Игры с хищником - Сергей Алексеев
- Дата:28.10.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Игры с хищником
- Автор: Сергей Алексеев
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не выключайте свет.
Едва за ними захлопнулась дверь, как тот час же приподнялась и проговорила со вздохом сожаления:
– Тебе надо ехать домой, Сыч...
– Я еще болею, – отозвался он с тоской, представив, что сейчас нужно расставаться.
Рита пощупала голову и погрозила пальчиком:
– Не обманывай!.. Я дам тебе денег. Сядешь в поезд и поедешь.
И тут он увидел, как на сосках ее груди, словно белые слезы, медленно выкатились и созрели две крупных капли молока.
– Это... что? – спросил испуганно, вспомнив свой сон.
Она смахнула капли рукой и улыбнулась:
– Бывает... Вставай и одевайся.
– Не хочу уезжать, – с ребячьей упрямостью сказал он. – Зачем?
– Сейчас сюда придет комендант.
– Но ты же сказала, брат...
– Я-то сказала, да только девчонки уже доложили ему... какой ты брат. Уже нашептали, стервы...
– Думал, они твои подруги...
– Подруги!.. По горю они подруги. Им всем под тридцать уже, а мы с тобой тут, на глазах... милуемся. – Она подала трусы и майку. – Ничего ты еще не понимаешь...
Сыч молча оделся и сел насупленный. Рита принесла ему высушенные на батарее валенки.
– Ничего, я скоро вернусь, – утешила она, торопливо натягивая платье. – Жди меня в мае. А может, и раньше, если курсы сократят... Сейчас я побегу на занятия, а ты на вокзал. Только маме не говори, где был, ладно?
Потом она вела его за руку по длинному коридору, мимо вахтерши, которая уже все знала и пыталась заступить дорогу. Но Рита в этот миг внезапно налилась каким-то звенящим гневом и бросила на ходу:
– Уйди, сгинь!
И старуха послушно отскочила в сторону. На улице Рита повеселела, выпустила наконец руку Сыча и, схватив горсть снега, отерла лицо.
– Господи, что я делаю? – И засмеялась.
Они расстались возле проходной прядильной фабрики, и как-то нелепо, бесстрастно, словно ничего не случилось.
– Ну, жди меня, – обронила она и, даже не обернувшись, скрылась за обледеневшей парной дверью.
6
Воспоминания о Рите Жулиной были настолько притягательными, что на время отвлекли его от всех прочих мыслей, в том числе и от надежности патронов. Он сидел за столом, сцепив руки, смотрел на пистолет, на чистый лист бумаги и ручку, знал, для чего все это приготовлено, однако сознание еще не высвободилось из пут памяти, дабы совершить, что задумал, и все еще блуждало в прошлом.
Перед тем как уехать на работу в родные края, он был приглашен к Баланову на собеседование, где после недолгого формального разговора получил настойчивый совет непременно жениться. Сергей Борисович тогда пообещал, однако еще не внял, не прочувствовал всей серьезности этого наказа. К тому же направление в провинцию хоть и было обязательной обкаткой перед дальнейшим повышением, однако считалось своеобразной ссылкой: существовал риск никогда не вернуться обратно, если не способен руководить областью. Поэтому он расценил наказ жениться как брюзжание стареющего высокопоставленного начальника, считающего, что он имеет право вмешиваться в личную жизнь, устраивать семейное благополучие и счастье подчиненных.
Его скепсис тот час же был замечен.
– Напрасно вы так, – заметил Баланов. – Знаете, что вас ожидает? На родине? Полное одиночество. У вас там не будет друзей. И вообще следует привыкнуть к мысли, что их теперь не будет никогда. И нигде. Возле вас будут придворные, угодники и холопы, с которыми невозможно водить дружбу. Власть создает вокруг человека зону отчуждения. Чем выше начальник, тем шире эта зона. И жена становится единственным человеком, с кем можно говорить искренне, кому не опасно излить душу. Это кроме того, что вам, молодому мужчине, потребуется женщина... Поймите меня правильно: я забочусь прежде всего о вашем психологическом здоровье.
– Я это понимаю, – воспользовавшись паузой, отозвался Сергей Борисович.
– Вероятно, первая любовь у вас была несчастной? – вдруг предположил Баланов. – В юношеском возрасте...
Слышать от него подобные слова было как-то странно, казалось, этот человек с непроницаемым, желтым от кабинетной работы, лицом находится где-то в особом пространстве, выше всяких чувств, увлечений, любовных пристрастий и прочих человеческих слабостей.
– Она была старше вас, – продолжал угадывать он. – Играла с вами, дразнила... И однажды стала первой женщиной. Верно?.. Вы завоевали ее, насладились победой, а потом уехали учиться, повзрослели. И обнаружили, что на свете есть другие женщины, не менее прекрасные, но неприступные, недостижимые. Однажды вы решились и преодолели собственные сомнения...
Сергей Борисович растерянно молчал. Баланов же посмотрел сквозь него, как сквозь пустоту, и подытожил:
– Боюсь, на родине вряд ли теперь отыщете себе невесту. Вы по характеру завоеватель, а там женщины сами начнут липнуть. И будут не интересны. Не знаю, что делать... Может, вам подобрать невесту?
– Сам найду, – стряхивая некое оцепенение чувств, проговорил он.
– Только не возвращайтесь к прошлому, – посоветовал Баланов. – Ничего путного из этого не выйдет.
Он не раз вспоминал советы своего покровителя, однако при этом чувствовал непроизвольное внутреннее сопротивление и часто тайно и как-то мстительно поступал наоборот. И сейчас, осознанно готовясь к смерти, он вспоминал Риту, и пока она существовала в его воображении, создавалось впечатление, что все еще может измениться, каким-то образом поправиться, и не придется вымучивать из себя слова предсмертной речи.
В долгожданном мае, когда закончился курс обучения в ФЗО и Сыч получил свидетельство помощника машиниста, мать твердо заявила, что отправляет его к дяде в Катайск, где ему предстоит закончить десятилетку и идти учиться дальше. Такое решение обсуждению не подлежало, поскольку у нее на все был ответ – «Так хотел твой папа!»
Как будто встал из могилы и захотел...
– Мам, я никуда не поеду, – заявил он. – Пойду работать на фабрику и женюсь.
Она все знала о Рите Жулиной не только из перехваченных писем; вернувшись из Иваново и несмотря на предупреждение, Сыч сам признался, где был и с кем. Оказалось, это для нее не новость: хватившись сына, мать бросилась искать сначала в ФЗО, потом по друзьям, и кто-то видел его на вокзале, проболтался. Она же быстро сообразила, куда поехал, побежала к Ритиной матери, а та и поведала, что у Сыча к ее дочери безответная любовь. Когда же он приехал домой и все рассказал, то мать позвала какую-то бабку и та долго колдовала на кухне – оказалось, делала отворотное средство, а потом, когда он заснул, стала брызгать на него и пришептывать. Набирала полный рот какой-то мутной жижи из стакана и прыскала. Он, конечно же, проснулся и лежал, равнодушный ко всему, зная, что его теперь ничем не отворотить от Риты.
– Выпей! – велела бабка и поднесла стакан.
Руки у старухи были дряблые, в серых пигментных пятнах и крупных отвисающих бородавках и потому вызывали брезгливость.
– Не буду! – Он отвернулся.
– Это лекарство, сынок, – попыталась уговорить встревоженная мать. – Ты ведь заболел.
– Ничего я не заболел...
– Опоили тебя, приворожили, порчу навели. – Она уже чуть не плакала и выглядела несчастной. – Выпей, и самому легче станет.
Он не мог видеть, когда мать плачет, и только ради нее Сыч взял стакан, зажмурился и выпил зелье. И вдруг ощутил совсем забытый вкус лиственничной серы, которую дед приносил из лесу, как гостинец, жевал, мял руками и впихивал в рот. Но если в раннем детстве дедова жвачка была сладкой и желанной, то бабкино зелье показалось приторным и мерзким. Его тот час же вырвало, но не от самого средства – от рук бабки и гадливого чувства.
– От хорошо! – обрадовалась та. – На пользу идет, коли сразу заблевал. Через месяц-другой и вспоминать не будет.
Мать тихонечко крестилась.
Когда же старуха ушла, Сыч умылся, лег и, вспомнив образ Риты, с ним и уснул.
Бабкино зелье не помогло и через три месяца и даже, напротив, со временем еще больше раззадорило, добавило смелости, поскольку он со дня на день ждал, когда приедет Рита. И ответил матери так, как думал и как видел в тот период свою будущую жизнь.
– Какой же из тебя жених? – горестно заговорила она. – Сам-то подумай, пятнадцать лет только. Выучиться надо, в армию сходить. Вот ведь как, нянчила, ростила, а теперь чужой тетке отдам...
После гибели отца на фронте мать всю жизнь прожила одна, хотя мужчины к ней сватались и один, по фамилии Мудров, даже несколько дней ночевал у них дома. Сычу было тогда лет девять, и Мудров ему сразу не понравился, ибо, едва появившись, приступил к воспитанию и называл его так, словно бичом хлестал, – «безотцовщина». Мол, погоди, ты у меня по струнке ходить будешь. А еще он курил «Беломор» и тушил окурки в цветах на окне. На третий день Сыч достал пороха и зарядил ему несколько папирос. Мудров пришел с работы, закурил, и тут стрельнуло так, что у него вся физиономия стала черной. Он умылся, прополоскал забитый табаком рот. После чего закурил другую, и папироса опять изрыгнула огонь. Мудров догадался, чьих рук дело, но Сычу ничего не сказал и пожаловался матери. Ночью они долго разговаривали, после чего жених собрал вещички и ушел.
- Гламурная ржавчина. Пленные русские - Серж Бэст - Русская современная проза
- Кровавое наследие - Лоэнн Гринн - Фэнтези
- Гнезда гигантской птицы - Джеймс Баллард - Научная Фантастика
- Отчего вымерли динозавры - Петер Европиан - Юмористическая фантастика
- Элла в ночной школе - Тимо Парвела - Детская проза