Танцующая в Аушвице - Паул Гласер
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Танцующая в Аушвице
- Автор: Паул Гласер
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы идем уже много часов. Марта в порядке, а вот Рашель все больше подволакивает ногу. Мы обсуждаем это друг с другом, Рашель и сама понимает, что долго она не выдержит. Сколько нам еще идти? Должны же эти немцы в конце концов устать и устроить привал! Но тут приходит сообщение, что русские, похоже, прорвали оборону. Нам приказано ускорить шаг. Рашель уже так хромает, что едва может передвигаться. Она идет лишь с нашей помощью. Когда мы так, поддерживая ее с обеих сторон, ковыляем вперед, Рашель заговаривает о прощании. Она — реалистка. Мы с Мартой не спорим.
— Сходите ко мне домой, — просит Рашель. — Я не знаю, кого вы застанете в живых. Может, брата или сестру. Родителей там точно не будет, потому что прошло много времени с тех пор, как их отправили в лагерь. У них не было шансов выжить. Передайте всем привет и скажите, что я их люблю. Расскажите, что мне с вами было хорошо, мы много смеялись… И еще. В кафе в конце улицы вы найдете Пьера. Я его любила, очень любила. Не знаю, может, теперь он живет с другой, но все равно поцелуйте его от меня и передайте, что я все еще думаю о нем…
Так Рашель продиктовала нам свое завещание. И следом:
— А теперь отпускайте. Вы тоже не спасетесь, если вам придется тащить меня дальше. У меня скоро не будет ни боли, ни страха. Я упокоюсь с миром. Я вас люблю. Поцелуйте меня и прощайте.
Я долго смотрю ей в глаза, ее взгляд спокоен и дружелюбен, она молчит, и я целую ее в губы. Лицо Марты залито слезами, она тоже целует Рашель. Потом мы еще раз целуем друг друга, и еще раз. Мы ничего не говорим. Я делаю шаг из своего ряда навстречу ближайшему эсэсовцу и спрашиваю его по-немецки, можно ли нам выйти из колонны, чтобы попрощаться с умирающей подругой. Он несколько обескуражен, ведь обычно заключенные не обращаются к эсэсовцам. Затем едва заметно кивает и показывает нам на место у дороги возле полуразрушенной стены. Туда ковыляет Рашель с Мартой и со мной. Мы помогаем ей опуститься на снег, гладим ее волосы, гладим ее лицо, обещаем выполнить все ее пожелания и целуем в последний раз. Эсэсовец ждет минутудругую, но потом быстро нагоняет колонну заключенных. На нас надвигается следующий эсэсовец. Он тут же начинает орать, направляет на нас автомат, и мы с Мартой поспешно становимся в крайний ряд. Я оглядываюсь. Вижу вспышку, слышу выстрел. Рашель заваливается набок. Ее волосы развеваются по ветру. А потом я вижу только снег, в котором лежит Рашель. И ничего, ничего больше…
Оставив Рашель в снегу, мы с Мартой, потрясенные, идем дальше. Молча. Да и что тут можно сказать? Слезы на наших щеках превращаются в ледышки. Внезапно раздается приказ. Мы его не слышим, но все резко останавливаются. Я натыкаюсь на идущего впереди, тот сразу начинает ругаться. Но это не доходит до моего сознания. Привал. Мы ждали его много часов подряд. Рашель его не дождалась. Люди садятся прямо в снег или ищут укрытия под стенами разрушенных домов, стоящих вдоль дороги. Мы находимся недалеко от маленькой деревушки, вернее, от того, что от нее осталось.
Немцы бросают в толпу узников несколько буханок хлеба. Мгновенно вспыхивают драки. Мы с Мартой наблюдаем за всем этим со стороны. У нас еще есть хлеб, взятый из лагеря. И кроме того, незадолго до прощания Рашель отдала нам свою долю. Все это кажется нереальным, дурным сном, из которого хочется вынырнуть, но не получается. Мимо нас проходит небольшая группа немецких беженцев, некоторые из них катят перед собой тачки. Покидают восточные земли. “Русские прорвались!” — кричат они. Но все мы слишком устали, чтобы реагировать. В эту морозную ночь мы спим на открытом воздухе, прячась от ветра под стенами разрушенных домов. Мы с Мартой согреваемся, крепко прижавшись друг к другу и время от времени растирая друг другу лицо и руки. Обувь и одежда не слишком помогают. Так, после полутора лет в Аушвице, проходит наш первый день по эту сторону колючей проволоки.
На следующее утро поход продолжается. Повсюду лежат мертвые. На пронизывающем холоде многие не проснулись. И впрямь заманчиво: заснув, ускользнуть в этот холод. Все случится мягко и как бы само собой. А вот за то, чтобы жить, надо постоянно бороться. Особенно если ты лег. Хотя некоторые умирают и сидя. Очень скоро мертвых становится не видно, их всех накрывает снежный саван.
Такая смерть не для меня, хотя и я могу представить себе искушение мягким белым снегом. Когда на второй день в полдень нас останавливают, снова начинает падать снег. Сидя на обочине, я разглядываю крупные хлопья. Красивые пушистые снежинки, кружась, опускаются вниз. Чаще их сносит ветром наискосок от меня. А то вдруг они летят в другую сторону. Поскольку снег приглушает резкие звуки, такое впечатление, что все вокруг погружено в покой. И мне безразлично, что меня саму медленно накрывает снег. Я бездумно смотрю на эти бесконечно падающие хлопья, смотрю на другой мир. Он спокоен и красив. Наверное, Рашель теперь лежит под снегом. И больше не чувствует боли в своей прекрасной снежной могиле.
Чуть погодя разносятся лающие команды. Я поднимаю глаза, нам нужно идти дальше. Стряхиваю с себя снег, ищу Марту. Она сидит вплотную ко мне. Одеревеневшая от холода, начинаю двигаться дальше, но через полчаса потихоньку расхожусь. Некоторые пытаются бежать, некоторым удается раствориться в наступающей темноте или исчезнуть, когда мы идем по краю леса. Но большинство беглецов настигает пуля.
Мы шли в сторону Бреслау, когда вдруг — Halt! — нам приказали остановиться: впереди зазвучала артиллерийская канонада. Небольшими группками мы расселись вдоль дороги. Артобстрел нарастал. Вокруг нас стали рваться снаряды. Каждому из них предшествовал тонкий свист, затем — яркая вспышка. И взрыв. Точно так молния предупреждает о следующем за ней раскате грома. Чем выше звук, тем ближе снаряд, вот что мы уяснили из этого обстрела. А кто слышал пронзительный свист, но не видел следующих за ним вспышку и взрыв, тот, значит, был уже мертв. Но смерть нас тогда почему-то совсем не волновала. Одним из близко разорвавшихся снарядов задело эсэсовца. Он остался лежать, упав лицом прямо в грязь, но на его голове по-прежнему держалась каска. Если взглянуть со стороны — так эсэсовец в полном порядке. Однако он не шевелился, и у него не хватало обеих ног. Куда они подевались, было непонятно, лишь чуть поодаль валялся ботинок со ступней. И это сделал один-единственный снаряд! Не отрывая глаз, я смотрела на эсэсовца. Первый раз я видела взрыв со столь близкого расстояния.
Надо же, а я и не предполагала, что в Биркенау своими руками мастерила такие действенные штучки. Тогда это именовалось «продукцией» и «производственным планом». Тогда это было теорией, теперь же настало время практики. Жаль только, что большинство снарядов попадало мимо цели. Эти русские никудышно стреляли, но тут уж ничего не попишешь. Зато теперь семья эсэсовца получит красивое свидетельство, где старинными готическими буквами с вензелями будет сообщено о его героической смерти на благо народа и отечества. Но это же сплошное надувательство. Это никакая не героическая смерть, а глупое невезение, потому как глупо быть разорванным на кусочки при этапировании в тыл полуживых узников концлагеря. Это не смерть героя.
Ночь мы проводим в чистом поле. Мы с Мартой лежим “ложечка к ложечке”, чтобы хоть как-то согреть друг друга. Для защиты от ветра я соорудила вокруг места, где мы спим, снежный вал. Теперь наше спальное место напоминает лежку зайца. Мы притулились в неглубокой ямке. Моя торба у нас вместо подушки, тряпки, как головные платочки, накрывают лицо, чтобы не дать уйти теплу. А сверху — снежное одеяло. Лежа в снегу, в покое и тепле, я вспоминаю школьные каникулы в Зауэрланде на горнолыжном курорте Винтерберг или катание на коньках на озерах в Ойстервейке, неподалеку от Ден-Боса. И размышляя об этом в своей снежной норе, я снова представляю, как это соблазнительно — окончательно слиться со снегом и остаться в нем навсегда. Ранним утром следующего дня нас пробуждают крики охранников. Полузасыпанные снегом, полностью окоченевшие, мы встряхиваемся и встаем. Некоторые остаются лежать. Не видят смысла в том, чтобы идти дальше, или умерли? Сразу не поймешь. Большинство из них и впрямь мертвы. Другим приходится быстро нас нагнать — с помощью или без помощи эсэсовцев. Через четыре дня, 22 января пополудни, мы приходим в городок Лослау.
Там нас упихивают в открытые угольные вагоны и дальше везут поездом. Мы едем день и ночь. Иногда поезд подолгу стоит. Почему стоит, непонятно. Время от времени слышны свистки паровоза. Его приводит в действие пар. Удивительно, как в этом хаосе все еще нормально функционируют железные дороги. Есть вода, есть уголь. Если станцию разбомбили, поезд следует другим маршрутом через другие станции. Как правило, союзники бомбят большие станции и забывают бомбить маленькие. Поэтому поезд может продвигаться вперед объездными путями.
- Счастливы ли богатые? - Стивен Ликок - Юмористическая проза
- Подвиги Геракла - Агата Кристи - Классический детектив
- С новым годом! - Дмитрий Евгеньевич Аринин - Рассказы / Детские приключения / Детская проза
- Друг по переписке (ЛП) - Джей Ти Джессинжер - Современные любовные романы
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив