Гроб хрустальный - Сергей Кузнецов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Гроб хрустальный
- Автор: Сергей Кузнецов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Водка еще осталась? — и, пройдя в комнату, быстро налил себе рюмку.
Все остальные последовали за Антоном. Двое ментов замыкали шествие: разложив на столе бумаги, они проверили документы и переписали собравшихся. Остальные молчали и лишь когда за милиционерами закрылась дверь, заговорили все сразу, перебивая друг друга: зачем она выходила?.. кто же это сделал?.. в собственный день рождения… какой ужас… видимо, время ей пришло… какая глупая смерть… Слова казались Глебу лишенными смысла, стертыми: он столько раз слышал их в кино или читал в книгах. Снова навалилась черная тоска, захотелось немедленно уйти, но остаться одному будет невыносимо.
— Да, отец, — тихо сказал Арсен Шаневичу, — хуй ты теперь узнаешь, кто такая Марусина.
Глеб вздрогнул. И тут же вспомнил валявшийся на ступенях нож — изолента на рукоятке, Глеб его столько раз видел на кухне у Шаневича. Этим ножом убили Снежану. Но раз было убийство — значит, был и убийца. Человек, который взял нож здесь, в квартире, вышел следом за Снежаной и ее убил. Железные законы логики подсказывали, что сделал это кто-то из людей, еще несколько часов назад поздравлявших Снежану с днем рождения. Еще раз Глеб осмотрел собравшихся в комнате.
Настя плакала, прижимаясь к Луганскому, а тот опирался на стол, словно пытаясь от нее отстраниться. Теперь его черный наряд казался траурным. Луганский встревоженно переводил взгляд с лица на лицо. Антон стоял рядом, в руке — недопитая рюмка водки. Нюра Степановна сидела в кресле — лицо бледное, почти зеленое. Чуть в стороне ото всех беседовали Шаневич и Арсен. Возле стола Катя, Бен, Ося и Андрей говорили все вместе.
Все выглядели потрясенными и потерянными. Но Глеб с математической ясностью осознал, что один из них полчаса назад убил Снежану.
— Она так и не набрала своих семи гномов, — сказал Андрей, и Антон тут же повернулся и спросил:
— Каких гномов?
— Ну, — сказал Бен, — у нее игра была. Она же была Сноубол, Белоснежка.
— Я всегда говорил, что Дисней убивает, — заметил Ося. — Как табак.
— Очень смешно, — буркнул Андрей.
Один из них — убийца, думал Глеб. Когда я видел Снежану в последний раз живой, все остальные уже ушли. Последними — Шварцер с Муфасой. Мог ли кто-то спрятаться на лестнице? Нет, исключено — лифт не работает, его бы заметили. Да и уходили толпой, трудно отстать. Значит — один из нас.
В школе Глеб любил разгадывать в "Науке и жизни" детективные истории: приводятся показания всех подозреваемых и говорится, например, что каждый из них дважды говорит правду, а один раз врет. Путем нехитрых логических операций выяснялось, что возможен только один ответ. Вспомнив об этом, Глеб с удивлением почувствовал, что его апатия куда-то пропала. Он неожиданно взбодрился. Так он когда-то собирался на экзамен, каждой клеткой мозга ощущая свою готовность.
Итак, Арсен и Шаневич все время были на кухне. Антон, кажется, тоже ушел на кухню вместе со мной. В квартире оставались Ося, Андрей, Бен, Катя, Настя, Луганский и Нюра. Или Нюра уже блевала в ванной? Не помню. Так или иначе — от шести до десяти человек. Думай, Глеб, думай.
И чем больше он думал об окружающих, как о возможных убийцах, тем слабее становился образ Снежаны, лежащей вниз головой в луже крови, с задранной юбкой, с иероглифом, написанным кровью на грязной стене подъезда.
Глеб прошел на кухню и стал рыться в мойке, пытаясь проверить, не мог ли он перепутать нож. Ножа нигде не было. Значит, и сомнений не оставалось.
— Чего ты ищешь? — спросил за его спиной Антон.
— Так, — уклончиво ответил Глеб. — Ищу нож.
— А это был ваш нож? — спросил Антон
— Вроде, да, — ответил Глеб, хотя минутой раньше вовсе не собирался об этом рассказывать.
— И ты думаешь, — сказал Антон, закуривая, — что ее убил кто-то из здешних?
Глеб кивнул.
— А ты так не думай, — сказал Антон. — Я понимаю, ты меня о совете не просишь, но тем не менее. У меня просто был на эту тему довольно неприятный опыт.
— В смысле? — не понял Глеб.
— Когда-то я тоже оказался свидетелем убийства и зачем-то полез его расследовать.
— И что?
— В результате еще три трупа. При том, что я до сих пор не уверен, что все угадал правильно.
— Трупы-то откуда?
— Поубивали они там все друг друга… года два назад дело было, как раз самый разгар всего этого дурного галлюциноза.
Глеб кивнул, на этот раз — привычно.
— Ну, — сказал он, — раз есть убийство, значит, есть убийца. Было бы несправедливо, если бы Снежана так и осталась…
— Она так и останется, — ответил Антон. — Поверь мне, она не оживет.
— Я не это имел в виду…
— Я понимаю. Ты имел в виду воздаяние. По мне, лучше на карму положиться.
— Понимаешь, — вдруг горячо заговорил Глеб, — есть еще одна вещь. Этот иероглиф на стене. Я накануне его нарисовал, когда мы со Снежаной были в "Рози О'Грэдис" — и теперь чувствую, будто накликал. Ты не знаешь, кстати, что он означает? — Глеб быстро чиркнул испачканной в салате вилкой по грязной поверхности стола, — примерно вот такой:
— Неа, — протянул Антон, — но у меня есть приятель, который в таких делах спец. Я тебе дам телефон, скажешь, что от меня.
— Спасибо, — растерялся Глеб.
— Ты только с ним поосторожней… он иногда — того… странноват бывает, — пояснил Антон и после недолгого колебания добавил: — И вот еще. Раз уж ты решил лезть в это дело, я тебе дам один мэйл. Моего друга. Он сейчас в Америке, но, наверное, все равно сможет помочь. Его зовут Юлик Горский.
1984 год. Февраль
Чак настроил гитару и запел на мотив "Птицы счастья завтрашнего дня".
Где-то где-то где-то вдалеке
Едет Ленин на броневике
На броневике, на броневике
Едет Ленин на броневике
Сбросим, сбросим буржуазный гнет
В руки власть пускай народ возьмет
Пусть народ возьмет, в рот народ возьмет
То-то жизнь тогда у нас пойдет
Как всегда, не удержался, хотя на словах "в рот народ возьмет" ударил по струнам сильнее, чтобы не смущать девушек. Глеб, впрочем, подозревал, что девушки запросто могли и не понять: неслучайно весь класс рассказывал историю о том, как Светка Лунева сказала по какому-то поводу: "зубов бояться — в рот не ходить", явно не понимая, о чем идет речь.
Они пришли к Феликсу на день рождения: две девушки — Ирка и Марина — и пять ребят: Абрамов, Чак, Емеля, Глеб и сам Феликс. Должны были еще подойти Оксана и Вольфсон. Вероятно, вместе, потому что они — уникальный для их класса случай! — жили в соседних домах, а их родители дружили много лет. Три к шести — удачный расклад для матшкол, потому что обычно в классе девочек в три-четыре раза меньше, чем мальчиков. Неудивительно, что любовные треугольники мутировали в куда более сложные фигуры: весь класс знал, что Чак, Абрамов и Вольфсон влюблены в Маринку, а Глеб подозревал, что и Емеля с ними заодно. Впрочем, после поездки в Питер конкуренты Чака были посрамлены — Чак демонстративно провожал Маринку до дома, неся на плече ее тяжелую школьную сумку. Если кто-то увязывался за компанию, Маринка невозмутимо предлагала Чаку подняться и попить чай, прощаясь с остальными у дверей. Первый раз, услышав это, Глеб почувствовал, что краснеет, — и с его легкой руки у них в классе выражение "попить чай" стало означать совсем не то, что обычно. Вольфсон даже начал писать поэму "Безумное чаепитие" — порнографию с аллюзиями на Кэрролла и теорию относительности — но пока не закончил.
Сегодня, впрочем, пили не чай, а «каберне». Родители Феликса обещали не возвращаться до одиннадцати, так что времени полно: в программе, помимо вина и песен, значились танцы, а возможно — поцелуи в полутемной комнате. Отец Феликса даже сказал, что свалившие предки — лучший подарок на день рождения. Родителей уже никто не называл «предками», это жаргон предыдущего поколения, вместе с бесконечными «чуваками», "чувихами" и Бродом в смысле улицы Горького, но представления о том, как должна выглядеть молодежная вечеринка, за четверть века не изменились: разве что квартиры стали больше, да магнитофоны лучше.
На отцовском письменном столе громоздились феликсовы подарки: плакат "На страже мира" с ракетами, напоминающими затянутые в презервативы члены (от Чака); распечатка Бродского (от Глеба), масленка, подаренная с намеком на вечно ржавеющего Железного Дровосека (от Емели); чистая гэдээровская кассета ORWO (от Ирки) и книжка математических задач (от Абрамова). Последний подарок был самым заковыристым: одним из составителей книжки был бывший учитель их школы, лет пять назад уехавший в Израиль. Разумеется, в библиотеке книжки уже не было — но Витя как-то высмотрел сборник в «Букинисте» на Ленинском и купил Феликсу в подарок.
Уехавшие писатели или музыканты были излюбленной темой разговоров. Поскольку их книги — даже самые невинные — изымались из библиотек и магазинов, иметь дома вполне верноподданные издания Аксенова или Гладилина из серии "Пламенные революционеры" было почти так же круто, как настоящий Самиздат. Глеб немного гордился тем, что знал почти всех крупных отъезжантов по именам — даже если никогда не читал их книг. Их имена были столь же волнующи и неприличны, как матерные слова или термины из медицинской энциклопедии.
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Сыскные подвиги Тома Соуэра в передаче Гекка Финна - Марк Твен - Классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Бесплатные звонки через Интернет. Skype и не только - Александр Днепров - Программы
- Пятый Проект (СИ) - Лекс Эл - Боевая фантастика