Ночник. 365 микроновелл - Денис Драгунский
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Ночник. 365 микроновелл
- Автор: Денис Драгунский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Забыла, – говорит она.
– Эх ты, художница! – говорю я. – Человека запомнить не можешь.
Она снисходительно смеется.
Красивые книги
На ковре, очень красивом – пристально рассматриваю и подробно запоминаю его узор, – стоит стопка книг, тоже очень красивых.
Второй сон. Зритель
Сижу в кресле перед диваном. На диване молодая женщина и мужчина, тоже молодой. Женщина слева, мужчина справа от меня. Они целуются и собираются заняться любовью. Женщина вот уже только в кофточке, все остальное снято. Мужчина снимает штаны, достает презерватив, пытается надеть. Не получается – нет достаточной эрекции.
Говорит – не ей, а мне:
– Просто я не могу в присутствии, так сказать, зрителя. Наверное, у вас тоже не стоит?
Я говорю:
– Нет, у меня стоит.
Женщина ногой трогает меня сквозь брюки и говорит мужчине:
– Да, у него стоит, правда!
Львы
С дороги виден простой деревянный дачный дом. Но – с мраморными львами у крыльца. Во сне вспомнилось, как по телевизору показывали дачу Собчака и как его жена объясняла, что львы у входа вовсе не мраморные и куплены по 10 евро штука.
Штучки
Маленькие, почти кукольные наряды. Накидки, блузочки, чепчики – шелковые, подбитые птичьим пухом, от этого почти упругие на ощупь. Их целый шкаф. Я их перебираю. Вижу, что они очень старинные.
Атеист
В сельском клубе, как на картинах художников тридцатых годов – бревенчатые стены с плакатамипортретами, лампочка на проводе с дощатого потолка свисает, – мужичок читает стишок о том, как он порвал с религией.
Его спрашивают:
– Егорыч, ты чего? Правда, что ли?
Он отвечает:
– Да ну вас! Шутю, конечно!
Часы-грибы-глаза
Часы, как грибы, под забором. Все мои старые наручные часы. Все часы, которые у меня были за мою жизнь.
Тихо тикают в траве. Глядят в небо циферблатами.
Мужчина и женщина
Мужчина должен поговорить и уйти.
Вижу это как бы с точки зрения женщины.
Но он уходит, не поговорив.
Во сне думаю – а кто я в этом сне? Всё сразу: мысли этой женщины – я; мужчина – тоже я; ну и сторонний наблюдатель – конечно, я.
Внук
Большое восточное семейство нянчит внуков. Один из внуков – белый. Ну, не совсем белый, но явно белее остальных ребятишек.
Вспоминаю, как моя знакомая Таня Н. рассказывала, что ее сын одно время собирался жениться на афганской девушке. И она заранее горевала, что внук будет воспитываться в большой афганской семье, будет говорить только на их языке и не сможет – не захочет – выучить русский.
Всё сначала
Бедная прибрежная деревня, где все время начинают всё сначала. Где все время строят новые домики и лодки – вместо смытых бурей и утонувших.
Знак
Человек читает вслух перехваченное письмо: «Приеду к вам, будем играть на фортепьяно».
– А фортепьяно-то у них нет! – говорит он. – Значит, это что-то значит. Что ж это такое? Наверное, рация!
Все вокруг смеются:
– Ага! Радистка Кэт! Русская пианистка! Ладно тебе!
– Нет, нет, – говорит он. – Это точно какой-то знак.
Поездка
Мы живем в деревне. Надо съездить за водкой.
Едем на машине, разбитая сельская дорога, все время крутые повороты, много встречных машин, очень узко.
Потом перед нами скала. Она перегораживает дорогу.
Надо бросать машину и лезть наверх. Скала вся заросла шипастыми растениями, пятки колет даже сквозь подошвы. Даже проснулся на секунду от боли в пятке, как будто укололся.
Снова заснул и вспомнил, что в этой деревне вообще все растения, все кусты – в шипах.
Перелезаем через скалу. Мы уже без машины, идем пешком. Вдруг оказывается, что по этой заброшенной ухабистой дороге едет троллейбус. Садимся в него.
Приезжаем на железнодорожную станцию. Там огромный базар. На прилавках – буквально всё, любые товары. Водка, вино, что хочешь. Но темновато и грязновато.
Для сердца и для легких
Выхожу из кафе. Там остались мои друзья. Стою у входа и болтаю по мобильному телефону. Я вышел специально, чтобы поговорить, потому что там внутри плохая связь. Вдруг вижу – какая-то женщина входит в кафе, и мне ужасно не хочется, чтобы она туда вошла и увидела моих друзей. Я ее громко зову, она не слышит, я зову еще, еще. Наконец она оборачивается и неохотно подходит ко мне.
Я расстегиваю рубашку и показываю ей, что у меня на груди две крышечки. Справа и слева. Они отвинчиваются. Одна «для сердца», другая «для легких». Это я ей объясняю.
– Ты заболел? – спрашивает она.
Видно, что она не очень-то мне сочувствует.
– Да, – говорю. – Как видишь.
Мы молчим.
Какой-то маленький мальчик смотрит на мою оголенную грудь, на эти крышечки, хочет потрогать их грязными руками. Бью его по рукам.
Тесно, неудобно
Человек сидит в самолете у прохода. Опустил столик, поставил на него компьютер, достал газеты. Другой сидит у окна и все время выходит – то в туалет, то просто пройтись по салону. Первый с трудом дает ему выйти – защелкивает столик, берет компьютер на колени, складывает газету. Но сам не встает, не идет размяться или в туалет. Это повторяется несколько раз. Я сижу через проход и наблюдаю эти мучения. Говорю:
– А что бы вам, господа, не поменяться местами?
Но оба отказываются.
Рассказ
Старуха рассказывает мне (я кто-то вроде социального работника): она жила с финном. Она начала с ним жить, когда была у него домработницей. Забеременела, родила ребенка. Ребенка забрали в детдом. Финн скоро умер, у него есть свои дети, которые ее не признают.
Потом она продолжала работать уже на фабрике. У нее из зарплаты вычитали на содержание ребенка в детдоме. А теперь она уже старуха, и ее хотят выписать из Финляндии в Россию. Говорят, что она на самом деле незаконная иммигрантка. Ребенка ей не показывают.
Но она уже не помнит, было это всё или не было.
Ноябрь
Ярославль
Надо ехать в Ярославль на скоростном поезде; где его найти? Ищу вокзал, не знаю, на какой он улице.
Приехал, и сразу: много людей в какой-то большой комнате и на веранде, много столов. Люди едят хлеб, обсыпанный сахарной пудрой. Большие, несуразные белые караваи.
Потом вижу книжный шкаф.
Там одна книга – по виду, какой-то устав, какое-то руководство – напечатана по-армянски, но русскими буквами. Потому что на обложке внизу написано: «Советакан Хайастан» (Советская Армения). В этой книжке лежат фотографии мужчины и женщины – несколько фотографий двух людей. Отдельные, маленькие, как будто отодранные от пропусков.
Второй сон. Котенок
На даче. Второй этаж, входит женщина, про которую я знаю, что это моя любовница и сожительница. Безумно похожа на мою маму – но молодую, когда ей было лет двадцать или двадцать пять. А мне – столько, сколько сейчас. Я знаю, что мы с ней в давней и тяжелой ссоре.
Она входит, очень красивая, ярко одетая, в каком-то нарочитом «народно-греческом» наряде – широкий красный шелковый кушак поверх платья, – и накрашенное смуглым тоном лицо. Зачесанные назад белые волосы. Яркие белые зубы.
Она говорит:
– Я тебя обожаю! (произносит «а! – ба! – жа! – ю!»). Но на даче нет света, и если ты позвонишь в контору и сделаешь, чтоб на даче был свет, я стану обожать тебя еще сильнее! А сейчас я уезжаю, и буду, может быть, завтра, но не знаю точно.
Тут в сером окне – оно серое, потому что дождь идет, – показывается полная блондинка. Она взобралась по лестнице. Лестница прислонена к стене дома. Блондинка заглядывает в комнату, вытянув шею и повернув голову. Похожа на актрису Галину Польских. Короткая белая стрижка-каре.
Мама (то есть первая женщина, но она уже точно мама) видит ее и говорит:
– Боже! Это что? Я не одета!
– Да ты прекрасно одета, – говорю я.
– Не спорь! – говорит она.
Тут во второе окно – комната угловая, и в ней два окна на разные стороны угла, – во второе окно впрыгивает котенок.
Полная блондинка кричит, сунув голову в окно:
– Он хороший! Он мальчик! Он ласковый!
Я беру котенка на руки, показываю маме-любовнице.
Она кричит:
– Выброси его сейчас же!
Я подхожу к окну. Там внизу лежит огромная трехцветная кошка. Имперских цветов – черно-желто-белая.
Я вижу, что тут совсем не высоко, и хочу бросить котенка вниз, к кошке.
Котенок изворачивается, вцепляется мне в рукав и говорит:
– Ни хтю, ни хтю!
То есть «не хочу, не хочу» – тонким детским голосом.
Старик не понимает
Сидит то ли старик, то ли старуха, и не понимает того, что я объясняю. Беспомощная улыбка. Ускользающий взгляд. Жалко.
Изюм и орехи
Мы с Олей ищем, где бы попить кофе. Находим кофейню, там отличный кофе, зато нет никакой еды. Но можно принести с собой. Рядом находим кондитерскую.
Там свежие рулеты с изюмом и орехами. Очень большие.
Я спрашиваю: «Вы можете отрезать половину?» – «Пожалуйста»
- Хитрая девчонка - Сергей Сергеев-Ценский - История
- Проект 365 - Константин Рочев - Поэзия
- Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства - Абрам Ранович - Религиоведение
- Красивый, плохой, злой...Книга 2 (СИ) - Ладыгина Наталия - Современные любовные романы
- ЮнМи. Сны о чём-то лучшем. (Книга первая) - Андрей Юрьевич Лукин - Прочее / Попаданцы / Периодические издания / Фанфик / Фэнтези