Выжить с волками - Миша Дефонсека
- Дата:04.09.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Выжить с волками
- Автор: Миша Дефонсека
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несомненно, это был также и траур по моей маме, который мне не пришлось носить. На всю оставшуюся жизнь он окутал меня яростью, направленной против людей, против их надругательства над природой и войн. В некоторой степени я тоже умерла. Маленькая девочка, которая шла вперед, совсем отвернулась от людей. Я питалась внутренностями мертвой лошади, спала под грудой опилок и стружек, забиралась в покинутые берлоги, грызла все, что могла найти, пила дождевую воду и научилась стоять с подветренной стороны, чтобы не обнаружить свое присутствие.
На моем пути оказалась железная дорога, которая, судя по компасу, вела на восток, и я пошла по ней, все время будучи настороже. Порой воровала в полях и внимательно следила за стаями ворон, чтобы найти падаль. Я питалась ею довольно долго. Прежде мне случалось утолять голод и не такими способами.
Я была покрыта язвами, кожа потрескалась. Ноги мои больше не были ногами, я шла, загнув пальцы к подошве, мне приходилось обкусывать ногти, чтобы они не вошли в плоть. Я шла, чтобы идти и чтобы выжить, как бесконечно одинокий зверь. Иногда я обращалась к смерти; в моих кошмарах она выглядела как дама в черном, которая когда-то пришла за мной. Я проклинала смерть за то, что она забрала мою маму-волка и оставила меня одну на целом свете. Я стала волком, я бежала на восток уже без особой надежды.
7
Запах смерти
Мне пришлось отойти от железной дороги. Я услышала голоса и выбрала путь, который уведет меня как можно дальше от них. Меня почуяла собака, она побежала за мной — видимо, я пахла волком.
Пес останавливается перед зарослями кустов, зарывается в них носом, виляет хвостом, потом выбирается оттуда и снова залезает. Я думаю о звере, попавшем в ловушку, о возможной пище и забираюсь в кусты дальше собаки. Раздвигаю листья. Человеческое тело, мужчина лежит пластом, спина голая, на ней вырезана звезда. Ужасно. Собака облизывает его, тычется мордой в голову. Я отодвигаю ветки, пытаюсь перевернуть его лицом ко мне, он худой, вряд ли тяжелее меня. Мне удается положить его на бок, и я различаю на его груди еще один рисунок, покрытый запекшейся кровью, очевидно сделанный ножом, как вырезают на коре деревьев. Это свастика.
Пока я шла по Польше, мне уже случалось натыкаться на трупы солдат. Они не произвели на меня впечатления. С тех пор как умерла моя волчица, люди ничего для меня не значили. Я задерживалась только для того, чтобы выяснить, есть ли на погибшем что-нибудь полезное для меня. Иногда я забирала обувь, но моего размера никогда не было, поэтому я быстро выбрасывала ее. всегда брала ножи, их у меня уже было много, но одежду не трогала, ее запах внушал мне отвращение. Иногда меня привлекали блестящие вещи: медные пуговицы, часы или кольца. Они становились моими маленькими сокровищами, я играла с ними, как раньше играла с камешками, и быстро теряла. А вид этого тела пугает меня (звезда Давида, свастика, вырезанная на коже) — я не осмеливаюсь трогать его. Эти страшные кровавые отметины. Когда уже собираюсь уходить, слышу стон: мужчина еще жив.
Он открывает глаза, я испуганно отскакиваю назад. Я боюсь этого живого мертвеца.
А он смотрит на меня, глаза у него расширяются, становятся огромными, я вижу, как движутся его губы, он говорит что-то на незнакомом языке. Я показываю жестами, что не понимаю, и он говорит снова, мне кажется, что он перепробовал несколько языков — и я опять ничего не поняла, кроме последних слов, произнесенных с иностранным акцентом.
— Немцы. Не забыть. Не забыть.
Мне кажется, что я услышала именно это, он с трудом выталкивал слова губами, пытался подтянуть руку к груди, чтобы показать еще одну рану, расположенную выше. Пуля разорвала плоть.
Значит, это сделали немцы. Я подошла к нему, чтобы взять за руку, он судорожно сжал мою так сильно, как мог, и каждый раз, когда я пыталась высвободиться, он тянул меня к себе и произносил слово «Марек». Его глаза не отпускали меня, словно он хотел сказать мне еще что-то очень важное. Он все время повторял «немцы», а еще — «праздник», «грузовик», «ждать», «все убиты» и в конце — «Я Марек». И главное — «Не забыть».
Так я поняла, что у немцев был праздник, они пытали людей, потом загнали их в грузовик и всех убили. Немцы и грузовики всегда вместе, потому что немцы ловили людей на грузовиках. Тайна крылась в слове «праздник». Какой праздник может заканчиваться пытками и смертью?
Но сам Марек не умер. И я осталась, я бы не осмелилась сбежать от этой изрезанной груди, огромных глаз. Я не понимала смысл этой пытки. Я уже видела мертвых солдат и людей, но их не мучили. Была война, и были трупы, я видела их совсем близко, потому что укрывалась на границе леса и деревни. Но я ничего не знала о пытках. «Не забыть…» Быть может, на плохом французском он хотел сказать «Не оставляй меня»? Но я ясно слышала «Не забыть». Он повторил это несколько раз.
Я не должна была забыть Марека. Я осталась с ним до конца.
Я укрыла его листьями, как маму Риту, — те же самые действия: закрыть, спрятать смерть. Я не могла сделать ничего другого и теперь снова проклинала смерть, я разговаривала с ней все время…
— Уходи отсюда! Проваливай с моей дороги! Не подходи ко мне! Ты воняешь!
Даже сегодня из глубин памяти яркими вспышками внезапно возвращаются образы тех дней. Если меня мучают кошмары, то я вижу в них Марека, мою волчицу и многих других, и мне приходится с криками прогонять их в ночи.
Я снова шла по лесу, среди деревьев, кажется берез. Я больше не выходила из чащи, я чувствовала присутствие людей, даже на небольших дорогах я натыкалась на следы колес. Мне едва удалось ускользнуть от колонны грузовиков. Немцы были повсюду. Они были в каждой стране.
Выбравшись на поляну, я обнаружила маленькие белые колокольчики, похожие на те, что я уже видела в Бельгии: ландыши! Ими пахли мамины волосы. Я зарылась в них носом, чтобы почувствовать ее запах. Посреди ковра из ландышей бегали муравьи, я смотрела на них и говорила себе: «Если я наступлю на них, они умрут. У меня есть власть над жизнью и смертью…» И я перевернулась, запрокинув голову к небу:
— И ты, Бог моей матери, ты делаешь то же самое, так? Ты топчешь нас, не зная, хорошо это или плохо!
Вот что очаровало меня в этих маленьких насекомых: они суетились, не зная: я могу их убить, как убивали людей, как убивали повсюду, как убивают здесь, наугад. Тогда я сказала себе: «А я убежала от смерти, мне везет».
Сколько времени я зачарованно наблюдала за ними? Не знаю. Время оставалось для меня неизвестным. Я знала пространства, дороги, леса, равнины, горы и реки, но не течение времени. Старой женщине, которой я стала, трудно собрать воспоминания детства. Говорят, когда люди стареют, они легче забывают настоящее, чем прошлое. Я не забыла ничего о прошлом, не забываю ничего о настоящем, но прошлое состоит из таких горестных осколков, что часто я вижу их в порядке причиненной мне боли, а не по хронологии. Мой мозг сохранил четкие образы некоторых мест, слова некоторых людей. Я снова вижу деревья, которые полюбила так, как можно любить родителей. Я обнимала и крепко сжимала огромные стволы, перед ними я молилась, у них просила защиты. Я хорошо помню эти деревья, они входят в мой семейный альбом, так же как и волки, насекомые и птицы.
Я очень удивилась, обнаружив на небольшой поляне след костра и остывший пепел. Не знаю, когда именно я его нашла, но помню, что задумчиво смотрела на свидетельство человеческого присутствия в лесной чаще — мне-то казалось, что я здесь одна. Я думала об охотнике, об убийце. Я ушла с довольно приветливой полянки, чтобы найти убежище подальше и больше не вспоминать о людях.
Человек с вилами в руках возник передо мной ниоткуда, не давая пройти. Я развернулась — еще двое преграждали мне путь. Все бородатые, взрослые и вооруженные. Мой нож тут ничем не поможет. Тропинка слишком узкая, чтобы я смогла убежать от них, а если попытаться нырнуть в колючие заросли, меня поймают за считанные секунды. Я была окружена. Один из мужчин грубо окликнул меня, очевидно, на польском. Значит, он не немец, но опасность никуда не делась. Я, не открывая рта, покачала головой, показывая, что не понимаю. Он настаивал, я снова покачала головой. После этого мужчина с вилами схватил меня за шиворот и поволок через лес, подальше от тропинки, прямо на поляну, где я увидела лесную хижину, целиком покрытую ветвями. Перед ней сидели в круг несколько плохо одетых людей, их ноги были обернуты в тряпье поверх разбитой обуви. Вид у них практически такой же жалкий, как и у меня. Рядом с ними женщины и дети, а еще два-три человека в незнакомой форме. Меня, судя по всему, подводят к главному, и он тоже расспрашивает меня по-польски. Он не пробует другие языки, но я бы в любом случае молчала. Я показываю ему зубы, глуповато улыбаясь, как делала у Вираго, чтобы он тоже посчитал меня «беотийкой», маленьким беззащитным ребенком, который ничего не понимает. Должно быть, остальные рассказывают ему, как меня поймали, он ворчит что-то, после чего меня грубо сажают на землю. Мужчины возвращаются к своим занятиям. Некоторые чистят ружья, другие громко разговаривают. Женщины с детьми сидят, так же как и я. Через некоторое время мне кажется, что никто не обращает на меня внимания, и я начинаю на попе медленно передвигаться к деревьям. Потом встаю, пригнувшись, чтобы убежать, но тут же слышу крик. Человек с вилами рычит и снова усаживает меня на землю. Он бородатый и довольно страшный. Я больше не двигаюсь.
- Дворец памяти. 70 задач для развития памяти - Гарет Мур - Менеджмент и кадры
- Миша - Виктор Райтер - Русская классическая проза
- Миша Кувакин и его монстры - Дмитрий Биленкин - Научная Фантастика
- Самец (ЛП) - Сандерс Арен - Эротика
- Ненавижу тебя любить (СИ) - Веммер Анна - Эротика