Роман с языком, или Сентиментальный дискурс - Владимир Новиков
- Дата:11.11.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
- Автор: Владимир Новиков
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уединившись с Яной, мы исполняем роли, диктуемые ситуацией. Ее медленное тело еще сохраняет утреннюю свежесть, только что вымытые волосы источают простенький аромат шампуня. Но, конечно, девушка вполне заурядная, что обнаруживает и наш с ней взаимно-вежливый диалог. Яна родом из Липецка, где выучилась на товароведа. Ведая, какой товар теперь самый ходовой, приехала в Москву. Снимает неподалеку комнату, раз в месяц ездит в родной город отдохнуть на два-три дня. «Друг» имеется, он на несколько лет ее старше, чем-то торгует. Главная цель — заработать на квартиру. Как, в общем-то, у всех теперь.
— Надеюсь, у вас это получится и все будет хорошо, — с вялой искренностью говорю ей я и осторожно спрашиваю о главном для себя:
— А с Настей вы хорошо знакомы?
— Да нет, она ведь здесь не очень часто бывала.
Почему «бывала», почему в прошедшем времени? Скрывая легкий ужас, выведываю у Яны совсем еще свежие подробности конфликта между Настей и Зухрой — так зовут начальницу. Амбал-охранник, дежурящий в соседней квартире («сейчас его еще нет, он обычно приходит часам к пяти»), потребовал от Насти услуг на, так сказать, общественных началах. Та воспротивилась, а Зухра предложила ей на выбор: либо ублажать стража за ту же зарплату, либо покинуть заведение. Поскольку ни в каком КЗоТе подобные коллизии не предусмотрены, то спор оказался неразрешимым. Насти не было в салоне уже три дня, и звонить она тоже не звонила.
Что же делать, черт возьми? Рассеянно проведя взглядом по круглым веснушчатым плечам Яны, машинально уставившись в ее легкую, робкую грудь, начинаю сосредоточенно соображать. Пишу на клочке бумаги номер своего телефона. Да, но кто я? Не совсем «Алексей», которым по глупости назвался, а имя «Андрей» Насте ничего не скажет и может сбить с толку. Остановимся на Алексее — все равно ведь сам трубку подниму.
— Яна, я вас очень-очень прошу в случае появления Насти передать, чтобы она позвонила по этому номеру.
Подкрепить просьбу мне решительно нечем, но хотя бы успел ее сформулировать. А то Зухра уже стучит в дверь:
— Задерживаетесь!
— Да мы просто разговариваем! — спешит оправдаться Яна, набрасывая на голое тело вульгарно-цветастый халатик, подобный тем, какие напяливают поверх нормальной одежды продавщицы в магазинах.
Ну что, можно на нее положиться? Так ведь положился уже, а больше не на кого. Сам спешу выбраться в коридор, чтобы не навлечь на своего единственного агента неприятностей, не вызвать лишних к ней вопросов.
— Если так понравилось, то еще приходите, — издевается вдогонку гостеприимная хозяйка.
— Непременно, — отвечаю, пытаясь придать интонации высокомерную двусмысленность, хотя в такой ситуации амбициозничать, прямо скажем, нелепо. Все-таки стихотворение, с которым ты спорить пытался, правильно называлось — «Унижение». Тебя унизили.
И каково после всего этого домой возвращаться? Чего ждать от так называемой Жизни?
XXV
Об институте вообще не говорю, он окончательно превращается в забытую деревню. Барин-директор иногда о ней вспоминает и откуда-нибудь из Миннеаполиса предостерегает меня от подписания сомнительных договоров и соглашений. А на усадьбу нашу покушаются со всех сторон: китайский ресторан хочет арендовать один этаж и притом кормить сотрудников института льготными обедами, палочки для еды обещают выдавать совсем бесплатно; клуб шейпинга, если мы его к себе впустим, берется придать изящные формы всем нашим необъятным сотрудницам; международное общество по борьбе за долголетие гарантирует нам всего за четыре комнаты доживание до лучших времен. Последний проект наименее популярен в нашем коллективе: лозунгом дня стало элементарное выживание.
Мои коллеги готовы отдать новым хозяевам вишневого сада хоть все здание, за исключением разве что бухгалтерии: два раза в месяц они согласны забирать свое скудное жалованье, а больше и нечего здесь делать. По-своему они, конечно, правы, но меня как-то смущает тот факт, что памятник архитектуры, внутри которого мы толкуем о предикативности, все-таки нам не принадлежит, что это чужое имущество. Говоришь, что это совковая логика? Возможно, но, на мой примитивный взгляд, заповедь «Не укради» однозначна и универсальна: ни в Исходе, ни во Второзаконии нет ни словечка о том, что на социалистическую собственность она не распространяется.
Согласен, что на кого-то теперь легла историческая миссия разворовать всё ничье и бесхозное, но пусть это осуществляют люди талантливые в данном отношении, наделенные соответствующим даром. А таскать бездарно, по мелочам — это мне не столько этически, сколько эстетически претит.
— Любить — так красавицу, воровать — так миллион?
— Нет, то и другое я, пожалуй, не потяну. Ограничусь присутствующей здесь красавицей.
Если ты совсем или почти совсем не говорил с тем или иным лицом по телефону, то звонок от этого лица звучит как незнакомый, нужно еще привыкнуть к эфирной копии голоса, его иному акустическому оформлению. Но в данном случае я сразу узнаю, кто это обращается ко мне с довольно непривычным, нарочито-фамильярным и в то же время немножко смущенным зачином:
— Здравствуйте, молодой человек!
Еще до того, только выйдя из лифта и стоя на площадке, я по настроению звонка уже почувствовал, кто там, на другом конце провода. Замок заело — готов был дверь выбить плечом.
Ворвавшись, в трубку вцепился так, что пластмасса захрустела в руках. Дверь и душа настежь. «Настя?» А голосок такой детский и звонкий у этой, насколько я помню, отнюдь не миниатюрной девушки.
— Да я догадалась, что ты не Алексей. Ладно, будешь Андреем… Когда? Да хоть сейчас. Ты один? Более чем? Ладно, потом мне объяснишь, что это значит. Я на «Водном стадионе», схвачу тачку и приеду.
После всех необходимых приготовлений минут двадцать уже стою на балконе, встречая взглядом один автомобиль за другим. Высокая особа в большой соломенной шляпе стремительно шагает со стороны проспекта. Женщины любят щеголять шляпами, но в девяти случаях из десяти выглядят в них огородными пугалами. Эта же вроде бы ничего… Тем более, что это… Настя моя, которую в пешеходном контексте (где тачка-то?) я просто не узнал. Хорош!
— Сначала я села на частника одного. Он все рассматривал меня в зеркало, а потом вдруг так мрачно: «Как я хочу т-р-рахнуть тебя в этой шляпе!» Ну, я на светофоре у «Сокола» выскочила, матом ему сказала, что думаю, а дальше уже на метро. Чтобы не достаться кому не надо. Правильно? Я вся мокрая, пустишь меня в ванную?
«…Художник — и Цезарь и Рубикон// любви и разврата…//он мать и блудница, мастер мужчин // и женского жеста…» Хотел я спросить у автора стихов, какой это «женский жест», но не уверен, что он бы мне ответил: для него это, наверное, только звуковой повтор, паронимическая аттракция. А я со временем для себя нашел интерпретацию: самый женственный жест — это откинутые руки и открытые взору подмышки. Неважно, лежа или сидя. Нижняя часть тела может при этом быть даже закрытой или прикрытой — как у моей любимой «La dormeuse» — «Спящей» Ренуара.
Подмышка — очень интимное и вместе с тем поэтичное место женского мира. Знаешь, есть такие французские тематические альбомы серии «Части тела» с фрагментами живописных шедевров самых разных художников: «Руки», «Спина» (сюда заодно включается и попа), «Грудь» и так далее. Вполне можно было бы выпустить еще и альбом «L'aisselle» — так красиво подмышка у них называется. У итальянцев от того же корня — «l'ascella». И тут любопытное соответствие между языками и живописью. По-английски и по-немецки, например, эта часть тела трактуется как пустое место, как дыра и именуется через смежное понятие плеча, руки («плечевая ямка», «плечевая дырка»); то же, в общем, по-русски: «под мышкой» — значит — под плечевой мышцей. Французский же и итальянский языки видят здесь не пустоту, а средоточие жизненной энергии, не менее значимое, чем женская грудь. Может быть, потому Ренуар и открыл для искусства эту территорию, а Модильяни потом так здорово продолжил ее освоение. Да, а самое-то главное: общая латинская основа этих слов в романских языках — «axilla» — происходит от «ala», «крыло». У женщины в этих местах крылышки находятся, и она их расправляет только в полете.
Точно так, закинув руки за голову, ничего не скрывая, предстает она передо мной, когда я захожу в комнату с двумя бокалами холодного «Шаблизьен» на небольшом жостовском подносе.
— Ну, кла-асс!..
Отнюдь не уверен, однако, что такой класс мне удастся выдержать и дальше. Довольно тупо пытаясь сыграть роль знатока и гурмана, спрашиваю:
— А тебе какой способ больше нравится?
— Самый простой, — отвечает она самыми простыми словами.
… В какой-то момент она кладет ладони мне на ягодицы и, как партнерша, которая вдруг берется вести неумелого танцора, то придвигает, то отдаляет меня от себя. Страсть или техника? Кто-то там не хотел, чтобы на нем играли как на флейте… Но если так владеют моими клапанами…
- Стихотворения - Борис Пастернак - Поэзия
- Завещание мужества - Семен Гудзенко - Биографии и Мемуары
- Бальзак. Одинокий пасынок Парижа - Виктор Николаевич Сенча - Биографии и Мемуары
- Книга пяти колец - Мусаси Миямото - Древневосточная литература
- Новиков-Прибой - Людмила Анисарова - Биографии и Мемуары