Ящик Пандоры - Александр Ольбик
- Дата:13.08.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Ящик Пандоры
- Автор: Александр Ольбик
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возьми другой стул и поставь его в угол, чтобы отсюда было лучше видно.
Дарий установил на стул картину и отошел к дверям. Он волновался. А когда он так волновался в последний раз? «Ах да, было дело… Боже мой, что эта старая кочерга скажет? И почему я, собственно, так нервничаю, словно застал Пандору в купе поезда, когда однажды без предупреждения приехал за ней в депо, чтобы пригласить в кафе. Именно тогда он чуть не получил инфаркт – когда входил в купе, из него выскочил в одних трусах тот человек, которого Пандора назвала бригадиром поезда. Могла бы разыграться кровавая драма, если бы еще и Пандора была «обнаженной махой»… Нет, она была сплошь в форменных одеждах и все дело представила таким образом, будто бригадир поезда, по пьяни и пользуясь своим служебным положением, залез в купе и она его оттуда силой выдворяла… И в который раз Дарий поверил и смирил свою гордыню…
…Долго взирал Кефал в угол, где в нейтральной позиции окостенел венский стул, на котором в совершенно иной позиции, скорее судьбоносной, нежели нейтральной, воспаленно сияла картина Дария. Лежащий на диване художник снова протянул свою худую бледную длань за сигарой, снова подышал ею, напустил тумана и, откинув в сторону руку с той же сигарой, изрек:
– Принеси из кухни салфетки, я сейчас буду рыдать…
Дарию показалось, что над ним издеваются, и вспылил.
– Изгаляешься, старый пень… Впрочем, ничего хорошего я от тебя и не собирался услышать.
Казалось, пауза будет бесконечной.
– Скажи, только честно, где ты взял такие краски? – голос Кефала оживился и стал даже энергетически заряженным. – Я не могу поверить, что эту вещь написал ты… Ты на это не способен и красок таких на земле не бывает…
– А если серьезно? Скажи «да» или «нет» – и я все пойму без твоих затрапезных шуточек…
Опять тягучее, как деготь, молчание. Ни черта по-человечески не может сказать этот ё, переё и еще пятьсот раз ё Мейстер… Но вот наконец проклюнулся.
– Дорогой мой, хотя я и не верю, что это сотворил ты, но поскольку иного варианта нет и мне приходится признать… – последовала сногсшибательная затяжка сигарой, – но мне приходится признать, что за всю свою жизнь я ничего подобного не видел. И то, что ты создал… я не побоюсь этого слова – «создал» просто божественно… А как ты композицию назовешь – «Апокалипсис» или… «Возникновение»?
– Если ты не шутишь и в этом действительно что-то есть, – Дарий рукой указал на картину, – то я не могу тебе объяснить, что это такое… Для меня самого это пока тайна. Хотя Пандора сказала, что подобной мазни она в своей жизни еще не видела…
– А сам-то ты понимаешь, ну как тебе сказать – осознаешь ли неземное происхождение этой живописи?
– Кажется, такое мне даже в голову не приходило, думал, что это с похмелья, от чрезмерного перепоя и утреннего трах-тарарах… мало ли что бывает в жизни…
– Я всегда думал, что ты недалекий человек, и сейчас в этом окончательно утвердился. Слепой, глухой и невежественный. Пойми, дорогой мой: если я тебе говорю, что это гениально, значит, это воистину гениально… Что ты чувствовал, когда писал это умопомрачительное видение?
Дарий не сразу ответил. Да и вопрос на засыпку…
– Конечно, какое-то озарение в тот момент было… И когда я закончил писа́ть, на мольберт села чайка, и я в ее глазу увидел отражение своей картины, хотя угол падения равен углу отражения… Словом, исходя из этого закона, никакого угла отражения не могло быть… Какая-то непонятная символика, а может, даже мистика…
Кефал наконец нажал на кнопку выключателя, и светильник погас. Затем скинул с себя кучу тряпок и сел на кровати. Его спущенные ноги напоминали две тонкие окорененные ольшины, а пальцы с ороговевшими ногтями-когтями выдавали в нем мифического Пана… Попив из кружки холодного кофе и утерев ладонью свою седую бороду, он снова уставился в угол, и Дарий едва не упал со стула, когда увидел, как Кефал молится на его картину… «Отче наш, да святится имя Твое, да придет царствие Твое…»
– Скоро будет выставка, советую эту боготворную вещь выставить, но, боюсь, серость ее не оценит. Сейчас я тебе скажу, что ты должен сделать после моего ухода.
Дарий вопросительно взглянул на Кефала.
– Во-первых, я стар, как вон та за окном кривая сосна, вовторых, в моем брюхе живет членистоногое животное по имени рак… Не перебивай и слушай. Сам понимаешь, что с таким сочетанием диагнозов долго не живут. Так вот… Заткнись, говорю… Так вот, когда меня закопают, поскольку я не хочу быть сожженным, и надеюсь, что когда-нибудь найдут мои кости… как кости мамонта и вдруг по ним воссоздадут заново… Тьфу ты, каналья, не о том говорю… Словом, когда меня не будет, все мои картины, которые в основном находятся в рижской квартире, привезешь сюда и на самом берегу сложишь из них костер. Сначала я думал своим духовником сделать Манефу, но теперь вижу, что для этой роли подходишь только ты, ибо кроме тебя ни у кого не будет разрываться сердце, и не закипит в жилах кровь, когда огонь охватит труд всей моей жизни… А ты все поймешь, ибо ты превзошел меня и всех, кого я знаю…
– Может, я раньше тебя отброшу копыта, поэтому давай не будем…
– Вполне возможно, но, по теории вероятности, все же первым буду я. Поэтому на днях я приглашу нотариуса и все оформлю как полагается и с таким условием, чтобы у тебя был свободный доступ ко всему, что я создал… И полное распоряжение им…
Дарий пережевывал сказанное Кефалом. Вроде бы, для приличия его надо бы успокоить, сказать что-нибудь обнадеживающее… Впрочем, такой ход он тут же отверг, зная, что динозавр ни в каких поблажках и утешениях не нуждается. Спросил Дарий о другом.
– А что будет с собакой, ну, если вдруг…
– Да не мямли ты! Не если вдруг, а произойдет непременно, вопрос лишь в нескольких неделях. Таксу возьми себе или отвези ветеринару, не хочу, чтобы она без меня тут бедствовала. В серванте можешь взять упаковку с виагрой, она мне больше ни к чему…
Но Дарий наотрез оказался быть палачом его картин. И посоветовал, чтобы Кефал обратился к своей бывшей жене или Манефе, которую Дарий никогда не видел…
– Моя бывшая жена ждет не дождется, когда я подохну. И я ее понимаю, ведь когда она тяжело заболела, я ее бросил… Она умоляла, чтобы я не уходил, а я наплевал и ушел… И не жалею, рабом никогда не был и ни одну из причин для этого не приемлю… Все, иди, я устал… Не забудь насыпать щенку сухого корма…
И когда Дарий, насыпав в желтую пластмассовую чашку сухого корма, со своими картинами выходил из домика, услышал последние слова Кефала: «Не вздумай делать копию, это должно быть в единственном экземпляре…» «Можно на меня навести все пушки и ружья мира, я все равно такого повтора не осилю. Никогда! Ни при какой погоде, ибо такое случается только раз на сто миллиардов случаев…» – Сказал это себе и устыдился: слишком много самонадеянности и тщеславия прозвучало в этих безответственных словах. Дарий был неорганизован, пассивен, но иногда в его голове наступало просветление, отдаленно напоминающее здравомыслие…
Спускаясь на дорогу, чтобы попасть на автобусную остановку, он думал о Кефале. Познакомился он с ним в те времена, когда о художниках пеклось государство, – в Доме творчества художников. Лет двадцать назад. Кефал только что вышел из-под следствия: его по «стуку» какого-то чистоплюя хотели привлечь к суду за хранение и распространение порнографии. Какой-то эротический журнал да колода карт с голыми бабами – вот и вся порнография. Но с тех пор его популярность среди богемы поднялась на приличествующую высоту, а сам Кефал, ни на йоту не испугавшись преследователей, продолжал купаться в эротической повседневности, и однажды он пригласил Дария для дубль-секса. Какая-то студента из мединститута, довольно красивая, причем той красотой, которая явно указывает на развращенность и безотказность. Все происходило в номере Кефала, где было два душа, два туалета и два биде. Когда Дарий вошел в номер, Кефал сидел за мольбертом, вымусоливая какой-то сюр, студентка плескалась в душе, в помещении пахло сигарами, кофе и французскими духами «Коломбо». А когда будущий медработник вышла из душа, Кефал, указав на нее кисточкой, произнес: «Я сейчас закончу, а вы пока можете посмотреть журналы и поласкаться». Журналы лежали на тумбочке возле кровати, и Дарий, взяв их, вышел в другую комнату. Там и состоялось знакомство. Девушка, которую, кажись, звали Азалией, сама стала листать журнал и комментировать увиденное: «Эта фифа явно с силиконовой попой, а у этой брюнетки искусственные губы… Для минета самое то… Посмотри, какие у негритоски соски…» Но на картинках были не только женские особи в одеяниях Евы, там были и представители жеребячьего пола с массивными, необыкновенной величины Артефактами, смазливыми, симметричными физиономиями, по которым никогда не догадаешься, кого их обладатели больше предпочитают – Адама или Еву… Все в мире перемешано с голубизной. Однако картинки и комментарии не могли пройти мимо нервных окончаний Артефакта, и Дарий, взяв Азалию на руки, отнес на диван и распахнул халатик. Лобок был побрит, слева от него, на панбархатной шелковистости живота, графически четко темнела наколка в виде распустившегося лотоса… И когда Артефакт уже готов был войти в норку, девицу вдруг охватил приступ лихорадки. Она, словно припадочная лошадь забилась в судорогах, и Дарий хотел было уже отказаться от завоевания медслужбы, когда услышал: «Я уже, но ты, пожалуйста, продолжай».
- Четыре кружки мюнхенского пива - Леонид Ицелев - Прочий юмор
- Правила развития мозга на работе. Как испытывать меньше стресса и быть продуктивнее, работая в офисе или дома - Джон Медина - Биология / Менеджмент и кадры / Самосовершенствование
- Сын дракона - Т. С. Джойс - Любовно-фантастические романы
- Сестринское дело: справочник - Алла Мышкина - Медицина
- Кровавое наследие - Лоэнн Гринн - Фэнтези