Форма входа
0/0
Аспекты духовного брака - Александр Гольдштейн
- Дата:11.07.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Аспекты духовного брака
- Автор: Александр Гольдштейн
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Аспекты духовного брака - Александр Гольдштейн. Жанр: Современная проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Аспекты духовного брака - Александр Гольдштейн:
Новая книга известного эссеиста, критика, прозаика Александра Гольдштейна (премия Антибукер за книгу «Расставание с Нарциссом», НЛО, 1997) — захватывающее повествование, причудливо сочетающее мастерски написанные картины современной жизни, исповедальные, нередко шокирующие подробности из жизни автора и глубокие философские размышления о культуре и искусстве. Среди героев этого своеобразного интеллектуального романа — Юкио Мисима, Милан Кундера, рабби Нахман, Леонид Добычин, Че Гевара, Яков Голосовкер, Махатма Ганди, Саша Соколов и другие.
Читем онлайн Аспекты духовного брака - Александр Гольдштейн
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Ради этой литературы он рыл кротовые норы нейтрального, нулевого письма и был одним из самых патетических авторов эпохи — пафос притягивает не надрывной восклицательной интонацией, его добиваются одержимостью, вложенной в поступок искусства, чистотой выполнения своей предназначенности. Кто знает, не беспросветна ли жизнь до такой степени, что спасительная или гибельная предназначенность есть у каждого, человек же не понимает ее шифров и бродит в потемках чужой судьбы. В исполненных Добычиным актах речи и поведения нельзя найти ни единой фальшивой ноты, они реализуют его назначение, предстательствуя за время и место — 30-е годы, город Ленинград.
В «Смерти Вазир-Мухтара» читаем о персидском евнухе-шахе, шесть дней казнившем Тифлис. Казнь Ленинграда продолжалась десятилетия. Вслед за убитыми поэтами, вослед расстрелянным повстанцам Кронштадта настал черед высылаемых дворян, нужно было выжечь змеиное гнездо зиновьевской оппозиции, в нужное русло пустить кировские потоки, отправленные вдогон тому, кто дал им прозвание, уморить, уже не различая меж перераспределенными сословиями, блокадным голодом оставшихся, по окончании войны поставить к стенке городское, вполне лояльное, но с инфракрасным ореолом местнической гордости партруководство, разгладить бешеным катком чуть-чуть воспрявшую культуру; требовалось многое свершить, чтоб совокупность справедливых надругательств, превзойдя границы мести, достигла архаических глубин Возмездия. Он не был взят гуннами, и на него не сбросили атомную бомбу, все прочее — испытал. Игорь Смирнов, в былые годы ленинградец, сказал, что из числа распятых и убиенных городов столетия Ленинград выделяется циклически непрерывным характером трагедии, нигде более не длилась она так долго, перемалывая одно поколение за другим, нигде более трагедия не возвысилась до мифа уничтожения. Обэриуты в своем кругу говорили, что на улицах бывшей столицы произошла антропологическая революция или катастрофа, они не узнавали людей, ибо городом овладела новая раса, новое племенное сообщество, взамен недостойного, прежнего; после блокады народ еще раз проселектировали, и уже довоенный областной наплыв перемещенцев с корявой речью и разлапистой походкой, казалось, состоял из лемурийцев, гипербореев, атлантов. К середине 30-х Ленинград был красивейшим полисом в мире, несчастье воздвигло его заново, бледно-темные призраки обитателей сновали, как искаженные тени германских экспрессионистических фильмов, он походил на печальную розу — жемчужно-опаловую, речным ветром обдутую розу из камня, которую вот-вот раскрошат ударами кошмарного молота, и молот все ближе, он навис над площадями, домами и почти отрешенно взирающими на него лицами.
Добычин рвался в Ленинград, с третьей попытки, летом 1934-го, удалось ему в нем поселиться, влек его сомнительный шанс профессионального литустройства, влекли культура, среда, компания. Это на поверхности сознания; в действительности ему нужен был город, томимый ясностью своего фатума (мы свое будущее знаем, хором ответили гадалке персонажи Вагинова, осведомленного столь же подробно). Мучительный город, подходящее место для автора загнанной прозы. Писатель Л. Добычин ушел из Ленинграда на исходе марта 1936-го, и с тех пор никто его не видал.
1990
Попросили написать про 1990 год. Социальный заказ. Пусть будет так, я все равно часто о нем вспоминаю.
Год в Баку начался раньше календарного срока — дебелой, сродни закавказской виноградине, осенью. Сквозь ее наливное бахвальство впервые увидел, что с армянами еще разберутся, и если кому померещилось, будто достанет дежурного Карабаха и Сумгаит-ских отмщений, то чтоб не надеялся на такой мелкий исход. Несколько выдуманных или реальных событий (тогда это был один черт, страх инородцев, как всегда в истории, откликался на любые дрожания окоема, и все они обещали расплату за соучастие в интересной эпохе) оказались оракулом того, что еще предстояло.
Активисты Народного фронта, ширился слух, обходили домовые конторы, чтобы не торопясь выявить расово чуждых, подлежащих трансферу жильцов. Кому-то, опознав характерную внешность, врезали прямо на улице. Трое ворюг забрались на невысокий балкон к старой армянке, и та, полагая, что настала минута возмездия, с криком, по собственному хотению, выпала вниз, а парни, желавшие только ограбить и ничего ценного не найдя, от злости с того же балкона побросали ее деревянную рухлядь. Она вдрызг разлетелась на асфальте у трупа самоубийцы, и якобы за эпизодом, смеясь, наблюдала милиция. В этом мне уже чудится сценический перебор, по-восточному орнаментальное украшенье рассказа. Но все же я верю, и не такое случилось потом.
— Как ты можешь здесь оставаться, немедленно уезжай! — месяца за полтора до погромов орал по телефону застрявшей в городе оптимистке мой давний приятель, органист и порхающий консерваторский доцент, любимый волоокими, с культурным запросом, женщинами разных кровей. (Много раз привечали меня в этой квартире, просторной, с грудами книг, перезвонами хрусталей, обязательным, из трех блюд и десерта, обедом, с окнами на бульвар и портретом Оливье Мессиана на фортепьяно. Знать бы, кто теперь шаркает по тем навощенным паркетинам, нет, лучше не знать.) Неюный уже человек, унаследовавший, несмотря на изнеженность, еврейские родовые повадки приспособления, он сейчас колесит по Нью-Йорку меж своих работенок, музицируя в протестантских церквах и синагогах американского реформизма, отвергаемого ортодоксальным раввинатом Израиля. Главное, сказал он мне на каникулах в Тель-Авиве, не забыть, где ермолку надеть, а где снять, в остальном жизнь хороша, хоть порой утомительна. «Тише, я тебя умоляю, может, еще ничего и не будет!» — просила заслуженный доктор республики, его энергичная мать, чьим усердием держался тот дом. «Осторожней с посудой, Валюша, не берите сразу так много», — другим голосом обращалась она к домработнице и, морщась, делала жест, отгоняющий движение недостойных масс воздуха, как бы табачных клубов или даже испарений спиртного. «Да то ж графинка что камень, упадет — не сломается, Дора Моисеевна», — дыша в сторону от хозяйки, плелась до раковины Валя.
Фактическая канва обязывает к предуведомлению: я не намерен в рамках данного текста солидаризироваться с какой-либо из сторон азербайджано-армянской распри народов и, вразрез с демократической русской общественностью, затрудняюсь понять, кому в этой схватке выпало глотать жертвенный дым под штандартами справедливости. Я нередко смотрел в 90-м году московское телевидение, восторгаясь свободолюбием молодых ведущих, блеском их карих, светлых, даже зеленых и голубых глаз. Еще больше меня восхищало обаяние прогрессивных речей их старших, но отлично сохранившихся соговорников, этих профессоров и завлабов, советников и референтов, плотных, с тонзуркою, капуцинов, так убедительно, не опасаясь начальства, твердивших о вольноотпущенной, как Тримальхион, экономике, о разрешении национальных вопросов. Мне очень недоставало их веселой уверенности в то время, недостает и сейчас, на Ближнем Востоке, где я, вместе с прочими удостоен неизлечимой позиции в другом справедливом братоубийственном прении и вынужден до скончания дней разбираться с двоюродным племенем Ишмаэля. Находясь меж зубов этого цикла, я чувствую, что все чаще из глотки проскальзываю в пищевод, опускаюсь ниже и ниже, дабы затем возвернуться наружу с блевотиной. Очень жарко, тело мое истекает солоноватою жидкостью, запотел даже кафель на кухне съемной квартиры, я тычусь пальцами в клавиатуру компьютера и, конечно, промахиваюсь, набираю неточные буквы. Новый Шатобриан из последних страниц «Замогильных записок» (очарован оккультного действенностью его латинского журнализма), я, подобно моему покровителю и инспиратору, под утро сижу у окна, распахнутого в смазанность очертаний, но если он, омытый прохладою ноября, созерцал бледную луну над шпицем собора Инвалидов, освещенного золотыми лучами с востока, — одна эпоха померкла, уповательно воссияет другая, и ему, предрекшему эту багрянородную кафолич-ность, услыхавшему клекот истории, уготовано чаемое бессмертье за гробом, — то мой умственный взор не находит знаков грядущего и принимается озираться окрест, ловя фосфорический отблеск тель-авивской улицы Бен-Иегуда.
Взор блуждает вдоль ее антикварных, ковровых, закусочных лавок, восходит к излучине улицы Ал-ленби и стремглав ниспадает к полузаброшенной автостанции, круглые сутки кишащей гастарбайтер-ской беднотою труда. Чистенькие азиатские женщины выскребают виллы господ. Черная Африка развинченно суетится в ночи и не сливается с фоном. Настырно продает стоптанную обувь, футболки и сигареты какая-то беспрозванная шушера. Шевелят губами во сне три истлевших клошара. Неподалеку, в массажных притонах краснофонарного переулка, торгуют собой наши русские сестры. Обманчиво скрытые пунцовыми занавесками, этими полумасками тела, они выглядывают в нижнем белье или просвечивающих хитонах соблазна. Крепкие щеки, скабрезные бедра, иногда татуировки на голенях и предплечьях, зазывный иврит. Написал и устыдился — так можно изображать женщин из дикого племени, а не наших сестер. Однажды я наблюдал, переминаясь у входа. Вошел и метнулся назад близорукий, по обыкновению торопящийся ешиботник в глухо задраенном черном костюме и шляпе. Заглянул, а потом передумал оливковый пыльный солдат с рюкзаком и винтовкой. Долго втискивался калека на костылях, сильными руками затаскивая свой искривленный таз…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Аспекты духовного брака - Александр Гольдштейн бесплатно.
Похожие на Аспекты духовного брака - Александр Гольдштейн книги
- Ангелоиды сумерек - Татьяна Мудрая - Социально-психологическая
- Чёрные маски - Леонид Андреев - Драматургия
- Эстетика и теория искусства XX века. Хрестоматия - Коллектив авторов - Культурология
- Строительство крыши дачного домика - Илья Мельников - Сад и огород
- Групповое движение интеллектуальных летательных аппаратов в антaгонистической среде - Вячеслав Абросимов - Техническая литература
