Новый Мир ( № 4 2011) - Новый Мир Новый Мир
- Дата:03.09.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Новый Мир ( № 4 2011)
- Автор: Новый Мир Новый Мир
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Ольга расслышала в его вопросе осторожное приглашение к их давнему и, конечно, сильно заржавевшему разговору… Зов бывшего возлюбленного. Надо ли?.. Надо ли оказаться к нему сейчас на полшага ближе? и на градус теплее?
Сестры меж собой.
— Оль?.. Почему ему так важно, сколько там получилось шагов? Зачем эти кретинские замеры?
— Не знаю.
— Оль. А если бы Артем сказал, что он вел счет, сколько дней и ночей он без тебя плохо спал…
— Не знаю.
— Но он уже не политик. Оль! Он действительно зажегся прошлым. Взволнован! Это очевидно!
— Он еще не разобрался… от чего именно он зажегся — от меня или от возродившейся Речи о цензуре?
— И то и другое — интим?
— Не знаю.
— Оль. Поедем в Питер. Там чище.
— Ты опять за свое. Милая моя сестренка. Чего новенького ты ждешь от этих поездок?.. Ты там была совсем недавно.
— А если тянет.
Инна, смекнув, уходит:
— Пойду разберусь, что там со свежими простынями. Одной, кажется, не хватает.
Такая вот неизбежность. Такой медленный шаг!.. Ольга направляется вдоль ряда красочных репродукций. Как бы приглашая посетителя к прогулке по музею.
Артем присоединяется. Помолчав, неловко спрашивает:
— Как ты жила?
— Хороший вопрос, Артем.
— Извини… Я по-воронежски. Но надо же спросить. Ты одна?
— Одна.
Артем спохватился — не знает, как продолжить и чем бы поинтересоваться еще.
— А что для тебя и для Инны этот заикающийся мальчишка? Этот Коля?
— Ничего особенного. Прибился — и живет.
— Не учится и не работает?
— Нет.
Ольге, как оказалось, тоже нечем продолжить соскальзывающий разговор.
— Странный мальчишка. Вдруг исчез. Оказывается, болел. Его где-то даже побили… Залез в чью-то опустевшую подмосковную дачу. Валялся, отлеживался там. Больной!.. Озлобленный… Голод и холод в конце концов пригнали его снова сюда.
— Я почувствовал по его ответам. Он не очень адекватен.
— После болезни.
Женя и Женя подбежали к кое-как разговорившейся паре:
— Мы записали про тот угол. И про шаги вместо метров записали.
Артем сердится: — Сотрите.
— Ни за что!.. Артем Константинович! Ни за что!
— Сотрите чепуху.
Но Женя и Женя в негодовании вопят, прыгают на месте.
Ольга: — Пойду.
Артем: — Куда ты? Зачем?
— Разбираться с простынями. И с одеялами.
*
Артем возле мольберта Коли Угрюмцева:
— Н-да… А ведь был славный зимний пейзажик… Лошадка запряженная. И много-много снега.
*
Батя один за столом. Вздремнувший, он вдруг очнулся. Делает глоток-другой остывшего чая. Оглядывается по сторонам и спрашивает:
— Где я?
Сестер не видно. Никого рядом. Зато вокруг, одна к одной, картины. Яркие радостные краски. Сама жизнь!
Батя негромко, все еще в полусне:
— Хоть бы раз до конца понять… Что он шептал… Целый год отдал бы. Из оставшихся стариковских дней... Провожая меня на поезд… Точно как в камере. Мы обнялись. И вспышка в памяти… Филолог, который невстреча …
Ощупывает пальцами глаза:
— Я вообще не плачу. Глаза намокли… С его туманных слов… С его неслышных, тихих, шепотных слов, которых боялись конвоиры. Боялись даже обсевшие нас уголовники. Сколько жару! Как он шептал!..
Мигнув во всех комнатах разом, вдруг погас свет. Как хорошо… Заодно и память отстала. Спрыгнула где-то, сука!.. Заодно с ней и ссучившиеся от долгой жизни огрызки... мыслей… осколки, остатки, ошметки... что там еще?.. Обмылки, объедки… вот!.. окурки мыслей!.. Обрывки скачущих туда-сюда мыслишек отступили — оставили старика... и дали ему сон.
Какое чудо этот провальный сон!
2
Им не пришлось поддерживать общение в темноте. Голос Ольги как одомашненный приказ: “Коля, чини!.. Как хочешь, а чини!” И свет загорелся, вот он!.. этот скоро вспыхнувший свет!
Ольга с книгой в руках. Она, кажется, не против посидеть, полистать, почитать.
Неподалеку от нее Артем с его неопределенно активными вопросами… Бывший политик. Бывший жених… Ольга с книгой в руках достаточно строга. Но возможно, это лишь маска. Так бывает. Женское сердце любит помедлить, подтаять.
Плюс это совпадение, эта нелепая годовщина вдруг ожившей Речи о цензуре — ночь в ночь с их скромной годовщиной!
— Погоди, не читай, Оль.
Артем настаивает на общении:
— Меня тянет повспоминать. А куда еще? Куда с памятью деться?.. Ностальгия, Оль, — мотор зрелой жизни, зрелого ума… Зрелого сердца, наконец!
— Зрелое сердце — это круто.
Артем смеется: — По-воронежски.
Он закрывает ей книгу, но Ольга упрямится, удерживая нужную страницу ладонью. Зачем спешить, Артем?
— Оля. Когда рождалась эта чертова речь, мы с тобой были здесь, подумать только! Здесь!.. В тот самый день!
— В тот самый вечер.
— Ну да. В тот вечер…
— Я бы еще уточнила — в тот поздний вечер. В очень-очень поздний вечер, пока он не перешел в утро.
— Да, да, Оля, вспоминай — в тот долгий вечер. Подробности, увы, испаряются. Подробности не живучи… Где они? Их так мало… Женя и Женя, вы пишете?
Женя-девушка уже щелкает кнопками магнитофона: — Пишем. Пишем.
Они, юные, подслушивают с озабоченной, милой и пока еще стеснительной улыбкой — будущие журналюги!
Ольга: — Ладно. Подскажу… Мы в тот вечер пили вино… Вдвоем, конечно… Массандровское красное. Подробность?.. Ты, Артем, принес вино сюда, в К-студию. В портфеле принес.
— Вино? Правда?.. То-то я был переполнен разнонаправленными эмоциями. То-то был взволнован!.. Я, возможно, уже с вечера чувствовал, что в этой нечесаной башке возникает нечто удивительное.
Застолье, плавно переходящее в ужин — Инна неслышно раскладывает приборы. Прикидывает, кто где сядет. Не тревожа заснувшего в кресле Батю.
Но она тоже успевает подать голос насчет подробностей. Четко. Нарочито. Как бы вызванная в мерзкий товарищеский суд:
— Свидетельствую. Я видела на этом столе пустую “Массандровскую”. Утром.
Нет, Инна не разбудила голосом Батю — старик, склонив голову на кулак, пребывает в дреме. Умучили-таки пенсионера долгие перелеты.
Артем: — Вот! Вот!.. Вино. Бутылка “Массандры”! Уточненная у живого свидетеля память!.. Именно здесь. А мы чего понаписали? — мы почему-то решили, что в тот вечер я был на выставке. Не было тогда никаких выставок! В той тревожной Москве… Всю запись стереть.
Женя и Женя: — Сотрем. Сотрем.
Артем напал на след:
— А вот откуда памятный мне Кандинский! Здесь… на этом углу… Вот он! Репродукция в белых линиях!
С удвоенной энергией Артем бросается к Ольге:
— Оля. Оленька! Напрягись… Прошу тебя… Что мы делали в тот вечер?
Ольга спокойна: — Можно, я скажу, что я не помню.
— Ну, Ольга, Ольга… напрягись… Припомни. Ты же вела какие-то записи... Ага!.. Я когда ехал сюда, у вагонного окна… как раз думал — у нее, у нее подробности!.. она же вела дневник!
— Она — это я?
— Ну да.
Ольга нарочито медленно раскрывает книгу — она, пожалуй, еще почитает.
— Для истории. Оль!.. Погоди читать… Ты же вела дневник?..
Женя и Женя призывно защелкали кнопками на запись. Но Ольге наплевать!
— Да. Вела дневник… Пока любила.
— Пока — что?.. Ну вот видишь!.. Значит, вела? вела?!. Страничку за страничкой, а?
— Да.
— И где же тот дневник?
— Там же, где та любовь. Где всё остальное.
— Ольга! Ольга!.. Что за женские причуды!.. Серьезное ж дело! Вела дневник! Для истории — для чего же еще?
— Для чего?.. Как тебе сказать. Для полноты тех дней, тех часов, тех минут. А можно сказать — от полноты тех часов, которые я тогда переживала… Я любила.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Найти в Нью-Йорке - Колин Харрисон - Детектив
- Лука и огонь жизни - Салман Рушди - Сказка
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Сухие росы. Собрание сочинений. Том 4 - Николай Ольков - Русская современная проза