Судный день - Анатолий Приставкин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Судный день
- Автор: Анатолий Приставкин
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотела пойти тетя Тая за печку к иконке, что над диваном висит, да испугалась оставить сына. Мысленно перекрестилась она на портрет, «Отче наш» зашептала.
А он спросил:
– Мам, ты как с отцом познакомилась?
– Чего? – не поняла она.
– Как вы с ним познакомились-то? Ну, встретились где? – спрашивал сын.
– Люди увидят друг друга, руку подадут, вот те и знакомство, – сказала, сердясь на такие вопросы, тетя Тая.
– А где?
– Чево где? Тут, в поселке…
– А сколько тебе лет? Было?
– Да, молодая… Дура деревенская, – сказала тетя Тая. – Приехала на работу, нас в семье много, и всех кормить силов у отца не было. Езжай, говорит, у город, там хлеба больше. А не хватит на твою долю, вертайся, здесь голодать совместно будем… Тогды, после войны, голод у нас стоял. Стала я на фабрику наниматься, а койку сняла у тети Груши, она теперь померла. А то мы с тобой да с отцом ходили к ней, она чаем угощала… Вот. А отец твой тоже приехал и тоже койку у ней снял. Так и вышло, что вместе чай пьем, вместе постирушки какие, я ему и выстирала подштанники… И еще кое-что постирала. А потом он все рыбалкой увлекался, я ему на речку поесть носила. На нас так и думали, как брат да сестра. Я за ним как нянька все равно… Ну и поженились, у тети Груши-то…
Купили портвейна, ее пригласили да и говорим, мы теперь, говорим, теть Груш, не в разных углах, а в одном угле, за ширмой, спать станем, так как мы в браке с Сережкой…
– Ма… А у тебя кроме отца еще кто был?
Тетя Тая задумалась и вопроса не поняла.
– Кто?
– Ну, ухажер другой… До портвейна-то? Ну, чтобы отец, значит, и еще тот, другой, между собой соперники были?
Мать рукой отмахнулась, испугавшись.
– Окстись, ты чего придумал! Да разве бы отец твой стерпел кого-то… Да он ревнивец такой был… Он бы его убил… Правду говорю!
– Убил? – спросил Костя и даже поднялся с койки. Глаза заблестели. – Мать, ты сказала, что убил бы?
Но тетя Тая в запале сказала, сама не верила в сказанное. Как это, тихий ее Сережа, который и рыбу-то стеснялся живую потрошить, а ждал, когда она «уснет», так он выражался… Чтобы он, значит, руку на кого поднял… И не надо поднимать было, не было у них причин-то ревновать. И потому она засмеялась, стесняясь всего того, что наговорила.
– Убивать-то некого было. Хватит, Костька, дурака валять. Раз уж встал, поешь… И болтаешь неведомо о чем, а я, глупая, за тобой повторяю… Мели, Емеля, твоя неделя!
– Ладно, – согласился вдруг Костя. – Готовь. – И добавил ни с того ни с сего: – А ведь ты правду сказала. Их, мам, убивать надо!
Она услышала: хлопнула дверь. Выскочила следом, закричала:
– Ты что же? Голодный? Когда придешь-то?
Костя от калитки рукой махнул:
– Я же сказал, готовь… Я приду! – И исчез в улице.
Ничего она не смогла понять про то, что он спрашивал и что думал. Только забыть не могла его странные глаза, в которых был не прежний Костька. Прежний был ее послушный сын, и она знала, что от него ждать. А этот был чужой, хоть тот же Костька, но она про него уже ничего не знала. Она только могла чувствовать, это чувство внушало ей неведомую опасность, которая грозит Костьке.
А тут постучали, снова Вася-сосед попросился. Она забыла про время, не заметила, что смеркалось в комнате.
– Заходи, Вася, – сказала. – Может, чая хочешь?
Он кивнул, присел, костыли к стенке поставил.
– Сынок-то нашелся?
Она головой покачала. Чего объяснять, если сама ничего не поймет про него. Прибежал да убежал, вот и считай как хочешь.
Но Вася так понял, что не нашелся, и успокаивать стал.
– Вот на фронте, – рассказывал, – там по-другому, конечно, но если пропал человек, так он в борьбе с врагом, с фашистом, значит, пропал… Бывало, кто и дезертировал, так тех у нас без суда стреляли… А бывало и так: заснул один на переходе… А мы хватились, нет его! Потом-то нагнал, но опять же судили, в штрафнуху… за отсталость в бою… А здеся… – дядя Вася стал осматривать комнату и на диван посмотрел за печкой, узнал он диван-то, как же, помогал еще тащить Сережке… – Здеся пропасть никто не может! Так я думаю!
Тетя Тая, вспомнив про мужа, всхлипнула, очень ее разговором о фронте сосед Вася расстроил.
– Чего вы кричите-то… Я ведь сама не знаю ничего… Он же еще глупый, малой еще…
Вася понял промашку, стал утешать:
– Постой… Не расстраивайся, – сказал. – Он у тебя щуплый?
Тетя Тая кивнула.
– В форме такой серой, с ремешком ФЗО? Да? – Вася обрадовался. – Видел я его! Он все около дома Зины ходит… Ну знаешь, которая племяшку-то замуж выдает…
– А Костька там что? – спросила тетя Тая. И не дождавшись, пошла, поставила чай. И в уголке слезы вытерла.
Потом они пили чай, говорили про войну и про мужа тети Таи, а Вася рассказывал про смоленскую деревню Ляхово, что они освобождали. Там, значит, немцы человек полтораста в избы загнали да и спалили всех! А почему он говорил, почему вспомнил-то… Видать, про ту деревню думал все на Украине, где семью его сожгли…
– Ох, горе-то какое! – охнула тетя Тая.
– И дети малые, и девочки… И старики… Вот это горе! Ты думаешь, Таисья, у меня ноги нет? – спросил дядя Вася. – У меня вот тут выжжено, – и показал на грудь.
Тетя Тая поколебалась, но предложила:
– Может, того… У меня в бутылке-то осталось… Самогонная…
– Выпил бы, – сразу сказал дядя Вася. – Только прямо скажу, Таисья, пока я тверезый, я держусь… А как выпью, я заплакать могу. Ты уж не удивляйся, четыре года на передовой…
Дядя Вася помолчал, он вспоминал о своем, а тетя Тая о своем. Но оба думали о войне, какая она страшная, что землю всю опустошила, и люди стали другие, обожгло их огнем изнутри. Война как большой пожар, там, на фронте, в огне, но и в тылу доставало.
А Вася-сосед, махнув рукой, сказал:
– Знаешь, Таисья, ты налей мне рюмку-то… Только если заплачу, ты не успокаивай… Война, понимаешь, это вот что: умереть, а потом заново родиться. Только много дружков там осталось, которые уже не увидят нашего дня, который скоро наступит… Я родился, а они гниют… Вот земля, когда на ней термитный снаряд упадет, говорят, сто лет родить не может. А душа, у ней какой запас? А может, и мы, Таисья, еще жить способны? Может, мы только кажемся, что ничего в нас живого нет, а может, живое-то есть?
Вася принял водку, выпил, не закусывая, и запел. Странную песню запел. И даже тетя Тая заплакала, когда ее слушала.
Брала русская бригада
Галицийские поля.
И достались мне в награду
Два железных костыля…
Из села нас трое вышло,
Трое первых на селе.
И остались в Перемышле
Двое гнить в чужой земле.
Я приду в село родное,
Дом сложу на стороне,
Ветер воет, ноги ноют,
Будто вновь они при мне…
32
Костик бродил вокруг дома Гвоздевых. Сперва прятался за деревьями, потом и прятаться перестал, не очень-то беспокоясь, что кто-то из проходящих мимо людей или самих хозяев его заметит.
Глупо, он и сам это понимал, торчать дурачком, когда в чужом доме происходит праздник.
А что праздник в разгаре, можно было понять и по музыке, и по голосам, что слышались с веранды. Его слух был настроен лишь на один голос – Кати. Временами казалось, что он слышит, он был уверен, что слышит, хотя слов разобрать он не мог… Но разве дело в словах!
И он томился, поедая себя живьем в своих сомнениях, ибо догадывался, что за праздник возможен сегодня в доме, но отвергал, отстранял от себя эту, невозможную для него, очевидность.
Хотелось ему думать, что неведомый Чемоданчик закатил очередную пьянку, и Катя, его Катя, не смогла этой пьянки избежать… Но избежит же! Он верил, что она, обещавшая к нему прийти, непременно придет, и все станет на свои места. Важно ее дождаться, чтобы… Да и без чтобы, просто дождаться, увидеть, вот и все.
Выскочил разгоряченный праздником Толик. Попав со света в сумрак сада, он не сразу увидел Костика.
Огляделся и направился к калитке, напевая песенку:
Чтобы крепче ты меня любила
И дарила мне свой поцелуй,
Для тебя достану кус я мыла,
Хочешь, мойся, а хочешь, торгуй…
Костик шагнул ему наперерез. Еще слова не успел сказать, как Толик, ничуть не удивившись, протянул:
– Дежуришь?
– Толик! – окликнул Костик, пытаясь его задержать.
Тот обернулся.
– Восемнадцать лет как Толик! Ну и что?
– Помоги!
Толик смотрел мимо своего приятеля, на калитку, и продолжал напевать, наверное, ему было весело:
Я кровать твою воблой обвешаю,
Чтоб приятней и крепче был сон.
Этой воблы тебе я навешаю,
Если хочешь, так целый вагон!
– Ну помоги! – повторил умоляюще Костик. – Как друга… Прошу…
Толик замедлил шаг, остановился.
– Я тебе встречу устроил? – спросил сурово.
– Да.
– В подвале?
– Да.
– Ну и что?
Костик пробормотал, опустив голову:
– Она обещала…
– Да ну?
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Судный день - Курт Ауст - Исторический детектив
- По Кубе с Константином Тублиным. Авторский путеводитель - Константин Тублин - Гиды, путеводители
- Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока - Николай Стариков - Прочая документальная литература