Меня Зовут Красный - Орхан Памук
- Дата:08.08.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Меня Зовут Красный
- Автор: Орхан Памук
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итальянский мастер так нарисовал венецианского бея, что, если ты никогда не видел этого человека, а тебе велят найти его в толпе, ты легко узнаешь его среди тысяч людей. Итальянские мастера нашли способ изображать людей, отличающихся друг от друга не только одеждой и наградами, но и лицом. Это называют портретом.
Если твое лицо нарисуют хоть раз таким образом, тебя уже никогда не забудут. Даже если ты будешь далеко, человек посмотрит на портрет и почувствует, что ты рядом. И те, кто никогда не видел тебя при жизни, через много лет после твоей смерти могут встретиться с тобой взглядом, будто ты стоишь, напротив.
Был один художник, который, как и другие, приходил ко мне по ночам работать над тайной книгой для падишаха. Он лучше всех делал заставки. Бедный Зариф-эфенди вышел отсюда, а домой не пришел. Я боюсь, не убили ли его.
Я – ОРХАН
– Убили? – спросил Кара.
Кара был высокий, худой и немножко страшный. Я вошел к ним, когда дедушка сказал: «Убили».
Дедушка посмотрел на меня совсем не сердито, так что я без стеснения бросился к нему на колени; правда, он тут же спустил меня на пол и сказал:
– Иди. Мы работаем.
От мангала шло такое приятное тепло, что мне совершенно не хотелось уходить. Я стоял, вдыхая запах красок, клея и кофе.
– Рисовать по-другому – значит видеть по-другому, – рассуждал дедушка, – за это и убили бедного художника. Хотя не знаю, убит он или просто пропал. Он работал в старом стиле. Сейчас в дворцовой мастерской под руководством Главного художника Османа рисуют миниатюры для «Сур-наме»[22] падишаха. Художники работают дома. А мастер Осман – в мастерской. Я хотел бы, чтобы ты сначала отправился туда и увидел все своими глазами. Я боюсь, что Зарифа-эфенди убил кто-то из художников, работающих под прозвищами, которые много лет назад дал им Главный художник Осман: Келебек (Бабочка), Зейтин (Олива), Лейлек (Журавль)… Их ты можешь застать дома.
Я вышел в соседнюю комнату. Из угла, где ночью спала Хайрие, послышался скрип. Там оказалась не Хайрие, а мама. Увидев меня, она смутилась.
– Где ты был?
– Я был у дедушки. А ты что здесь делаешь?
– Разве я тебе не говорила не ходить к дедушке, когда у него гости? – ругала меня мама, но не очень громко: не хотела, чтобы слышал гость. – Что они делали? – спросила она потом ласковым голосом.
– Они сидели. Но не рисовали. Дедушка что-то объяснял, а гость слушал.
– Иди вниз, – сказала мама. – Пришли мне Хайрие. Побыстрее. Она села и стала что-то писать на маленьком листке бумаги, положив его на специальную доску.
– Что ты пишешь, мама?
– Ты слышал, я велела тебе быстро спуститься и позвать Хайрие.
МЕНЯ ЗОВУТ КАРА
Как объяснял мне Эниште, султан желает, чтобы тайная книга была готова к тысячелетней годовщине хиджры.[23] Повелитель вселенной, наш падишах в тысячный год исламского календаря хотел показать, что его художники владеют европейскими приемами рисунка не хуже европейцев. Падишах знал, как заняты мастера-художники, поскольку заказал им уже «Сур-наме», и повелел, чтобы они работали не в тесноте мастерской, а по домам.
– Встретишься с мастером Османом, – сказал Эниште, – одни говорят, он слепнет, другие – слабеет умом. Я считаю, что он и слеп, и глуп.
Эниште готовил книгу для падишаха, хотя вообще никогда не занимался рисованием; это обстоятельство неизбежно должно было испортить отношения Эниште с почтенным мастером, Главным художником Османом. Слушая Эниште, я вспоминал детство и рассматривал вещи в комнате. За двенадцать лет я не забыл голубой ковер из Кулы[24] на полу, медный кувшин, кофейный поднос, ковш и кофейные чашечки, про которые покойная тетя много раз говорила, что их привезли из Китая через Португалию. Все это: и подставка для книг, инкрустированная по краям перламутром, и полочка для кавука[25] на стене, и красная бархатная подушка, до которой я дотронулся, чтобы вспомнить, какая она мягкая, – было перевезено сюда из дома в Аксарае, где проходило наше с Шекюре детство; все эти вещи хранили следы счастья в том доме и свет тех дней, когда я занимался рисованием.
– Я не боюсь смерти, – сказал, помолчав, Эниште, – я знаю, что после смерти человеку предстоит длинный путь. Я боюсь, что умру, не сумев закончить книгу для падишаха.
Я ответил, что за прошедшие годы многому научился у художников и готов помогать ему не жалея сил.
Поцеловав руку Эниште, я спустился по лестнице, вышел во двор и сразу же с удовольствием ощутил холодок на своей коже. Когда я закрывал дверь конюшни, подул ветер. Моя белая лошадь, которую я вел через двор, вздрогнула вместе со мной. Казалось, мы испытывали одинаковое нетерпение. Выйдя на улицу, я готов был одним махом вскочить на лошадь и унестись по узким улицам прочь отсюда, как сказочный всадник, уезжающий, чтобы не возвращаться, но тут передо мной вдруг появилась рослая женщина: еврейка в розовом одеянии, с узлом в руке. Она была большая и широкая, как шкаф, и одновременно подвижная и даже кокетливая.
Она сказала:
– Юноша, ты и в самом деле красив, как говорят. Женат ты или холост, не купишь ли шелковый платок для тайной возлюбленной у Эстер, самой знаменитой торговки Стамбула?
– Нет.
– А красный атласный кушак?
– Нет.
– Не говори: нет да нет! Разве может не быть у такого молодца невесты или тайной возлюбленной? Кто знает; она небось все глаза по тебе проплакала.
В какой-то миг ее тело изогнулось, как изящное тело акробата, и она очень проворно приблизилась ко мне. В то же мгновение в руке у нее, как у фокусника, появилось письмо. Я выхватил письмо и ловким движением, словно только и ждал этого, сунул его под рубаху. Письмо было большое, я чувствовал его жар между кушаком и моей кожей, холодной как лед.
– Садись на коня, пусть идет шагом, – сказала торговка Эстер. – Езжай вдоль стены, как она кончится, поверни на улицу направо, а как доедешь до гранатового дерева, обернись и посмотри на дом, из которого вышел, в окошко, что будет перед тобой.
Она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Я неловко вскочил в седло, будто делал это впервые в жизни. Сердце билось, словно хотело выскочить из груди, руки не знали, как удержать поводья, но ноги сжали круп лошади, и умное животное пошло шагом, как велела Эстер; в конце стены мы свернули направо.
Где же гранатовое дерево? Может, это чахлое? Да, оно! Я слегка повернулся на лошади: а вот и окно, но в нем никого не было. Эта ведьма Эстер обманула меня!
Только я так подумал, как обледеневшие ставни распахнулись, словно взорвались, и на солнце, в сверкающей раме окна появилась моя прекрасная возлюбленная, через двенадцать лет я увидел ее лицо среди заснеженных веток. Моя черноглазая, смотрела то ли на меня, то ли вдаль, в другую жизнь. Я не понял, была она грустна или улыбалась; или грустно улыбалась?
В письмо был вложен рисунок, я понял, как похожа эта сцена – я на коне, она у окна – на так часто изображаемую сцену из «Хосрова и Ширин»; я сгорал от любви, как и было изображено в тех книгах, которые мы читали в детстве.
МЕНЯ ЗОВУТ ЭСТЕР
Знаю, вам интересно, что же было написано в письме, которое я отдала Кара. Поскольку и мне было интересно, я все узнала. Если хотите, представьте, что переворачиваете обратно страницы этого повествования, а я расскажу, что произошло до того, как я передала письмо.
Мы, два старика, я и мой муж Несим, под вечер сидели дома в нашем еврейском квартале, что на берегу Золотого Рога, подбрасывали дрова в печку и пытались согреться. Не смотрите, что я называю себя старухой; стоит мне взять в руки узел с шелковыми носовыми платками, перчатками, чаршафами[26] да среди тканей для рубашек, привезенных португальским кораблем, положить колечки, сережки, ожерелья, и дорогие, и дешевые, да бусы, от которых чаще бьются женские сердца, как я отправляюсь в город, и нет улицы в Стамбуле, которую я обошла бы стороной. Помимо товара, я ношу от дома к дому письма и слухи. Знайте, что половину девушек Стамбула замуж выдала я; и говорю я это не ради хвастовства. Так вот, как я уже говорила, сидели мы под вечер дома, и вдруг кто-то постучал. Я встала, открыла дверь – на пороге глупенькая служанка Хайрие. В руке – письмо. Сначала я не поняла просьбу Шекюре, которую изложила служанка, дрожа то ли от холода, то ли от волнения.
Ваша Эстер умирала от любопытства. Она сумела узнать, что было написано в письме:
«Кара-эфенди, пользуясь близостью с моим отцом, ты приходишь к нам в дом. Но не думай, что получишь какой-нибудь знак от меня. После твоего отъезда произошло многое. Я вышла замуж, у меня два прекрасных сына. Один – Орхан, ты видел его, когда он зашел в комнату. Я уже четыре года жду мужа и больше ни о чем не думаю. Возможно, я чувствую себя слабой, беззащитной и одинокой с двумя детьми и старым отцом и нуждаюсь в мужской поддержке, но пусть никто не думает, что сумеет воспользоваться моим положением. Поэтому, пожалуйста, не стучи больше в нашу дверь. Ты однажды уже сделал неверный шаг, и у меня тогда ушло много сил, чтобы оправдаться перед отцом. Вместе с этим письмом посылаю тебе рисунок, который ты сделал для меня, когда был молодым и витал в облаках. Чтобы ты ни на что не надеялся и не обманывался. Нельзя влюбиться, глядя на этот рисунок. Пусть нога твоя не ступает в наш дом, это – самое лучшее».
- Восток – Запад: мудрость эмоций. Книга о психологии с восточным акцентом - Илья Шабшин - Эзотерика
- В слепой темноте (СИ) - Янг Энни - Современные любовные романы
- Слепой василиск - Марина Дяченко - Фэнтези
- Коран - Автор Неизвестен - ---
- Красный корсар - Джеймс Фенимор Купер - Классическая проза / Морские приключения