Роман с языком, или Сентиментальный дискурс - Владимир Новиков
- Дата:11.11.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
- Автор: Владимир Новиков
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искусство не может обойтись без не-искусства, постоянно прибегая к нему как к источнику, делая его свои материалом. Что же касается обратной связи… Наговорено и написано на эту тему столько, что «историю вопроса» уже не разгрести. Остается махнуть рукой на все эти эстетические трактаты и высказать только свое мнение, основанное на своем же житейском опыте. Встречались мне так называемые «простые» люди, не читающие ни стихов ни прозы, не бывающие ни в театрах, ни в консерватории, ни в музеях, — и притом абсолютно полноценные и самодостаточные. Некоторые из них, право же, бывали умнее и оригинальнее иных моих знакомых или коллег, способных высказывать веские соображения по поводу семантики строк «У него без всякой прошвы// Наволочки облаков» или еще чего-нибудь в этом роде. Не всякому и не всегда эстетические ценности идут в жизненный прок. В общем, отдельно взятый человек может обойтись без искусства и при этом быть вполне человеком. Рискну обобщить, что и вся сфера, условно определенная как «не-искусство» самодостаточна и в искусстве не нуждается. Высшее мужество художника — спокойно, без истерических сарказмов признать: «Наши песни не нужны природе».
А чтобы добиться хоть какой-то ясности на вечно-избитую тему «искусство и жизнь» предлагаю воспользоваться разграничением понятий «Жизнь» и «жизнь», предпринятым ранее в грустную минуту (см. выше, в главе VIII). Моя, твоя, его, ее частная и отдельная жизнь может а) не иметь с искусством никаких пересечений — и при этом быть ненапрасной, интересной, осмысленной, красивой, полноценной; б) содержать в себе искусство как важную, необходимую и незаменимую часть — как это бывает у заинтересованных любителей и полноценных профессионалов, которые в экстремальном случае — в) — всю собственную жизнь делают частью искусства. Важно при этом подчеркнуть, что разновидности «а», «б», «в» не должны рассматриваться иерархически — представители этих типов не равны перед Фридрихом Шлегелем[11], но, по моему мнению, равны перед Богом и человечеством.
Что же касается Жизни как синонима мироздания, бытия, существования, — то она и будет для систем «искусство» и «не-искусство» объединяющей метасистемой («искусство» + «не-искусство» = «Жизнь»). В такой Жизни искусство будет всегда, оно никуда деться не может, а всякими грозными прогнозами (вроде пародийной зощенковской сентенции «Вообще искусство падает») занимаются в основном люди, по своей внутренней, природной сути к творчеству непричастные.
XXXVI
Не сразу соображаю я, что это за Лена звонит, обращаясь ко мне на «ты» и без отчества. Да это же та самая, у которой я тогда на Малой Филевской нашел потерянную было Делю! И после того еще раза два-три встречались. Радостной реакцией стараюсь компенсировать неучтивость своей памяти, но Лена держит такой бесстрастно-нейтральный тон, от которого делается не по себе.
— С Делей что-нибудь случилось?
— Нет, с ней все очень даже хорошо. (Ну, очень-то хорошо, замечаю про себя, с ней не может быть по определению!) Но у меня к тебе разговор не телефонный. И лучше не у тебя дома. Я еду из центра, давай на «Кутузовской», у первого вагона.
Нервно, с кровью, бреюсь. Ну, пожалуйста, не надо, не нужно мне больше никаких сюрпризов! Неужели даже на скромную, бедную, бесславную, но спокойную жизнь я права не имею?
Примчался на десять минут раньше. Не сидится мне на этом потемневшем и обшарпанном деревянном диване, сную туда-сюда по платформе, мешая поступательному движению целенаправленных пассажиров. И вдруг — снисходит. Полный Покой. Так получилось, что в этом — профессионально как бы неудачном для меня — году основательно покатался в метрополитенах: парижском, лондонском, сан-францисском и, наконец, венском, порой незаметно переходящем в наземный трамвай и вновь ныряющем в норку… Метро везде — и разное и одинаковое одновременно. Четыре иностранных картинки накладываются на одну отечественную и соединяются в объемную кристаллическую пентаграмму. Мир един в своей сути, и вот эта не блещущая красотой «Кутузовская», где года четыре назад с потолка отвалилась бетонная плита, никого, по случайности, не задавив, — тоже полноправная часть вселенной. Логически эта мысль ничего не стоит, но когда почувствуешь ее и верхней и нижней половинами души… Именно для того, чтобы поймать это ощущение, и пускаемся мы во все странствия, меняем небосводы, не меняя души, но обновляя ее и укрепляясь в своем праве на единственную родину. Иным ненасытным для этого нужно посетить и потрогать все полторы сотни государств-членов ООН — простому же человеку вроде меня может хватить и нескольких мимолетных встреч с четырьмя чужбинами. Шел на встречу с малознакомой, двоюродной женщиной, а приключилось вдруг свидание с мирозданием…
Лена выходит из вагона с улыбкой, и я окончательно успокаиваюсь. Как и все, я не в восторге от того, что делается в стране, но один позитивный момент должен отметить: красивые женщины в новых исторических условиях становятся еще красивее. Не знаю, в одежде ли дело, в косметике или иных прибамбасах, которых раньше не хватало, чтобы оттенить, подчеркнуть богатство наших главных природных ресурсов. После обмена поверхностной информацией друг о друге, слышу слова, которые сначала разлетаются в разные стороны, как искры, и лишь по прошествии нескольких секунд дают понять заключенную в них информацию:
— Неделю назад Деля родила дочку, назвала ее Машей. Авторство не вызывает сомнений.
При этом Лена так красноречиво и пристально смотрит на меня, как никто, кажется, никогда не смотрел. Что это она вдруг? А, еще раз подтверждает для себя самой свою безошибочную догадку. Мое же сознание в эту минуту успевает подсчитать, что между нынешним маем и прошлогодним августом, когда Деля меня навестила, примерно девять месяцев.
— А как она мне… она меня…
Членораздельное вопросительное предложение у меня никак не складывается, но Лена объясняет все достаточно вразумительно.
— Она хотела родить, года два уже говорила об этом. Мне казалось, что имеется в виду все-таки Игорь. А уже перед самым роддомом она мне позвонила и говорит: «В моем возрасте всякое бывает. Если со мной что-то случится, а ребенок будет в порядке, дай, пожалуйста, знать Андрею». Я удивилась, но промолчала. А когда пришла к ней в роддом, то об Андрее уже речь не заходила. Но на девочку я успела взглянуть и заметить некоторое сходство не с Игорем. На тебя вышла сейчас, можно сказать, в порядке самодеятельности. Не уверена, что поступаю правильно. Игорь считает Машу своим ребенком, а юридически отцом является только он, насколько я в этом разбираюсь.
Ты абсолютно правильно, Лена, поступаешь, даже благородно поступаешь. Это было бы чудовищно, если бы от меня скрыли… Но ты по вполне понятным причинам не представляешь силу удара — ведь ты не знаешь, что у меня отнимают уже вторую дочь подряд. Сейчас мне надо — для начала — подняться с этой скамьи, проводить тебя до вагона, улыбнуться на прощанье. А потом будем искать выход. Из станции и из ситуации.
Какие тут могут быть стратегии, тактики! Жизнь рушится окончательно, и остается только идти напрямую. Набираю вспомненный не без труда номер, называю себя и прошу дать мне поговорить с Делей. «Нельзя», — отвечают мне как ребенку, и я вдруг понимаю, что встретился с тем, что на юридическом языке называется непреодолимой силой. Рассчитывать на возвращение Дели с моим ребенком ко мне я мог бы только если бы был свободен. Я не соблюл условий договора и теперь за это расплачиваюсь. А может быть… Родить от меня, но не для меня — слишком изощренное коварство, Деля на него неспособна. Да, коварства в ней нет, но странность ее, нестандартность могли подтолкнуть на любые действия…
Ну, давай сначала. Чего ты конкретно хочешь? Чтобы рядом с тобой были Настя, Деля и маленькая Маша. Какой волшебник, какая золотая рыбка могут устроить тебе такой вариант? Остаться с Настей и забыть обо всем ином? Деля сделала немало для того, чтобы я разлучился с ней окончательно, на уровне души. Но Машу я должен увидеть. Увидеть, а там как Бог даст. Возьму да похищу, Настины бывшие криминальные знакомые помогут. Настя меня простит, и будем мы с ней растить эту девочку…
Правда, что это все со мной происходит в данном времени и пространстве, это не фантазия, не сон? Боль слишком настоящая, чтобы в ней сомневаться.
Приход Насти чуть-чуть анестезирует, успокаивает. Держусь, с подчеркнутым вниманием слушаю ее новости. Потом говорю, что неважно себя чувствую и ложусь. Она так хлопочет вокруг меня…
Ночь на реланиуме, утро в прострации.
— Ну, скажи мне всю правду, — умоляет она. — Нет ничего такого, что я не могла бы не принять от тебя.
Делаю последнее сдерживающее усилие — и рассказываю все. Настя никак не реагирует, просто онемела, а я уже не могу остановиться…
- Стихотворения - Борис Пастернак - Поэзия
- Завещание мужества - Семен Гудзенко - Биографии и Мемуары
- Бальзак. Одинокий пасынок Парижа - Виктор Николаевич Сенча - Биографии и Мемуары
- Книга пяти колец - Мусаси Миямото - Древневосточная литература
- Новиков-Прибой - Людмила Анисарова - Биографии и Мемуары