Тоска зеленая - Владимир Костин
- Дата:22.11.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Тоска зеленая
- Автор: Владимир Костин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже академика Лихачева статья, холодея от собственной смелости, шепнул себе Юрочка.
В родном южносибирском городке, в замкнутом оазисе преподавателей захолустного пединститута, в некотором роде богоугодного заведения, их дети обязаны были хотя бы получить «поплавок», а в идеале написать диссертацию и занять место своих родителей или родителей своих сверстников, по методу перекрестного опыления. Иначе скандал, пятно на семье, потеря уважения.
Юрочка же не только без поддержки поступил и окончил курс старейшего легендарного университета, но и остался в нем работать. Надо ли говорить, как чванились им родители.
Правда, перед тем слоились годы, когда им довелось щедро испить из чаши позора. Они были интеллигенты в первом поколении, из села, поступили в пединститут сразу после войны и за свою нишу в тени великих строек пролили немало пота. Они застряли на ступеньке добротной образованщины и ни в чем не хотели ни отличаться от прочих, ни упрекать свой век. Они соответствовали. Преподавали и растили троих детей.
Сначала огорчила дочь. Они пристроили ее, нерадивую, на свой факультет. Через год она бросила учебу, течение унесло ее в продавщицы магазина «Ткани», что располагался на первом этаже их дома, где жили вузовцы и другие достигшие положения люди. Потом она выходила замуж за хама, развелась с ним и стала, мягко говоря, гулять. Она красит веки в зеленый цвет, ногти — в алый и постоянно перекуривает, дымит «Опалом» у входа в магазин. И говорит всякие дерзости проходящим мимо друзьям и коллегам родителей. «Чего уставились» и т. п.
Но мало того. Еще большим позором покрыл родителей старший сын Владлен. Избалованный и грубый, он, еще учась в школе, ударился в пьянство, хулиганил, пропадая в бильярдной в городском парке. Этого алкоголика и матерщинника даже и не пытались запихивать в пединститут. Когда он был дома, сугубой мукой для родителей становился магнитофон, из которого часами неслись контрабандные вопли какого-то Поля Анки и некого Высоцкого, безусловного уголовника в прошлом и, может быть, в настоящем.
Владлен отличался сверхъестественным аппетитом, он даже арбузы съедал вместе с коркой, у него случился завороток кишок, его оперировали, оставив ему метр оных, он стал инвалидом. Но жрал еще чаще и больше. Родители обедали в институтской столовой и прятали свою вечернюю еду где придется, он находил, они искали новые щели — он находил. Дольше всего продержался почтовый ящик, где целых три раза подряд скрывались покупные котлеты и печенье к чаю.
Но спасибо и на том, что не бил — так, замахивался.
Среди его многочисленных безобразий стоит упомянуть разорение семейной библиотеки. Родители с любовью и прилежанием собирали огоньковские подписки. Двадцать лет! Владлен перетаскал местным книжникам все, что стояло во вторых рядах. Уплыли Марк Твен, Вальтер Скотт, Драйзер, Бальзак, Золя, половина «Всемирной литературы». За хорошие деньги! Преступление открылось, когда отец, вынося мусор, обнаружил на помойке пятитомник Н. Грибачева. Его Владлен толкнуть не смог и с досады выбросил.
Наконец он женился на славной девушке, куколке, дочери декана, и сел ей на шею. Молодые отселились, и в доме наступила выстраданная тишина. Конечно, Владлен приходит за данью. Иногда родители не открывают ему и, содрогаясь, внимают пинкам в дверь и крикам: «Вы же дома, старикашки!» или «Где они шляются, эти дрозофилы?»
Исчерпывающе понятно, что третий ребенок Юрочка восстановил семейные идеалы и вернул родителям уважение окружающих и воскресил веру в самих себя.
Знали бы невинные родители, что все это теперь находится под угрозой, имеющей вздорное нежно-психологическое происхождение.
Дезертирская нота продолжала звучать в Юрочке всю следующую неделю. Он ходил на работу, вел занятия, принимал зачеты, но душа его блуждала в поисках заветного маршрута. Однажды в полусне ему привиделось, как он опускается в батискафе на дно Марианской впадины, стуча зубами от холода. Колоссальный морской моллюск скребся мощными когтями в иллюминатор. От страха Обносков пробудился и стал сосредоточенно думать: почему после 1960 года никто больше не пробовал повторить подвиг Пикара?
В пятницу он пошел на консультацию. Выходя из общежития, он обогнал маленькую девочку. Она спускалась по ступенькам, таща за собой игрушечную коляску, в коляске сидела кукла. Девочка ласково приговаривала: — Подожди, сейчас мы с тобой погуляем, подышим кислородом. Но тянула коляску рывками, атлетично. Куклу прилично трясло, головка ее выписывала в воздухе неровную восьмерку, глаза одушевленно, нервно моргали. «Как нарочно. Узнаю собрата по несчастью», — подумал Юрочка.
Проведя консультацию, он сел за телефон. Не то чтобы ему хотелось общаться с Сохатых, но предложите затосковавшему человеку выбор!
И он снова позвонил и снова похвалил Сохатых. На этот раз он воздал должное сочной народной речи персонажей. А затем огорошил писателя вопросами:
— Не являлся ли патрон города Борис Годунов горьким пьяницей?
— Как казаки решали женский вопрос?
— Не родственник ли Сохатых еще один Сохатых, Валентин Егорович, которого он, Барков, встречал в Тамбове в качестве начальника отдела снабжения на родственном заводе? Кстати, товарищ не очень порядочный, если честно.
Сохатых на первые два вопроса отвечал уклончиво-фарисейски, родство же с Валентином Егоровичем отрицал напрочь. А затем спросил, в свою очередь, не читал ли Иван Степанович исторические очерки писателя-земляка Французова? И не находит ли ветеран, что Французов склонен к словоблудию и мелкотемью?
Юрочка не читал произведений писателя с распространенной смоленской фамилией, но отвечал, что Эдуард безусловно прав: легкомысленный писатель, шаткий в убеждениях.
Тогда Сохатых вкрадчиво попросил написать похвальное для него письмо в адрес писательской организации. Это важно в плане издательских перспектив. И, если нетрудно, рассудите нас в полемике с Французовым, будьте третейским судьей. Добре, бездумно сказал Юрочка и вечером написал письмо, а наутро бросил его в почтовый ящик.
«Дорогие товарищи! Позвольте Вам сказать о неизгладимом впечатлении, произведенном на меня книгой писателя Э. Сохатых «Заря над тайгой». Правдивая, полезная, талантливая книга, открывающая нам деяния наших предков. Я и сам приехал в наш город 60 лет назад и прикипел к нему душой навсегда, интересуясь всем, что интересно. Спасибо за радость, товарищ Сохатых! Мы со старухой читали книгу вслух нашим внукам. К сожалению, не могу сказать того же о книге писателя Французова, в которой налицо субъективизм и уклоны в мелкотемье.
Ветеран партии, войны и труда, орденоносец, награжден 23 почетными грамотами, в т. ч. ВЦСПС за подписью Шверника Барков Иван Степанович.»
Опуская письмо в ящик, Обносков ни на миг не усомнился в том, что имеет право на такое развлечение.
Прошли дни, наступило лето с комарами и тополиным пухом. Юрочка решил в отпуск ехать на Черное море и там разведать о возможности поступить на морской корабль. В конце концов английский он знает прилично, за него должны ухватиться. Поэтому он успокоился и вполне жизнерадостно донашивал свой мундир.
Он позвонил Сохатых еще раз, попрощался и сообщил, что уезжает в гости к брату, в город-герой Севастополь, и уезжает надолго, поскольку вышел на пенсию, как ни умоляли его остаться. Восьмой десяток пошел, пора уже, сказал Юрочка. Сохатых горячо поблагодарил его за письмо: «С вашей помощью я горы своротил».
Да провались ты в тартарары, подумал Юрочка. Какие горы мог своротить такой лапчатый гусь?
А вскоре Обносков и позабыл эту историю, принявшись ухаживать за одной сомлевающей в библиотечной духоте аспиранткой. Впрочем, она не принимала его всерьез.
В конце июня состоялась встреча выпускников факультета. К назначенному часу над входом в учебный корпус повесили картонный планшет с цифрой «20», в открытое окно одной из кафедр выставили проигрыватель, и он в меру сил наполнял дворик звуками «Щелкунчика». Преподаватели вышли на свежий воздух и встали цепями и группками. Они предварительно улыбались, репетируя встречу с учениками. Улыбались и те, кто пришел на факультет много позже и не знал выпускников 1958 года. Юрочка тоже улыбался.
Стали собираться мужчины и женщины на пятом десятке лет. Многие приехали издалека. Они выделялись: в тех местах по-другому ходили и разговаривали, и это отразилось на них. И чем длиннее был путь человека до альма матер, тем увесистее была его сума, в которой нетерпеливо гремели бутылки.
Рядом с Юрочкой стоял его старший товарищ Капитанов, он был постарше выпускников, вел у них занятия и театральный кружок, а потому знал их всех и, обнимаясь то с одним, то с другой, охотно сообщал Юрочке, кто это и откуда.
Как быстро увядают люди, думал Юрочка, как много бесформенных тел, щербатых ртов, морщин, нелепостей в одежде, неглаженных брюк.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Луна двадцати рук - Лино Альдани - Научная Фантастика
- Наперегонки с весной - Антон Кротов - Путешествия и география
- Зеленая тетрадь - Рой Олег - Классическая проза
- Жаркой ночью в Москве... - Михаил Липскеров - Современная проза