Жаркие страны - Дина Гатина
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Жаркие страны
- Автор: Дина Гатина
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё машина была грузовик. С тех пор кузов грузовика у меня ассоциируется, в первую очередь, с шахматами. Мы тогда научились в шахматы играть, и день-деньской пропадали в кузове. Особенно нам нравился конь, потому что он мог ходить всеми буквами алфавита.
Если мне случается увидеть шахматы, я сразу вспоминаю тот никогда никуда не поехавший грузовик.
косы
Перед тем, как мне пойти в первый класс, все мы, откуда ни возьмись, подхватили вшей. Смиренная, напуганная моя голова, пощёлкивание маминых ногтей. Очень частый, очень старый гребешок.
Днём ездили на мусорном тракторе соседа за зелёнкой. Это такой коровий корм. На мусорном — значит именно то, что в прицепе возят мусор. Также в прицепе вполне свободно и равноправно ехали коса и вилы. На кочках коса подпрыгивала.
Перед сном те два дня мы с Оксанкой немного плакали от страшного слова педикулёз. Хотя вошки были маленькие, и я вообще не помню, как они ощущались.
живые волосы — свежие
Кукуруза, как могла, входила в нашу повседневность. Помимо того, что это звёзды российской эстрады и подношение с целью погладить всяческую скотину, в конце концов, это просто люди. Целые кукурузные кланы, сочноволосые, наряженные в многослойные одежды. Крепкие и больные. Блондины, брюнеты, рыженькие. Зелёные.
Они жили в домах, ссорились и рожали детей. Кажется, ничего не ели.
В конце дня мы обычно скармливали наш народец поросятам, и только один раз завершили игру по-настоящему.
Жизнь кукурузы длится, пока у неё свежие волосы. К вечеру они обращаются в ломкий, пахнущий пучок — все, все, даже самые молочные дети, до заката будут мертвы.
Мы похоронили их. Но — нет-нет, не зарыли в землю, пусть даже в почётном месте, например, под вишню. Слишком жаркий был день и слишком далеко было поле, чтобы так поступить.
В кино мы видели, как очень хорошего героя опустили на воду в лодке, а рядом его меч, какое-то золото. Это выглядело красиво и больно.
Мы решили, что такие большие похороны достойны коробки из-под тётигалиного фена. Такой сиреневой. Мы клали старших на дно, а младшеньких сверху, отчего закрывать коробку было особенно горько, и трудно было не плакать.
Система оросительных каналов и небольшой, но очень грязный карьер, площадью метров шестьдесят, в котором плавали гуси, пили коровы да купались разве что совсем маленькие дети. Вот, собственно и весь выбор водоёмов в с/з имени Карла Маркса, и мы его сделали.
К карьеру мы шли молча. Кто-то спросил, что у вас там, в коробке; пусть думают — хомячок, решили мы. Коробка поплыла очень торжественно, как-то совершенно ужасно, и мы бросили на воду несколько цветков мальвы. Только они как-то неправильно легли, на бочок.
Долго на это смотреть было невозможно, и мы очень громко ревели до самого дома.
Вероятно, коробку очень скоро прибило к берегу: некуда ей было деться. Если до того её не выудили мальчишки и не распотрошили сей клад.
Больше мы никогда не играли в кукурузу с точки зрения семьи.
окно
Дом — это упакованный кусочек улицы, где главное — окно. Лучше несколько, с разными видами.
Несмотря на всю мебель и телевизор с родительской лаской, хочется отделиться как-то ещё. Сидеть в своём личном кубике воздуха и глядеть в своё окно.
По причине, может быть, сильного ветра и хилой конструкции туалет рухнул. Поэтому он лежал на боку, словно подстреленный тюлень, повернувшись бывшим своим эпицентром к реденькому забору, за которым дорога и люди с коровами, или автомобили. В таком положении дверь откидывалась вниз, как в стенном баре, и закрывалась на ромбик. Это стал наш с Оксанкой дом.
Окно в мир для нас было круглым, как в самолёте, и мы часто высовывались из него до половины, держась обеими руками за шероховатые края. Рассказывали друг другу, что видно; ели припрятанные сладости.
Заметив, где мы коротаем время, тётя Галя повелела дяде Толе пресечь это на корню, т. е в срочном порядке избавиться от ненужного туалета.
Так мы лишились дома. Потом появились другие, может, и не менее замечательные, но такого круглого, как в самолёте, окна больше нигде не было.
комната отдыха
Вишня с салом — нелепое, довольно мерзкое пропитание, но вполне годное в экстремальных условиях детского быта.
Место под крышей соседского сарая, возле недостроенной из шпал бани, мы нарекли комнатой отдыха и притащили туда три телогрейки. Вернее, две были наши, а третья принадлежала Анютке, достигшей к тому времени стадии весьма гадкого утёнка, долговязого и сутулого.
В комнате отдыха полагалось спать и питаться, причём первое средь бела дня давалось с трудом, а сказать по правде, совсем не давалось. Мы, как могли, имитировали здоровый сон человека, согнавшего за день семь потов и достигшего колоссальных результатов. Мы хотели, чтобы нам было многое трын-трава, и как попало раскидывались на телогрейках, оставляя босые, исцарапанные ноги валяться без ничего.
Когда лежать и храпеть становилось мучительно скучно, мы постепенно устраивали пробуждение, потягиваясь, зевая и щуря широко открытые глаза. Кто-нибудь начинал недовольно морщиться, будто спросонья, будто — вот, дескать, разбудили.
Затем наша усталая от непосильных работ и непосильного сна троица набрасывалась на провиант, который почему-то был вишня и сало. Вишню я, в общем-то, могу легко объяснить её обилием и близостью к чердаку, а ещё летом. Красными губами, красными от вишен и лета руками. Такие, немного липнущие, пометки в голове. А вот сало даже и не помню. Наверное, это было как-то по-настоящему, как-то по-мужски и по-деревенски.
Обычно Оксанка просила Анютку спеть песню про «Жил мальчишка на краю Москвы». Это был воистину подлинный пример садомазохизма; садо — по отношению к моим музыкальным вкусам и мазо — к себе лично. И соседка наша затягивала гнусаво и ужасающе фальшиво:
Жил мальчишка на краю Москвы,может быть, такой, как я и ты,чуть пошире, чем в плечах,разговорчивей в речах,А в глазах побольше синевы, м-м…
Я искренне старалась понять, что чувствует в это время Оксанка, что движет этими её просьбами. Всё же была в том скорее весёлая ирония, нежели издевательство.
Комната отдыха просуществовала ровно одно лето. Баню вскоре разобрали, потому что нельзя из шпал строить ни дома, ни бани. В тот год горел один дом, построенный таким образом. Его никак не могли потушить, и хозяин с одной из дочек задохнулся от дыма. От очень многого, очень удушливого дыма. Чем-то они их пропитывают, эти шпалы.
Комната отдыха — это неумелый Анюткин храп, состоящих из всех известных в русском языке шипящих, вишня с салом, три телогрейки, бесконечная эта песня.
как мы рожали
Боже! Как мы рожали. Пупсиков, кролика Семёшку, Зёзю. Взрослых кукол, фарфоровые фигурки, Красногорочку. Чаще всего, всё-таки, Лёшу и Алёшу.
Лёша был оксанкин и вдвое меньше моего Алёши, поэтому оксанкины роды выглядели наиболее убедительно.
В журнале «Крестьянка» опубликовали статью про то, как одной не то немке, не то американке довелось рожать в русском роддоме. К тексту прилагалась фотография улыбающейся женщины в профиль и несколько пронумерованных картинок, вроде комиксов. На первой ребёночек был в кружочке и на черенке внутри беременного контура; далее была изображена рука, сжимающая плоскую, необычайно страшненькую голову, торчащую невесть откуда (всё было подано крайне схематично). Завершала этот абстрактный видеоряд картинка, на которой малыш, с уже задумчивым лицом, посасывает пальчики, а от живота тянется, перехваченная полосками, пуповина, с пунктирной линией посередине.
Мы прочли, что при родах этой американки или немки был допущен муж, поэтому при родах Лёши я присутствовала не только как медсестра, но и в качестве мужа, хотя это было немного стыдно. Медсестра, не особо, правда, понимая, о чём речь, говорила озабоченным голосом: «Открылось на три сантиметра», и прикладывала к опрокинутой нарастопашку Оксанке розовую линеечку от пенала. В то время как муж попеременно восклицал: «Головка показалась!» или «Держись, дорогая!»
Оксанка же исправно стонала, призывала на помощь и тужилась, когда её просили. Пластмассовый Лёша был придавлен к матрасу худосочной спиной роженицы, и я не думаю, что совру, если скажу, что после особо затяжных родов моя сестра обзаводилась не только сыном, но и синяками.
Долго ли, коротко ли (когда как), намучившись, я плавно или стремительно вытаскивала Лёшу из-под оксанкиного копчика и подносила к лампочке. «У Вас мальчик», — сообщала я благоговейно, а муж плакал от счастья, ни от кого не таясь.
Затем уже запеленованному пупсу предстояло первое кормление. Нарисованные губки прислонялись к маленьким тёмным отметинкам, которые есть у каждой девочки спереди и какое-то время практически не имеют значения. Во всяком случае во времена родов это было именно так, а купальники мы захотели только потому, что у Алки есть.
- Снова начать дышать (СИ) - "Заглания" - Современные любовные романы
- Единорог для любимой девушки (Новогодняя сказка) - Алекс Бор - Короткие любовные романы
- Мокрый Бокли - Лаэрт Добровольский - Детские стихи
- Не ложись на краю! - Александр Громов - Научная Фантастика
- Бабушка с малиной - Виктор Астафьев - Советская классическая проза