Из жизни Мэри, в девичестве Поппинс (сборник) - Вера Колочкова
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Из жизни Мэри, в девичестве Поппинс (сборник)
- Автор: Вера Колочкова
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она снова захихикала хрипло и непристойно, колыхнулась рыхлым телом, замахала в изнеможении руками.
– Насть, прекрати! Чего ты ржешь, как лошадь? Посочувствуй лучше, ты ж сестра мне. И вроде как тоже женщина… У меня, можно сказать, горе, а ты…
– Ой, сочувствую, Нинка, сочувствую! И правда – горе тебе. Сколько хоть лет-то ему?
– Двадцать восемь.
– И что ты с ним делаешь, с дитей с этим?
– Ну, не такое уж он и дитя… Насть, прекрати… Я же серьезно с тобой разговариваю!
– Ой, не могу! Ладно, Нинка, не обижайся. Я ж понимаю – всякое в жизни случается. А Гошку твоего я давно уже подозревала – не мужик он! Больно телом тяжелый, рыхлый да злой – такие в корень не идут. А ты-то, ты-то как могла на такое пойти, я удивляюсь? Вроде вся из себя интеллигентная такая…
– Да! Вот так! Взяла да и променяла на пошлую сексуальность всю свою интеллигентность! Собрала ее в кучку и выбросила к чертовой матери туда, за борт, в набежавшую волну, как в той песне поется. И не жалею. Мне скоро полтинник по седой голове стукнет, а я в настоящей любви и минутки не прожила. Правильно это? Мне ж тоже простого человеческого счастья хочется.
– А Гошку что, не любила разве?
– Сама же говоришь – не мужик он. Всего-навсего доллар ходячий. Я не спорю, любовь к деньгам – это песня особенная, и где-то талантливая даже, но по большому счету не то, совсем не то.
– А твой молодой, он что, тоже тебя любит?
– А сама ты как думаешь?
– Не знаю… Сомнительно мне. Это что ж получается – будто бы я взяла да и закрутила любовь с парнишонкой, к примеру, как мой Костька. Да ну! Какая такая любовь со старой теткой?
– Ну вот и не спрашивай, раз сама все знаешь! Конечно, не любит, это и так ясно. Я и не претендую, что ж… Я просто для себя хотела. Купить его хотела себе теткиной квартирой, понимаешь? Пожить немного мечтала в человеческой радости.
Нина, поморщившись, болезненно сглотнула застрявший в горле тяжелый ком, замахала ладонями перед широко открытыми, вовсю приготовившимися пустить первую слезу глазами. Схватив свой стакан с остатками ликера, быстро поднесла к дрожащим губам, некрасиво и громко лязгнув об его край зубами. Настя смотрела на нее по-бабьи жалостливо, молчала. Потом, хлопнув ладонями по жирным ляжкам, рельефно обтянутым тонким шелком немодной юбки, решительно произнесла:
– Ладно, Нинка, не реви! Чего я тебе, чужая, что ли… Раз так – поделимся по справедливости.
– Это как? – уставилась на нее вмиг высохшими глазами Нина.
– А пополам! Пропишемся в теткиной квартире вдвоем, потом приватизируем ее да и продадим, а деньги – поровну. Я свою долю сыночку отдам, а ты своего мальчонку себе прикупишь.
– Ну что ж, тоже вариант, – согласилась Нина, задумчиво покачивая головой. – Только мы с тобой, Настька, одно щекотливое обстоятельство не учли.
– Это какое?
– А такое! Сидим тут, делим шкуру… А тетка-то наша пока что жива и здорова, вот в чем дело!
– Да, ты права, лет пять она еще точно протянет.
– И еще одно обстоятельство меня сильно пугает, Насть.
– Ну?
– Костик-то твой, смотрю, самостоятельно в это мероприятие вклиниться хочет, и без нас. А от него всего можно ожидать! Если задумал чего – на полпути не остановится, рука не дрогнет.
– И не говори, Нин! Ты знаешь, я иногда и сама его боюсь. Вроде посмотришь – ласковый, как теленок, да обходительный – сплошное золото, а не сын! А бывает, задумается, и лицо у него такое страшное делается – прямо мороз по коже идет. Да и то – я ведь ничегошеньки про его жизнь не знаю! Может, он бандит какой. И все равно – лучше моего сыночка нет никого на свете. Я ж ему мать. А твой-то паренек из каких? Из порядочных, надеюсь?
– Да он из бедных, Насть, Олежка мой. Его одна мать всю жизнь растила, у них даже и квартиры своей никогда не было. Жила с ним в вечных прислугах по очень богатым домам, он и насмотрелся, как люди живут. Теперь и в бедности жить не может, и в богатство его шибко никто не пускает – характер не тот. Да и воспитание, знаешь… Барский вкусный кусок для изгоя – он ведь пользы не приносит, только во вред идет. На красоту я его запала, Насть! А еще больше – на возможность купить себе эту красоту. Потому и нужна мне теткина квартира. Уж на квартиру-то он обязательно клюнет.
– А Костька мой знает про твоего Олежку?
– Нет. По крайней мере, не должен.
– Ну и слава богу! И ты своему про Костьку тоже ничего не говори. Вот когда мы с тобой вдвоем пропишемся, тогда уж и сообразим, что нам дальше делать. Сначала приватизируем, а потом нам Костька с твоим Олежкой и пригодятся.
Они переглянулись понимающе и вздохнули одновременно. Разлив остатки ликера по стаканам, выпили, не чокаясь, будто помянули кого мысленно. И, не сговариваясь, разом перешли на другие темы – о погоде, о здоровье, о магнитных бурях, о сумасшедших ценах, о трудностях перехода женских своих организмов к самому тяжелому периоду жизни – старости, когда просто панически хочется счастья, еще и сильнее даже, чем в зеленой и глупой юности.
* * *Какой странный, бесснежный выдался нынче декабрь – на удивление просто. И все равно хорошо – звонко, стыло, весело. Небо, обычно по-зимнему хмурое, ни с того ни с сего распогодилось вдруг, открылось радостной синевой навстречу холодному и яркому солнцу – с ума сошла природа, будто перед зимними вьюгами решила еще немного побаловаться да сгульнуть напоследок – эх, была не была, один раз живем…
Саша, подняв воротник коротенькой курточки и спрятав руки в карманы, медленно шла к знакомой уже скамейке в конце бульвара, постоянному месту их тайных с Костиком «шпионских» встреч. Очень медленно шла. Как на голгофу. Потому как на душе было совсем, ну просто категорически паршиво. И даже хмельная музыка разгулявшегося декабря не спасала, не вызывало обычных радостных эмоций и яркое солнце, бьющее игриво в глаза, не освежал тяжелую голову прозрачно-холодный и по-зимнему вкусный воздух. А жаль, день-то какой чудесный… Таких дней в году – по пальцам пересчитать.
Когда-то раньше, в той еще жизни, она прекрасно умела настраивать себя, как хорошую скрипку, на любую погоду, умела радостно окунуться с головой в любое природное явление, пусть даже самое малокомфортное, с удовольствием впускала его внутрь и шла рука об руку с ветром, с проливным дождем, с колючим вьюжным снегом. Потому как только снаружи и жизнь, и погода – дерьмо, а там, внутри у себя, она сама себе хозяйка, там у нее свои праздники. Это снаружи она может скакать в короткой клетчатой юбочке да белых бантах перед осоловевшими похотливыми мужиками, это снаружи она, как ей казалось, может сколько угодно обманывать доверчивых старушек, а там, внутри, – нет. Вот поэтому и споткнулась. Запуталась в себе самой так, что все актерские способности пропали куда-то напрочь, и не получается уже ничего, даже самого дурного спектакля не получается. Потому как лицедействовать перед жестокими развратными козлами – это одно, а перед простодушной, так искренне полюбившей ее старушкой – совсем, совсем другое… Вот незадача, черт бы ее побрал. И главное, Костику этого никак не объяснить. Он и без того на злобу весь изошел – почти месяц она там живет, а дело с мертвой точки так и не сдвинулось.
Она медленно подошла к скамейке и, усевшись на холодное сиденье, растерянно повертела вихрастой головой, выглядывая Костика. Опаздывает, однако, ее «жених» драгоценный. Что-то на него не похоже.
– Девушка, а вас не Сашей зовут? – услышала она над головой насмешливо-вкрадчивый голос и вздрогнула от прикосновения холодных и твердых его пальцев, обхвативших шею в жесткое кольцо. – Это не вы сейчас так до боли задумчиво шли по шоссе и сосали сушку, а?
– Нет, шпион Иванов живет этажом выше… – прохрипела Саша, изо всех сил пытаясь разжать его плотно лежащие на ее шее руки. – Пусти, больно же!
– Ах ты, моя остроумница, – встряхнул ее за хрупкие плечики Костик. Обойдя скамейку, уселся рядом, подвинулся плотно и, деловито потерев руки, произнес: – Ладно, воробышек, шутки в сторону. Давай, отчитывайся о проделанной работе. Что там наша старушенция, разродилась на что-нибудь наконец?
Саша поморщилась страдальчески, отодвинулась слегка и, еще глубже втянув голову в плечи, уперлась взглядом в большую кучу из собранных сухих грязных листьев.
– Ну? Чего молчишь? – подтолкнул ее плечом Костик. – Давай, слушаю.
– Мать твоя приезжала еще два раза, – вяло произнесла Саша, продолжая внимательно разглядывать скрученные, будто покореженные листья. – Ты, кстати, почему ее не предупредил, что там твоя невеста живет? Я в первый раз растерялась как дура.
– Да ладно! Мать – это ерунда. Мать меня вообще не волнует. А мадам Нина? Приезжала еще?
– Да. Она часто ездит. Продукты всякие дорогущие привозит. И на меня все время волком смотрит, будто я зверь какой.
– Черт! Суетится, значит, наша мадам. Надо же… Молодец, кто бы мог подумать. А ничего новенького она старушке не втюхивала кроме своего злыдня Гошки? Не помнишь?
- Двор. Баян и яблоко - Анна Александровна Караваева - Советская классическая проза
- Наука страсти нежной - Татьяна Гармаш-Роффе - Детектив
- Общество с ограниченной ответственностью (ООО): от регистрации до реорганизации - Виталий Семенихин - Юриспруденция
- Свобода выбора. Или выбор свободы? - Анатолий Шалев - Поэзия
- Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева - Фэнтези