Коллекция кораблекрушений - Амброз Бирс
- Дата:25.08.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Коллекция кораблекрушений
- Автор: Амброз Бирс
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но где бы не собирались заговорщики, их тайные планы подслушивал какой-нибудь честный малый, совершенно случайно оказавшийся у люка. Заговоров было намного больше, чем люков, поэтому те, кто подслушивал, иногда сталкивались лбами и, забыв про врагов, начинали мутузить друг дружку. Иногда возникала путаница, и, самое малое, двое боролись за право нечаянно узнать об одной и той же мерзкой затее. Помнится, однажды плотник, кок, второй ассистент младшего хирурга и матрос первой статьи схватились на гандшпугах, выясняя, кто из них более достоин коварно предать мое доверие. Однажды во вторую вахту трое убийц в масках одновременно склонились над спящим юнгой, который за день до того, приговаривая через слово: «О золото мое, золото!», признался, что восемьдесят — да, восемьдесят! — лет успешно пиратствовал в двух океанах, одновременно заседая в парламенте и исправно посещая службы в своей приходской церкви в Топи-на-Боллоте. Я видел, как старший по фок-марсу (фор-марс?), окруженный претендентами на его руку, рассеянно гладил рундук и пел серенаду своей даме сердца, которая тут же, стоя перед зеркалом, брилась.
Наши речи примерно в равной пропорции состояли из аллюзий на сочинения древних, изречений философов с конюшни, восклицаний посудомоек, а также малоизвестных геральдических терминов и жаргона лучших лондонских клубов. Мы небрежно хвалились своими безупречными родословными и белизной своих рук в местах, где покрывавший их слой грязи и смолы трескался под собственной тяжестью. Больше всего — если не считать любви, флоры, убийств, поджогов, адюльтеров и церковных обрядов — мы говорили об искусстве. Деревянное украшение на носу «Верблюда», изображающее гвинейского негра, который почуял дурной запах, а также одноцветная роспись на корме — там была намалевана пара увечных дельфинов — приобрели новую значимость. У негра почти стесался нос оттого, что голландец пинал его ногами, а роспись еле различалась под пятнами помоев, выплескиваемых коком но к обоим шедеврам ежедневно совершалось паломничество, и в каждом то и дело открывались новые глубины замысла и тонкие нюансы техники. Короче говоря, мы буквально переродились и будь запасы современной прозы сообразны ее востребованности в нашем кругу, боюсь, что «Верблюд» не выдержал бы накала нравственных и эстетических сил, которые высвобождались при расщеплении авторских мыслей в моряцких желудках.
Приобщив нас к литературе, сам капитан с ней наконец покончил и в первый раз с начала плавания вышел на палубу, чтобы, наконец, сделать обсервации по солнцу. Поскольку все это время мы не отклонялись от курса, он обнаружил, что мы достигли 83 градуса южной широты. Зной царил нестерпимый воздух был точно жар раскаленной печи внутри самой печи. От моря валил пар, словно от кипящего котла, и наши тела аппетитно разваривались — природа уже приступила к приготовлению нашего последнего ужина. На ярком солнце судно до того покоробилось, что нос и корма, загнувшись, высоко вздымались над водой палуба круто наклонилась, и бык терпел большие сложности, но положение голландца также стало весьма неустойчивым, ибо бушприт теперь торчал почти отвесно. На грот-мачте висел термометр капитан полез снимать его показания, а мы с любопытством столпились вокруг.
— Плюс восемьдесят восемь по Цельсию! — пробурчал Эберсаут с явным удивлением. — Быть такого не может!
Резко обернувшись, он испытующе поглядел на нас и повелительно вопросил:
— Кто тут командовал, пока я портил глаза над книгами?
— Видите ли, сэр капитан, — отвечал я со всей учтивостью, — на четвертый день плавания я имел несчастье быть втянутым в диспут о партии в карты с вашими первым и вторым помощниками. В отсутствие этих превосходных моряков, сэр, я счел своим долгом принять командование кораблем.
— Прирезал их, значит?
— Сэр, они покончили самоубийством, оспорив ценность четырех королей и туза.
— Ну-ка, ну-ка, чурбан ты неотесанный! Как будешь оправдываться за эту необычайную погоду?
— Сэр, моей вины тут нет. Мы на Юге — на Крайнем Юге, а нынче середина июля. Не спорю, погода неприятная, но широте и времени года она вполне соответствует.
— Широте и времени года! — взревел он, побагровев от бешенства. — Широте и времени года! Ах ты чурбан! Ах ты плоскодонка недоделанная, джонка ты китайская, шаланда дырявая! Как можно таких вещей не знать! Или тебе твой сопливый младший братец никогда не объяснял, что южные широты холоднее северных, и что в июле в них самый разгар зимы? Вон с палубы, кухаркино отродье, вон, а не то все кости переломаю!
— И прекрасно! — отвечал я. — Должен вас предостеречь: я не собираюсь оставаться на палубе и выслушивать столь вульгарные выражения. Будь по-вашему.
Едва эти слова сорвались с моего языка, как холодный, пробирающий до костей ветер заставил меня бросить взгляд на термометр. Наука подчинила себе природу, и при новой власти столбик термометра начал стремительно падать до какой отметки — не скажу, так как в следующую же секунду налетел снежный вихрь, скрыв прибор. Со всех сторон из моря поднялись величественные башни айсбергов — изборожденные ущельями громады, на многие сотни футов превосходившие по высоте нашу грот-мачту. Мы оказались в ледяной ловушке. Нос и корма, прежде задранные к небесам, опустились, палубы, конвульсивно вздрогнув, выпрямились, и все части рангоута застонали, а затем переломились с звуками, подобными пистолетным выстрелам. «Верблюд» мгновенно вмерз в лед. От толчка, вызванного резкой остановкой судна, цепь лопнула, и бык вместе с голландцем, перелетев через нос, свалились на льдину, где и сошлись в последней схватке. Я начал было проталкиваться сквозь толпу, чтобы спуститься в твиндек — от своей угрозы я не отступался, — но матросы повалились на палубу, точно кегли… ледяные кегли! Проходя мимо капитана, я язвительно спросил, как ему нравится погода при власти науки. Он взглянул непонимающе: холод, достигнув мозга, помутил его рассудок. Губы капитана прошептали: «В этом чудесном уголке, почитаемые миром за счастливейших из смертных, окруженные всем, что услаждает наше земное существование, они безмятежно прожили всю оставшуюся жизнь. Конец».
И челюсть у него отвисла. Капитан «Верблюда» испустил дух.
3. Человек за бортом
1Наш гордый корабль «Пыжик» стремительно сносило на почти скрытый водой коралловый риф, который тянулся без единой бреши в обе стороны на бессчетное число лье, а я тем временем декламировал рулевому «Битву при Нейсби», сочинение Маколея. Словом, все шло так, что лучше и не пожелаешь, когда капитан Эберсаут высунул голову из люка и спросил, где мы. Прервав чтение, я доложил, что мы дошли до сокрушительного разгрома кавалерии принца Руперта, прибавив также, что если он соблаговолит закрыть пасть, минуты через три мы начнем чинить неудобства раненым, а он, если захочет, сможет обчистить карманы убитых. В этот же миг судно содрогнулось от тяжелого удара и затонуло!
Вызвав другое, я перешагнул на его палубу и велел доставить меня на Тоттенхэм-корт-роуд, дом девятьсот, где живет моя тетя а затем прошел на мостик к рулевому и спросил, не желает ли он послушать, как я декламирую «Битву при Нейсби». Он отвечал согласием да, он охотно послушает это произведение а если затем я перейду к чему-нибудь еще: «Крымской войне» Кинглейка, докладу о злоупотреблениях Уоррена Хейстингса и прочим безделкам в том же роде, он будет счастлив — надо же как-то скоротать время до восьми склянок.
Все это время на горизонте сгущались тучи, образуя плотную завесу прямо по нашему носу наконец, к рулевому явилась депутация пассажиров с требованием развернуть судно, пока оно не вошло в тучи, что, как пояснил главный заводила, было бы беспрецедентно. Я подумал, что ситуация и впрямь неординарная, но, будучи простым пассажиром, предпочел не встревать в разгоревшийся спор как бы то ни было, мне не верилось, что погода внутри туч может быть еще хуже, чем на Тоттенхэм-корт-роуд, где живет моя тетя.
Наконец, решили препоручить решение третейскому судье обеими сторонами было предложено и отвергнуто много кандидатур, пока не постановили, что роль арбитра приличествует капитану, ежели он на то согласится провести с ним переговоры поручили мне. Не без труда я уговорил капитана взять на себя ответственность.
Капитан носил фамилию Трутвик. То был человек скудоумный и малодушный, вечно беспокоившийся, как бы не нажить врагов его никогда не посещала мысль, что средний человек при прочих равных условиях всегда предпочтет быть ему врагом, а не другом. Когда-то он служил коком, но его стряпня была столь гнусна и вдобавок ядовита, что уцелевшие свидетели его кулинарной карьеры, подвывая от боли в животе, насильно перевели Трутвика из камбуза на капитанский мостик.
- Жди меня, и я вернусь - Мария Викторовна Даминицкая - Поэзия
- Зимняя коллекция детектива - Устинова Татьяна - Детектив
- Лондон. Разрушение стереотипов, или Нетуманный Вавилон - Александр Смотров - Гиды, путеводители
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Священная коммерция. Бизнес как путь пробуждения - Мэтью и Терсес Энгельгарт - Психология