Антология странного рассказа - Сергей Шаталов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Антология странного рассказа
- Автор: Сергей Шаталов
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Сашей с удовольствием пообедали.
— Здорово! — вздохнула Саша. — Весело вы живёте.
— Да, мы такие. А у вас как?
— Ну, у нас ничего интересного. Мы из тех, у кого на Новый год салат с зелёным горошком. Мои родители мечтают о втором ребёнке. Но сначала надо как-то обзавестись квартирой побольше. Так что пока они сидят вот так вот и мечтают, мечтают… А ещё у них всё время нет времени.
— Времени ни у кого нет.
Чтобы не грустить, мы пошли гулять. На пешеходке сидела гадалка, люди уходили от неё, удивлённо и радостно глядя на свои ладони. Я увидел, что это Варвара Вильямовна, наша учительница по инглишу.
— Узнаёшь? — спросил я Сашу.
— Но ведь она умерла ещё в пятом классе, — удивилась Саша. — Мы деньги на цветы собирали.
— Ты только ей не говори, это невежливо.
— Twinkle, twinkle, little star, Варвара Вильямовна, — рявкнули мы с Сашей.
— Тише, а то все догадаются, что я никакая не гадалка, — прошептала Варвара Вильямовна. — Просто хочется сказать людям что-нибудь хорошее. Что всё будет хорошо…
— Приходите на юбилей школы двадцать восьмого января.
— Не могу, ведь школа находится в центральном округе, а туда запрещён вход тем, кто не в Армани.
— Мы вам купим Армани, — пообещал я.
— Варвара Вильямовна, а у вас время есть? — спросила Саша.
— Конечно, сколько угодно.
— Можете дать немножко, а то у моих родителей нету?
Я всегда говорил, что девчонки бывают очень хозяйственные.
Вравара Вильямовна стала давать Саше время горстями и говорила:
— Вот вам много, много времени, и дни станут долгими, как в детстве…
— Это в вашем детстве дни долгими были, а теперь у всех всегда очень короткие, — это я зря сказал, не в кассу что-то.
А люди на улице услышали, что тут раздают время, и стали толпиться вокруг Варвары Вильямовны. Хорошо ещё, что полицейский с автоматом пил пиво неподалёку…
Мы с Сашей и её собачкой пошли дальше, время Саша положила в сумку и набила им карманы, погода была такая, когда в конце января становится понятно, что скоро быстрый февраль, а потом длинная весна, и вдруг нам тоже захотелось сказать людям что-нибудь хорошее, и мы стали кричать погромче:
— Грибной дождь!
— Море!
— Каникулы!
— «Лексус» джи-эл-икс!
— Любовь и дружба!
— Айпод четыре!
— Вре-мяаааааааа!..
Александр Иличевский
/Москва/
Спуск
IАфган стал осязаем, когда Андрей позвал меня «смотреть цинковые гробы».
Июньский вечер, над дворами носятся стрижи, сверчат в вираже; дети играют в волейбол. Перед подъездом группа парней, красные повязки на рукавах. Мы встаём в очередь, потихоньку поднимаемся по лестнице. В квартире на третьем этаже стоит на табуретках оцинкованный железный ящик с куском стекла в крышке. Женщины держат в пальцах свечи или к животам прислоняют иконы; две бабушки потихоньку воют причет. Мать солдата без слёз сидит у гроба.
Летом того же года в пионерлагере «Ландыш» вожатый Копылов учил нас жизни. Весной он вернулся из Афганистана, от него я впервые услышал слово «духи». Так и представлял, как солдаты воюют с духами.
Копылов рассказывал, как горел в бронемашине, как спасся, а обгоревшего друга после госпиталя комиссовали. Я слушал этого рыжеватого крепыша с интересом, страхом и раскалённым непониманием сути войны, сути страданий и смерти.
Копылов учился в пединституте на учителя физкультуры, и что-то глодало его изнутри. По десять раз за ночь он поднимал нас по тревоге. Я засыпал в носках, чтобы уложиться в положенные 25 секунд, или «пока спичка догорит». После команды «смирно» любое шевеление в строю поднимало Копылова в воздух, и он содрогал его перед вашим носом с помощью маваши гири.
Единственной отрадой в «Ландыше» случилась вожатая Наташа, пересказавшая нам однажды на сон грядущий «Венеру Сульскую» (Копылов в этот вечер отвалил в город). А так там было полно комаров, на мостках через болото можно было нарваться на деревенских, огрести по присказке: «А что вы делали у нашего колодца?!» Приёмник «Крош», доставлявший мне репортажи с матчей чемпионата мира по футболу, украли у меня на третий день. Сосед по койке однажды в припадке выпил залпом одеколон «Саша» и потом тяжко блевал за окно полночи. Кто-то стянул у меня простыню, и я спал на голом матрасе. Мяча футбольного от Копылова было не дождаться. К тому же афганец совсем распоясался, день напролёт гонял отряд по лесу вприсядку, — и мы с Андрюхой сбежали. Искали нас с милицией, но после бешеного афганца милицией нас было не испугать.
Помню распущенные волосы Наташи, как они текут вдоль стана, и как она строго стоит против тусклой лампы, помню её голос. А дикую историю об ожившей страстной бронзе я запомнил на всю жизнь, слово в слово.
IIВ моём детстве в Баку поездом было два пути: через Гудермес или через Грозный.
В Грозном отец никогда не разрешал выходить на платформу, без объяснений. Грозный был единственной станцией на протяжении двух с половиной тысяч километров, которая облагалась таким налогом. Так он и остался у меня в памяти, этот город: неизъяснимо грозным.
А в Дербенте было уже можно, и я вышагивал по платформе, взбудораженный морем, только что на подъезде появившимся в окне. Вверху на ослеплённых солнцем отрогах Малого Кавказского хребта виднелись руины оборонительных сооружений — часть стены с башнями, некогда доходившей до самого моря. В этих естественных «фермопилах», в самом узком месте между горами и морем, Сасаниды веками успешно держали оборону от хазар.
Широкогрудые псы с обрезанными ушами заглядывали в лица пассажиров.
Года два назад пасмурным октябрьским утром я стоял там же, под теми же руинами, и видел, как ополоумевшие от страха менты мотаются вдоль состава с автоматами наизготовку, рыскают, по десять раз заглядывают под колёса, в тамбуры.
Ветер выл в проводах и гнал мусор, пакеты полиэтиленовые трепетали на верблюжьих колючках.
IIIТеперь разучиться плакать.Собак по деревням подъели волки.Тишина настаёт, когда слышишь себя.
Дело было зимой, обув машину в цепи,мы поднялись из Бакуриани. Катались недолго.На склоны Кохты внезапно спустилосьснежное облако. Подъёмник остановился.Последние лыжники, затем спасателивспороли молоко, пропали. Я замешкалсяи не заметил, как огромная снежная тишинасомкнулась надо мной. Я снял лыжи,чтоб не свернуть себе шею, и стал потихоньку спускаться.Сосны выступали то справа, то слева.Стволы их казались бесконечными, пропадая в туманесразу над макушкой. Гигантская тишинаприльнула ко мне всем сердцем.Я что-то слышал в ней и не мог очнуться.
Спустился уже в темноте. В столовоймолчаливый повар-осетин разлил в тарелкимясной соус, дал лепёшку, банку мацони.Ещё в Тбилиси нас предупредили,что в здешних местах неспокойно,осетинские сёла вокруг, какие-то волнения, ружья.Господи, какими счастливцами мы были,что не понимали, как может сосед прогнать соседа.Как военное железо может изуродовать горы.Зачем дым буржуек коптит стены гостиницы «Иверия».Сколько нужно нищеты и лжи,чтобы лишить народ великодушия.В каникулы мы играли в шахматы и катались на лыжах.Зло для нас ещё было предметом умозрения,тем, что содержалось только в книжках.Даже измена возлюбленнойвоспринималась как приключение.Никто не знал сердцем, что зло есть ложь,уравнивание живого с мёртвым.
Но вот снова тишина втекает в мозжечок.Я видел фотографию — лужу на окраинах Цхинвали.Огромную лужу, через которую шёл осетинский ополченец.Истощённый небритый старик прижимал автоматк груди, как ребёнка. На краю лужилежал навзничь грузинский солдат,без ботинок, тощие волосатые ноги, ступнивытянуты, как на «Распятии» Эль Греко.Кто-то задрал ему на лицо гимнастёрку.Впалый бледный живот. Ополченецопустошённо смотрит прямо перед собой.
Отчего только с оружием в рукахгосударство называет себя «родиной»?Отчего вновь так близко время,как тогда, семнадцать лет назад в лесу, над Бакуриани,внутри облака, когда спускаясь в кромешной зге,я слышал, как новая эпоха втекает мне в уши,целует сердце, морозит насмерть.Отчего уже третье воскресенье я не слышу колоколовгрузинской церкви в Зоологическом переулке?Отчего ненависть обряжается в одежды добра?Отчего Тбилиси сослан в Читу, а древние страныуравнены с нефтяными компаниями?Отчего Москва-река теперь стекает в Риони,а Миссисипи биссектрисой рассекла Междуречье?(От сильной бомбёжки пустынястановится треснутым зеркалом —спекается песок, в нём скользят самолёты.)
Отчего мой лучший друг — грузин,правнук великого писателя,пьяный в стельку звонит мне из лучшегоазербайджанского ресторана столицы,где поднимает тост за крейсер «Москва»,а сам давится от страха:съёмная квартира, годовалая дочь, проклятая работа.Не оттого ли тишина, отчётливая, как пророчество рыбы,снова ложится туманом в ноги,и уже некуда, некуда спускаться, —гора бесконечна, как Данте.
Виктор Iванiв
- Цифровой журнал «Компьютерра» № 184 - Коллектив Авторов - Прочая околокомпьтерная литература
- Танцор у гроба - Джеффри Дивер - Триллер
- Цветы на подоконнике - Клавдия Пестрово - Поэзия
- Знай, что я люблю тебя (СИ) - Мелевич Яна - Эротика
- Цветы пустыни - Барбара Картленд - Исторические любовные романы