Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни - Ирен Роздобудько
- Дата:02.11.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни
- Автор: Ирен Роздобудько
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Между десятью и тридцатью годами нет пропасти. Пропасть она ощутила, когда ей исполнилось пятнадцать.
Его Тридцать Пять выстроили эту пропасть весьма старательно, хотя она была тщательно закамуфлирована под ровную лесную тропинку. Девушка же в свои пятнадцать способна чувствовать себя гораздо старше, возраста для нее не существует. Она руководствуется инстинктом, близким к материнскому. К тому же эти Тридцать Пять совсем отбили у нее вкус к общению с ровесниками. Ровесники — это запах изо рта, влажные ладони, перхоть и полный рот слюны при поцелуе, нетерпение и грубость, не имеющие ничего общего с запахом хороших духов и шоколадным баритоном, рассказывающим об исчезнувшей культуре племени майя. Это племя — его. Она даже называет его странным именем Вит Тольд и считает, что именно так звали вождя этого исчезнувшего племени.
В ней просыпается желание кокетничать и соблазнять. Просто — соблазнять, без дальнейших последствий, которых она пока боится. Прежде всего, боится напугать его своей взрослостью. Поэтому идут в ход только мелкие уловки: жесты, движения, которые приобретают все большую женственность, коротенькие юбочки, собственноручно окаймленные прошвой, тоненькие ремешки босоножек на высокой деревянной платформе, звонкие браслеты на запястьях, огромные яркие серьги из пластмассы, за которыми выстояна сумасшедшая очередь в ближайшей «галантерейке».
Но все это — не действует. У вождя племени майя — свои наложницы, которых она ненавидит. Они — как протухшие рыбьи туши с большими красными ртами. Ее тошнит от его слепоты. Рыбы раскрывают свои хищные рты, громко смеются (над ней?), от них пахнет крепкими духами, они пожирают ЕЕ время. Утешает лишь то, что она знает наверняка: с ними он никогда не будет говорить об исчезнувшей культуре древних цивилизаций.
Значит, надо еще подождать. И она ждет. Но это ожидание унизительно для нее! Поэтому порой она позволяет слюнявить себя созревшим соплякам. И все ради того, чтобы потом рассказать ему. Напрасно! Он унижает ее еще больше, гонит от себя, и она должна смириться с таким положением вещей, снова превращается в послушную ученицу. Она понимает, что ему нужно УХО, что больше всего он любит самого себя — свой нерастраченный интеллект. Остальное он уже растратил. На этих дурацких напыщенных рыб! Она должна быть послушной ученицей. Она мягкая, как воск, и если ему нужно играть с кусочком расплавленного воска, пусть играет.
На самом деле у нее есть старательно охраняемый секрет: она не воск! У нее нежная, почти прозрачная кожа, гладенькая, как шелк, но под ней — стальной каркас. Для нее не существует полутонов — только «да» или «нет». Дар, который она носит в себе, может существовать только в таких условиях. Она еще не знает, как это плохо для жизни!
…Двадцать и сорок — это уже серьезно! Между двадцатью женскими годами и сорока мужскими уже вырисовывается знак равенства — две взаимодействующие черточки с противоположными стрелками на концах. Она рисует этот знак, она лелеет его. Этот знак — мост через пропасть, которой уже почти не существует. Да и она изменилась! У нее — гладко зачесанные волосы, простое и элегантное платье, изящные серьги-капельки. От нее хорошо пахнет. Почти так же, как от его развратных пассий-рыб. Но она уже уверена, что намного лучше их! Она сильная и умная, у нее уже есть собственный (а не книжный!) опыт. И этот опыт нашептывает, что они, как пишут в романах, «созданы друг для друга». Это так же очевидно, как и две параллельные черточки в знаке уравнения в математической аксиоме. Это очевидно — для нее. Он остается слепым. Он ничего не замечает.
Его карьера идет в гору. Времена меняются, и он наконец становится нужным — причем всем и везде. У него неограниченный выбор, и в этот список отнюдь не входит его старательная ученица. Они встречаются все реже. «Теперь — сама!» — говорит он, будто не понимает, что она всегда — сама. Она — одна-одинешенька стоит посреди пустыни и смотрит в сторону маленькой точки, движущейся за горизонт. Точка — это он. Она была нужна ему лишь для опытов. Теперь он — сильный и крепкий, идет вперед, не оглядываясь. А она стоит и смотрит ему вслед… А потом разворачивается и идет в обратном направлении. Она — сильная и крепкая. Она выдержит…
* * *…Вот такая получилась пресс-конференция, маленькие перчики! На этот раз я рассказала вам чистую правду. Хелена улыбается.
— Они больше никогда не встретились?
— Как сложились их судьбы?
— Всегда мелодрама должна иметь хеппи-энд?
— Какое влияние оказывают на творчество детские травмы?
— Не кажется ли вам, что эта история довольно банальна?
— Если бы вам пришлось дописать ее, как бы она закончилась?
Заинтригованные слушатели хотят знать все — их не устраивает незавершенность.
Что ж, придется пропустить десять, даже больше — пятнадцать — лет и продолжить так…
…На медленных волнах времени и жары качался брюшком кверху полуживой август. Лето — мертвый сезон.
Она только что вернулась с кинофестиваля, развезла подарки близким и друзьям. Прочитала очередной список дел на сентябрь. Опять намечалась какая-то поездка — в шум, суету, на ярмарку тщеславия. Никто не мог разорвать этот круг. Никто.
Но вот однажды вечером раздался этот звонок в дверь.
«Привет, малышка…» Вождь племени майя, пожилой плейбой с джентльменским набором: цветы, шампанское, торт. Запах от Кензо, очки от Дольче энд Габана, костюм от Гапчука… Благородная седина на висках, шоколадный голос: «Привет, малышка!» Наигранность, за которой кроется страх потерпеть поражение. Предложение руки и сердца.
— Банальность!
— Мыло!
— Сериал для обывателей!
Да-да, успокойтесь, уважаемые коллеги! Конечно, «мыло»! Жизнь — вообще мыло. Сначала душистое, «Земляничное», а потом — жалкий обмылок чаяний, утраченных возможностей, надежд, сил, ума, здравого смысла, памяти. Потом остается только пена, мыльные пузыри…
Хелене впервые захотелось посмотреть на себя в зеркало. Раньше, в той квартире, откуда она сбежала, у нее было много зеркал. Но это было в другой жизни, в жизни, которая смылилась до пены. Здесь не было ни одного! Она открыла окно и посмотрелась в стекло. То, что увидела, поразило не меньше, чем само стекло — такое грязное, как в заведении общественного пользования. Как она могла так опуститься? В мутном стекле она видела коротко стриженную брюнетку с отросшими светлыми корнями, запавшими глазами, заостренными скулами. «Не удивляйся, это — ты! — ехидно улыбаясь, говорила брюнетка. — Королева светских раутов, „девушка с обложки“, модная писательница, телезвезда, лауреат престижных премий, кумир молодежи, автор сорока романов и десяти кинолент, путешественница, роковая блондинка, добыча для репортеров, скандалистка, призрак, пыль, вода, пепел, тлен… Ты сломалась! Ты думала, что этого никогда не произойдет. Собственно, почему? Кто дал тебе право на такую самонадеянность? Ты считала себя сильной. Но силы рано или поздно заканчиваются. Теперь ты — пародия на саму себя. Люди часто превращаются в такую пародию… И вид у тебя, как у наркоманки или алкоголички! Собственно, в этом нет ничего удивительного. Ты закончилась. Как мыло».
Хелена изо всех сил бьет кулаком в самое сердце стеклянного призрака и с радостью чувствует боль.
«Это уже по-нашему! — говорит ей кусочек отражения на остром стеклянном треугольнике. — Опомнись! Жизнь — прекрасна. У тебя есть все, о чем только можно мечтать: ты — настоящая. Даже в своих дурацких сомнениях. И то, что ты так ненавидишь себя, говорит о том, что ты еще способна двигаться вперед. Почему ты остановилась? Останавливаться на полпути — это удел слабых, кроме того, это банальная психологическая ловушка. Мало кто выдерживает напряжение, когда достигает своей мечты. Кто-то — останавливается и поворачивает назад, кто-то считает, что схватил Бога за бороду, и деградирует, не замечая этого, кто-то просто спивается, кто-то превращается в шута… Не суетись. Просто живи своей жизнью и не примеряй чужую. Понимаешь, каждый должен прожить СВОЮ жизнь. Неправильно, когда женщина жертвует собой ради семьи — мужа, детей. Хотя в традиционном понимании это считается „великим женским подвигом“. Поступая так, она не только грешит тем, что пренебрегает своей дорогой, своим призванием и своей, пусть и крошечной, миссией на земле — она подсознательно, под маской этой жертвенности разрушает жизнь тех, в ком растворяется. Это все равно, что бросить кусочек сахара в спирт или рассол. Сахаром можно улучшить только определенный напиток. И то — в разумных дозах.
Каждый на этой земле испивает свою чашу. И никто из посторонних не знает — не может знать! — что в нее налил Господь.
Тысячи и миллионы людей никогда не задумываются о своем предназначении. Разве может быть предназначением должность, статус или амбиции? Является ли миссией, скажем, телевизионных боссов оболванивать людей идиотскими сериалами? И при этом с гордостью говорить о рейтингах? Это — рейтинги человеческой глупости, которую они умножают. Это не предназначение, а преступление сродни преступлению наркомана со стажем, подсаживающего на иглу новичков. Чем сложнее человек, тем путанее и непонятнее становится для него его предназначения. Самые понятные миссии — выращивать хлеб, рожать детей. Остальные требуют огромного напряжения ума…»
- Последний бриллиант миледи - Ирэн Роздобудько - Русская современная проза
- Две истории. Венеция. Милан - Татьяна Карась - Русская современная проза
- История Ирэн. Гнев - Адель Хайд - Киберпанк
- Две недели в другом городе - Ирвин Шоу - Современная проза
- Авторская исповедь - Николай Гоголь - Русская классическая проза