Прощай, Колумбус и пять рассказов - Филип Рот
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Прощай, Колумбус и пять рассказов
- Автор: Филип Рот
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор прошло пятнадцать лет, и я не знаю, что сталось с Альби Пелагутти. Если он гангстер, то не настолько знаменитый и богатый, чтобы заинтересовать комитет Кифовера[83]. Когда комитет занялся штатом Нью-Джерси, я стал внимательно следить за расследованиями, но ни разу не встретил в газетах фамилию Пелагутти и даже Дьюка Скарпы — хотя кто знает, под какой фамилией живет теперь Дьюк. Я знаю, однако, что сталось с учителем профориентации. Позже, когда другой сенатский комитет[84] стал пропалывать штат, выяснилось, что около 1935 года Роберт Руссо, в ту пору студент педагогического колледжа, был (в числе прочих) марксистом. Руссо отказался ответить на некоторые вопросы комитета, и Совет по образованию собрался, всыпал ему горячих и уволил. Время от времени я читаю в ньюаркской газете, что Союз защиты гражданских свобод все еще пытается обжаловать это решение. И даже сам написал в Совет, что, если и оказал на меня кто-то разлагающее влияние, то отнюдь не бывший мой учитель Руссо; если он и был коммунистом, то никак этого не проявлял. Я не решился включить в письмо эпизод с пением «Звездного знамени»: как знать, что докажет или не докажет он капризным дамам и владельцам сетевых магазинов, которые заседают и умирают в советах по образованию?
И если (перефразируя древнего) история человека это его судьба[85], как знать, примут ли они к сведению письмо, написанное мною? Другими словами, похоронили ли пятнадцать лет тот день, когда я был вызван к директору?
…Это был высокий, благородного вида джентльмен, и, когда я вошел, он встал и подал мне руку.
То же солнце, которое час назад просвечивало змеиные волосы Дьюка, косо пробивалось теперь сквозь жалюзи мистера Уэнделла и согревало его зеленый ковер.
— Как поживаете? — сказал он.
— Да, — не к месту ответил я, спрятав забинтованную руку под здоровой.
Он любезно предложил:
— Присядьте.
Испуганный, неопытный, я отвесил что-то вроде полупоклона и сел. Тогда мистер Уэнделл подошел к металлическому картотечному шкафу, выдвинул один ящик и достал из него большую белую карту. Он положил ее на стол и поманил меня, чтобы я мог прочесть, что на ней напечатано. Наверху крупными буквами были напечатаны моя фамилия, первое и второе имя; ниже римская цифра один, и рядом с ней: «Дрался в коридоре, разбил окно (19/3/42)». Уже задокументировано. И на большой карте с массой свободного места.
Я вернулся к своему стулу и сел, а мистер Уэнделл сказал, что эта карта будет сопровождать меня всю жизнь. Поначалу я слушал, но по ходу его речи драматизм улетучивался, и внимание мое переключилось на его картотеку. Я представил себе заключенные в ней карты. Карту Альби, карту Дьюка… и тогда я понял — и почти простил, — почему они смылись и оставили меня одного отвечать за разбитое окно. Понимаете, Альби всегда знал о картотеке и расставленных по алфавиту карточках; я не знал; а Руссо, бедный Руссо, узнал лишь недавно.
ЭЛИ-ИЗУВЕР
Лео Зуреф возник из-за белой колонны — поздороваться с Эли Пеком. От удивления Эли отпрянул, они пожали друг другу руки, и Зуреф жестом пригласил его в просевший старый особняк. В дверях Эли обернулся и увидел, как за сбегавшей по склону лужайкой, за буйными зарослями живых изгородей, за затененной заброшенной тропой, мигают фонари на улицах Вудентона. Магазины вдоль Коуч-Хаус-роуд выбрасывали снопы желтого света — Эли представлялось, что это горожане тайно сигнализируют ему: «Эли, разъясни ты этому Зурефу нашу позицию. У нас современная община, Эли, у нас семьи, мы платим налоги…» Отягощенный этим заданием, Эли тупо, устало поглядел на Зурефа.
— Вы, как я понимаю, работаете полный день, — сказал Зуреф, проводя юриста — чин-чином, при портфеле — в промозглый холл.
Каблуки Эли грохотали по растрескавшемуся мраморному полу, и, чтобы перекрыть грохот, он говорил громко.
— Дорога — вот что тяжелее всего, — сказал Эли, проходя — Зуреф распахнул перед ним дверь — в сумрачную комнату. — Занимает три часа в день… Я к вам прямо с поезда.
Он опустился в кресло со спинкой в форме арфы. Оно, против ожидания, оказалось не очень глубоким, и Эли ушиб костистый зад. Ушиб взбодрил его, заставил вернуться к делу. Зуреф, лысый, с косматыми бровями, когда-то, судя по всему, очень толстый, сидел за пустым столом, стол скрывал его до половины, и от этого казалось, что он сидит на полу. Кроме стола, в комнате не было ничего. Ни книг на полках, ни ковра на полу, ни штор на больших створчатых окнах. Когда Эли заговорил, Зуреф встал и открыл державшееся на одной скрипучей петле окно.
— Май, а уже как август, — сказал он, и Эли увидел на голове Зурефа — тот стоял к нему спиной — черный кружок. У Зурефа не было макушки! Зуреф сквозь полумрак — лампочки в люстре отсутствовали — проследовал к столу, и тут Эли сообразил, что это кипа. Зуреф чиркнул спичкой, зажег свечу, и в открытое окно ворвались приглушенные крики играющих детей. Уж не для того ли Зуреф открыл окно, чтобы Эли их услышал.
— Ну-ну, — сказал он. — Я получил ваше письмо.
Эли изготовился: ожидал, что Зуреф выдвинет ящик, достанет письмо из папки. Вместо этого старик подался животом вперед, просунул руку в карман брюк и извлек оттуда нечто, что Эли на первый взгляд принял за сильно несвежий носовой платок. Зуреф развернул его, расправил, разгладил на столе ребром ладони.
— Вот, — сказал он.
Эли указал на замызганный листок, который он слово за словом обсудил со своими партнерами, Льюисом и Макдоннелом.
— Я надеялся получить ответ, — сказал Эли. — Прошла неделя.
— Дело важное, мистер Пек, и я знал — вы придете.
Дети бегали под открытым окном, их непонятный лепет — вполне, впрочем, понятный Зурефу, иначе чего б он заулыбался, — проник в комнату, как третий собеседник. От детского крика Эли стало не по себе, он не смог сдержать пробравшей его дрожи. Надо было, думал он, сначала пойти домой, принять душ, поужинать, а потом уж нанести визит Зурефу. Профессионализм, обычно выручавший его, здесь не помогал: слишком сумрачным был кабинет, слишком поздним час. А там, внизу, в Вудентоне, его ждали — ждали клиенты, ждали соседи. И он представлял не себя с женой, а евреев Вудентона.
— Вы поняли, в чем дело? — спросил Эли.
— Понять нетрудно.
— Это вопрос районирования… — Зуреф ничего не ответил, лишь побарабанил пальцем по губам, и Эли сказал: — Законы создаются не нами…
— Вы их уважаете.
— Они защищают нас… Защищают общину.
— Закон есть закон, — сказал Зуреф.
— Вот именно! — Эли так и подмывало встать и забегать по кабинету.
— Но закон не всегда закон, и это тоже верно. — Зуреф поднял руки ладонями вверх, изобразил весы. — Ведь бывает и так: хоть закон и закон, но он не всегда закон? — Он покачал чаши весов. — И наоборот.
— Все проще простого, — отрезал Эли. — Школе-интернату не полагается находиться в жилом районе. — Он не допустит, чтобы Зуреф затуманил эту проблему другими проблемами. — Мы сочли за благо предварить вас, прежде чем что-либо предпринимать.
— Ну а дому?
— Дому да. Жилой район он и предназначен для жилья.
Не исключено, что эти перемещенные лица знают английский не так хорошо, как могло показаться. Зуреф говорил медленно, но до сих пор Эли относил это за счет его изворотливости, а то и умудренности.
— Жилье и означает дом, — добавил он.
— Значит, это есть мое жилье.
— А как же дети?
— Это их жилье.
— Всех семнадцати?
— Восемнадцати, — сказал Зуреф.
— Но вы же обучаете их здесь?
— Талмуду. Это против закона?
— В таком случае это школа.
Зуреф снова подвигал чаши весов вверх-вниз, постепенно нарушая их равновесие.
— Послушайте, мистер Зуреф, в Америке такое заведение называется школой-интернатом.
— И там их учат Талмуду?
— Их там учат — и точка. Вы — директор школы, они — ученики.
Зуреф положил чаши весов на стол.
— Мистер Пек, — сказал он. — Я в это не верю… — но к тому, что говорил Эли, слова его, похоже, касательства не имели.
— Мистер Зуреф, таков закон. Я пришел осведомиться, что вы намерены предпринять.
— Что меня обяжут предпринять.
— Надеюсь, это совпадает.
— Совпадает, — Зуреф вжал живот в стол. — Мы остаемся. — Он улыбнулся. — Мы устали. Директор устал. Ученики устали.
Эли встал, взял портфель. Туго набитый жалобами, претензиями и махинациями клиентов портфель оттягивал руку. Случались дни, когда портфель был как пушинка, — в кабинете Зурефа он весил не меньше тонны.
— До свидания, мистер Зуреф.
— Шалом, — сказал Зуреф.
Эли открыл дверь и, стараясь не стучать каблуками, мрачным — ни дать ни взять склеп — коридором вышел из дома. Привалился к колонне, стал смотреть, как на лужайке играют дети. Перекликаясь то громче, то тише, они гонялись друг за другом вокруг обветшавшего дома. В сумерках детская игра напоминала ритуальные пляски. Эли отлепился от колонны, но едва он ступил на лужайку, пляски прекратились. Раздался пронзительный, долго не смолкающий визг. До сих пор еще никто при виде Эли не пускался наутек. Не сводя глаз с огней Вудентона, Эли направился к ведущей с горки тропе.
- Еврейское остроумие. Чисто еврейская профессия - Юлия Белочкина - Анекдоты
- Прощай, Коламбус - Филип Рот - Современная проза
- Тыква пророка - Михаил Першин - Религиоведение
- Лето, прощай - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Два огня (СИ) - Хоб Дарья - Современные любовные романы