Приди в зеленый дол - Роберт Уоррен
- Дата:03.07.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Приди в зеленый дол
- Автор: Роберт Уоррен
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах, он сказал! Он тебе сказал! — озлобленно выкрикивал Анджело. — Он сказал!
— Тише, — просила она, — тише.
— Такой скажет, — продолжал он уже без злобы. — Навидался я таких, как он. Я их всех знаю. Я их по костюму и по лицу узнаю за милю.
— Тише, — просила она, — тише, успокойся.
— Он сказал, чтобы я уходил?
— Допустим, — подтвердила она, — но…
— Допустим! — Он сел в постели. — Выйди в коридор, я оденусь и уйду!
— Тише, — сказала она почти шёпотом, — тише. Ложись обратно.
Он лёг. Не потому, что она велела, а потому, что она сказала это шёпотом и ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать её слова, как он напрягал слух, когда по радио звучала музыка. Он медленно убрал локоть, лёг и подтянул одеяло.
С минуту он лежал, забыв обо всём, потому что внезапно снова увидел, как ворона, которую он спугнул днём, появляется над потемневшим лесом и медленно летит по холодному, пустому, высокому небу и заходящее солнце сверкает на чёрных, уверенных, упрямых крыльях, несущих её над лесом на север.
Потом ворона исчезла. Анджело Пассетто был чист, пуст и огромен, как опустевшее небо.
Она что-то говорила, и только теперь он начал понемногу разбирать:
— … а я говорю нет, он был не виноват, его же выпустили, нечестно снова ворошить старое. Я ему даже не скажу, что знаю. Когда ты пришёл ужинать, я ещё не собиралась тебе говорить. Но когда пошла спать, я начала думать. Я думала, как они посадили тебя в тюрьму и столько времени держали и ты был ещё такой молодой и ни в чём не виноват…
Она наклонилась к нему, и это была совершенно другая женщина, её он не знал. Эта улыбка, и эта мягкость, и эта грусть, такая диковинная, и блеск в затуманенных глазах — все было другим. И она говорила:
— Ах, Анджело, такой молодой, как они посмели!
Он отвернулся, закрыл глаза, напрягся, как струна. На мгновение он снова увидел ворону в высоком пустом небе. Потом все исчезло.
Он не раскрывал глаз.
— Но я им тебя не отдам, — говорила она, — никогда.
Он чувствовал у себя на лбу её руку.
И слышал:
— …ты не виноват… ты ни в чём не был виноват… ни в чём, никогда…
В ту же секунду, несмотря на прохладную, мягкую ладонь на лбу, несмотря на голос, повторявший, что он ни в чём никогда не был виноват, он увидел искажённое гневом лицо Гвидо Альточчи, увидел, как у всех на глазах тот высвободил руку и, указав на него, выкрикнул злобно и беспощадно: «Предатель!»
Эту сцену, этот обвиняющий перст он тысячи раз видел в ночных кошмарах. И знал, что в следующую секунду Гвидо проведёт пальцем по вздувшемуся горлу и, скривив рот, изображая агонию, захрипит, словно захлёбываясь кровью.
Да, вопреки прохладной ладони, лежавшей у него на лбу, старый сон вернулся на мгновение, и Анджело почувствовал испарину.
Но рука нежно поглаживала его, и голос повторял:
— …не виноват, ни в чём не виноват… ни в чём…
Пусть бы Гвидо Альточчи услышал этот голос! И Анджело кричал ему: «Слушай, Гвидо, слушай! Не виноват… слышишь, она говорит, я не виноват… ни в чём не вино…»
Маррей вышел из дома и на мгновение поднял глаза к закатному небу за ревущим ручьём. Облетевшие деревья на гребне были отчётливо, до веточки, видны на фоне холодно светящегося небосклона. Глядя туда, он думал или, вернее, старался не думать, что все получилось иначе, чем он ожидал.
Он включил стартер и, когда мотор мгновенно сработал, выжал до упора педаль газа.
Затрещал лёд на лужах, колеса забуксовали в полузамёрзшей грязи, и это вывело его из задумчивости. Ну что за дура эта Кэсси! Ни одна нормальная женщина не стала бы держать в доме преступника, всего три года назад осуждённого за вооружённое ограбление и соучастие в убийстве!
Что с того, что его условно освободили? Он преступник, и к тому же даго Оскорбительное прозвище: так называют в США итальянцев (прим. перев.). , всё равно что черномазый.
Впрочем, Маррей и сам свалял дурака. Нужно было только сказать ей, что парень преступник. А он позволил Кэсси вытянуть из него всю историю. Что этому Пассетто было всего двадцать лет, что он утверждал, будто просто ехал в Новый Орлеан искать работу и не знал, что Гвидо уже отсидел срок за вооружённое ограбление, не знал, что машина краденая. Когда в полиции его слегка обработали, Анджело согласился помочь следствию и указал место в ручье, в десяти милях дальше по шоссе, куда бросили револьвер. Это решило дело.
— Но он ни в чём не был виноват, — сказала эта дура.
— Может, и был, — сказал Маррей, — это никому не известно.. Он помог следствию, и никто не стал особенно копаться.
— Против него не было улик. Только то, что он там был.
— Перестань, Кэсси, ты же прекрасно понимаешь, что он с ними поехал не в бирюльки играть. Именно так преступники…
— Но ведь он ничего не сделал, а его посадили на…
— Ну ладно, посмотрим на это иначе. Не такой уж он хороший. Ведь он заложил всех остальных.
— Как это — заложил?
— Предал своих друзей. Послал их на электрический стул. По-твоему, это хорошо?
— Но ведь он сказал правду.
Да, вспоминая теперь все это, Гилфорт понимал, что свалял дурака. Да ещё вышел из себя. Но как тут было сдержаться, когда она несла такую чушь? Конечно, Пассетто усердно хозяйничал. Ещё бы, этот малый своего не упустит.
Маррей так ей это и объяснил, а она только поглядела на него и сказала:
— Ты не знаешь, каково быть все время одной. Все время одной. Когда даже некого попросить помочь.
От такого упрёка и святой вышел бы из себя! Сто раз Маррей пытался уговорить её переехать в город, где можно снять дешёвую квартиру, нанять прислугу. Не удивительно, что он вспылил. И точно спятивший миллионер заявил ей, что, если она не переедет в город, он наймёт строительную бригаду, чтобы привести тут все в порядок, и пришлёт профессиональную сиделку.
Точно у него миллионы, точно он забыл, что и так платит за все из собственного кармана, потому что у Сандерленда Спотвуда давным-давно нет ни гроша и это он, Маррей Гилфорт, содержит их обоих, а взамен не имеет ничего, кроме груды расписок от Кэсси Спотвуд. Да, дураком он был, дураком и остался.
Но на этот раз ему повезло. Потому что она отказалась от его опрометчивого предложения. Она желает жить, как жила, с Сандером и этим каторжником. Заявила, что никуда отсюда не поедет, шагнула к нему и, глядя ему прямо в лицо, как она умеет, приказала: «Посмотри на меня! Посмотри на меня, Маррей Гилфорт, и сам посуди — на что я нужна этому человеку? Я старуха».
И он посмотрел, увидел её бесформенную коричневую куртку, тёмные неподвижные глаза на бескровном лице и подумал: «Неужели под этой дурацкой курткой, вернее, под тем, что она надевает под эту куртку, тело у неё такое же белое, как лицо?» — и уже старался не думать о том, как это тело, должно быть, светится в темноте…
И выпалил:
— Нет! Не старуха!
И, не отводя глаз от её лица, подумал вдруг с такой внезапностью, будто эта мысль пряталась где-то в тени других мыслей и теперь спокойно вышла на свет, — подумал о том, что Бесси давно уже нет, Бесси, которая столько лет была тощей, точно жердь, а потом вдруг ни с того ни с сего так разжирела, что бриллиантовые кольца, врезались в её пухлые пальцы. А вот Кэсси Спотвуд, если сорвать с неё эту чёртову куртку, окажется стройной, как в юности. Кэсси всегда была тоненькой, стройной девушкой…
Уже сгустились сумерки. Гилфорт съехал на обочину и остановил машину. Здесь, между этими кустами, начиналась когда-то дорога к старому дому Гилфортов.
Уже много лет как дом перестал существовать. Впрочем, разве это был дом? Вспоминать о нем Маррей не любил. Не то чтобы это была лачуга, нет, вполне пристойный домик, но не такой, каким ему хотелось бы помнить своё родовое гнездо.
Не хотелось вспоминать и о тогдашней жизни. Не потому, что в ней было что-то трагическое. Или хотя бы неприятное. В ней просто не было ничего значительного. Так, мелькание теней.
Если бы трагическое!
Теперь на том самом месте, по которому он тысячи раз проходил мальчишкой, стояла его машина — свидетельство жизненного успеха, и сквозь стекло этой машины он смотрел в сгущавшиеся сумерки и слушал приглушённый шум ручья.
Она сказала ему: «Да, я знаю, ты большой человек. Ты богат, тебя выбрали прокурорам или чем-то в этом роде. Стоит тебе захотеть, и все будет по-твоему».
Он на мгновение почувствовал себя свободным и сильным.
Но только на мгновение, потому что она продолжала: «Да, Маррей, ты все можешь. И если Анджело выселят или ещё что-нибудь с ним сделают, я буду знать, чья это работа».
Он почувствовал, что уличён, потому что как раз об этом и думал: стоит ему только слово сказать в полиции, и дело будет сделано.
Но это ещё было не все. Она добавила: «И тогда — запомни, Маррей, я не шучу, — тогда ты меня больше не увидишь».
И ещё прежде чем смысл её слов дошёл до его сознания, он почувствовал себя беззащитным, словно его раздели у всех на виду. Кэсси говорила с ним так, словно у неё были на него права, словно он — влюблённый мальчишка, которым можно командовать.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Блюз ночного дождя - Анна Антонова - Детская проза
- Последствия (ЛП) - Алеата Ромиг - Современные любовные романы
- Сказки голубой феи - Лидия Чарская - Прочее
- Бурное море - Николай Рыжих - Путешествия и география