дома и втаптывающие их в грязь, на которой некогда были они возведены, затопляющие посевы, оставляющие над неимоверным пространством воды, покрывшей поля, лишь круглые кроны плакучих ив, всклокоченные макушки ясеней и черных тополей, а на верхних ветвях, словно для того, чтобы потом, когда спадет вода, всякий, не веря своим глазам, мог сказать: Вон докуда доходило, застрянут высохшие травинки. Рикардо Рейс не принадлежащий к числу жертв или очевидцев этих катастроф, читает газеты, разглядывает фотографии под заголовком «Образы трагедии», и ему трудно поверить в терпеливую жестокость высших сил — ведь в их распоряжении столько способов отправить нас на тот свет, а они со сладострастием избирают огонь и железо или эту вот прорву воды. Да, не обладай мы даром читать в душах человеческих, то, глядя на этого господина, так уютно расположившегося с газетой на диване в согретой калорифером гостиной, нипочем бы не поверили, каким горестным размышлениям он предается, как сочувствует несчастью ближнего — куда уж ближе: всего пятьдесят, ну, от силы восемьдесят километров отсюда — какую печальную думает он думу о жестокости небес и о равнодушии богов, ибо все это одно, абсолютно одно и то же — покуда я слушаю, как Сальвадор посылает Пименту в табачную лавочку за испанскими газетами, покуда различаю на лестнице шаги Лидии, — я узнаю их уже издали — поднимающейся на второй этаж, и все это отвлекает меня, но вот я вновь берусь за объявления, чтению коих предаюсь в последнее время как одержимый, вот раздел «Сдается в аренду», и я незаметно вожу по строчкам указательным пальцем, незаметно — чтобы Сальвадор не заметил и не заподозрил чего-нибудь, и вдруг натыкаюсь на: Санта-Катарина, полностью обставленная квартира, стоимость амортизации мебели включена в арендную плату, и перед глазами у меня четко, как на фотоснимках, запечатлевших разрушительный паводок, возникает этот самый дом, да, в тот вечер, когда я виделся с Марсендой, там на втором этаже висело какое-то объявление, как же я могу позабыть, сейчас же туда пойду, тихо, тихо, без суеты и спешки, это будет вполне естественно — дочитал «Диарио де Нотисиас», аккуратно сложу ее, какой ее взял, такой и оставлю, я не из тех нерях, что бросают на столе развернутую газету, и теперь поднимаюсь на ноги, говорю Сальвадору: Пройдусь немного, дождь вроде унялся, а какое бы не слишком банальное объяснение представить, если потребуют? — и, обдумывая все это, понимает Рикардо Рейс, что как-то странно сложились у него отношения с отелем «Браганса» или с Сальвадором, что попал он почему-то в зависимость от них, и вновь чувствует себя воспитанником иезуитского коллежа, преступающим правила, нарушающим дисциплину лишь по той единственной причине, что существуют правила и дисциплина — да нет, пожалуй, даже хуже, потому что сейчас у него не хватает смелости сказать: Вот что, любезный, я иду смотреть квартиру, подойдет — перееду из вашего отеля, осточертели мне и вы, и Пимента, да и все вообще, разумеется, кроме Лидии, которая заслуживает иной участи. Ничего подобного он не сказал, а сказал, словно прощенья просил: До свиданья — а смелость, заметим, проявляется не только на поле битвы или при виде ножа, готового пропороть твое сжавшееся нутро: у иных людей там, где полагается быть смелости, дрожит нечто студенистое, но они, впрочем, в этом не виноваты, такими уж уродились.
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- Волшебный свет - Фернандо Мариас - Современная проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Н В Гоголь, Повести, Предисловие - Владимир Набоков - Русская классическая проза