Лед и вода, вода и лед - Майгулль Аксельссон
- Дата:22.11.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Лед и вода, вода и лед
- Автор: Майгулль Аксельссон
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, Биргера в свое время воспитывали для другого. Ему предстояло стать не преподавателем истории и обществознания, человеком поразительной целеустремленности, а унылым сапожником, копией собственного отца и продолжателем его дела, человеком, отвергнувшим надежду. То было наследие куда более важное, чем деньги за усадьбу, принадлежавшую родителям матери, те десять тысяч крон, что превратились в счет в Сберегательном банке Ландскроны и которые нельзя было трогать, даже когда отцу после пятидесяти лет понадобилось вставить зубы. Старик предпочитал питаться размоченным в воде хлебом, складывая пятикроновые бумажки одну к другой в пыльную стеклянную банку, стоявшую в самом темном углу его похожей на пещеру мастерской. Когда он накопил на вставные зубы, то уже почти разучился жевать.
Дома у сапожника угрюмость была первым жизненным правилом, а следом шла недоверчивость. Ревнивые боги денно и нощно несли дозор над этим кровом, готовые поразить и покарать всякого, кто засмеется слишком громко или предастся чересчур легкомысленным мечтам. Поэтому мама Биргера расплакалась, когда он в десять лет сумел уговорить учительницу прийти к ним домой, чтобы уговорить его родителей дать сыну полное среднее образование. Это был осознанный стратегический ход, объяснял он Инес много лет спустя. Уже в десять лет он знал, что получит высшее образование, но знал и то, что отец никогда не позволит ему подать заявление в гимназию без чьего-нибудь авторитетного вмешательства. Не то чтобы та учительница являлась каким-то особенным авторитетом, она ведь была «благодатница», как называли в Ландскроне сектантов, посещавших молитвенные собрания в церкви Троицы, а сапожник — атеист и социалист — говорил, будто презирает «благодатников». Но Биргер знал уже тогда, что все это одни разговоры. На самом деле сапожник робел, едва человек мало-мальски образованный — да хотя бы закончивший среднюю школу — приближался к его мастерской. И только когда такие клиенты закрывали за собой дверь, он принимался в полный голос обличать этих заносчивых графьев.
Инес настолько часто возвращалась в мыслях к тем событиям, что словно уже их сама видела. Она знала, что все вообразила сама и эти образы вряд ли соответствуют реальности. И все равно не могла отделаться от ощущения, что именно так все и было. Вот бледная и тощая женщина с пучком на голове топчется на свежевыстиранном тряпичном половике в кухне у мамы Биргера. Без уверенности и без особого желания, потому что этот сын сапожника не настолько уж одаренный, просто очень прилежный и невероятно упрямый, настолько, что она даже сама не понимает, как ему удалось преодолеть ее сопротивление и заставить отправиться в эту экспедицию. Но обещание надо держать, особенно тому, кто сподобился встретить Иисуса, поэтому она наконец откашливается и начинает говорить.
У посудного столика стоит мама мальчика и промокает уголок глаза подолом фартука, она стесняется, что она — это она и что живет где живет, что у нее течет из носа, и что в раковине картофельные очистки, и что сапожник швырнул газету на обеденный стол — это так неопрятно! — и что сын подвел ее, приведя домой свою учительницу, не предупредив, не дав матери возможности еще раз отдраить полы и перестирать занавески.
А у обеденного стола сидит небритый сапожник и посасывает щеки, он бормочет о расходах на школу и дорогих книжках, но лишь до того момента, пока учительница его сына не заговорила о благотворительном фонде «Рождественские гномы», таком щедром к малообеспеченным ребятам. Когда-то в детстве сапожнику и самому пришлось походить в полосатом костюмчике — пожертвовании благотворителей, — и с того дня он возненавидел «Рождественских гномов» так люто и глубоко, что наконец выпрямляется и встает, уперевшись кулаками в обеденный стол. Он — едрена корень! — не такая рвань, как кажется. И еще не зная, как все сложится, ухитряется в следующей фразе сам себя убедить, что у него ведь достаточно средств, чтобы малец и дальше ходил в школу, хоть и до самых выпускных экзаменов. Пусть намотают себе на ус все эти старухи из «Рождественских гномов» и все остальные бабки в этом городе!
А в дверях стоит очень бдительный мальчик десяти лет, в коротких штанах и длинных чулках домашней вязки, и теребит кепку, переводя взгляд с одного на другого. Он не говорит ничего, но он управляет ими всеми. Таков он сам, и такова его власть. И такой она была всегда.
Правда, в самом конце сороковых Биргера повергло в некоторую оторопь появление в гимназии Ландскроны удивительных близнецов Хальгрен с их кудряшками и колыхающимися юбками, но эта оторопь быстро перешла в восхищение и глубочайшую решимость. Одна из двойняшек достанется ему. Элси или Инес, все равно, — Элси, кстати, всегда это знала, — лишь бы одна из них.
Не то чтобы такое решение принял только он один, это сделали еще минимум четыре гимназиста второго класса и шесть первого еще в начале учебного года. У большинства из них стартовые условия были куда лучше. Некоторые получили прекрасное воспитание и умели так держаться с девушками, что те краснели от восхищения, другие были состоятельные и самоуверенные, иные имели недурные внешние данные, а кое-кто уже обладал шармом киногероя и природным даром соблазнителя. Биргер ничего из этого не имел. Это был довольно нескладный гимназист-второклассник, который вечно спотыкался о собственные ноги — одна из них перестала расти после перенесенного в двенадцать лет полиомиелита. Невысокий и заурядный, он, кроме того, обладал способностью нагонять скуку, подробно сообщая, что нового узнал в школе. Когда ему наконец удалось пригласить Инес в кондитерскую, что произошло только в начале весеннего семестра в третьем классе, он минут тридцать рассказывал ей о предпосылках Великой французской революции, но тогда это дела не меняло: катастрофа уже произошла, и остальные поклонники отпали сами собой. Биргер оказался самым терпеливым — как всегда. Он никогда не ослаблял хватки. И победил — пять лет спустя он получил магистра философии в Лундском университете и Инес в качестве супруги.
Первые годы после свадьбы бывало, что Инес роняла рукоделье, сидя рядом с Биргером на сером диване в гостиной, и с некоторой долей восхищения разглядывала мужа. Как получается, что он всегда всех одолевает, что он сумел одолеть ее, как прежде одолел полиомиелит и сапожника, школу и университет, а теперь неизменно одолевает директора и педсовет? Он никогда не повышал голоса и редко высказывал собственное мнение, наоборот, он внимательно слушал, склонив голову набок, улыбался и кивал, а потом вставлял единственную реплику — вопрос или утверждение, заставляя ее замолчать и усомниться в своей правоте. Потом ей редко удавалось вспомнить, что именно он сказал. Она замечала только, что день за днем, год за годом делает то, чего совершенно не хотела и никогда не собиралась делать. Как, скажем, вышло, что она оказалась на курсах домоводства? Она ведь никогда не увлекалась домашним консервированием, она тоже собиралась учиться в Лунде. Хотя справедливо ли взваливать всю ответственность за это на Биргера? Он ведь кивал и поддерживал ее, когда она говорила, какое это счастье — заниматься историей литературы — «Представляешь — заниматься всю жизнь чтением романов!», — стиснул ее руку и даже поцеловал костяшки пальцев, прежде чем склонить голову набок и негромко произнести четыре коротких слова:
— А как же Бьёрн?
Это была мысль, которую она сама в ту пору не смела подумать, напоминание об ужасном выборе, стоявшем перед ней, который она оттягивала и пыталась избежать. Но так продолжаться не может. Она посмотрела на Биргера и смигнула слезы, и увидела неизбежное в том, что он сказал, и смирилась. Хотя до Лунда всего четыре мили, но это другой мир, явиться в который студентке с маленьким ребенком в пятидесятые годы было немыслимо, даже если она смогла бы доказать, что ребенок — результат распущенности не ее, а сестры. Оставить Бьёрна Лидии и Элси точно так же было немыслимо. Они могут отдать его в детский дом. Или в приемную семью. Не то чтобы кто-то из них говорил что-нибудь подобное, но Инес знала, они думают именно так, и Лидия думала именно так, когда отправляла Элси из города, чтобы та родила тайно, и то же самое думала Элси, когда вернулась, опустошенная, утратившая решимость и волю к жизни. Ее выдавала самая манера прикасаться к Бьёрну, не глядя на него, и чуть вздыхать, когда он кричал, и, нахмурив брови, следить взглядом за Инес, прижав младенца к груди и водя губами по его пушистой макушке. Они хотят отнять Бьёрна у Инес. А она этого не переживет.
— В Ландскроне есть курсы домоводства, — сказал Биргер таким же негромким голосом. — Дополнительный год для тех, кто хочет вести домоводство в школе.
— Да, — ответила Инес и снова моргнула. — Ты прав.
- Цилиндр ван Троффа - Януш Зайдель - Научная Фантастика
- With you, Torn from you - Nashoda Rose - Прочее
- Я, которой не было - Майгулль Аксельссон - Современная проза
- Saving Rachel - John Locke - Прочее
- Поворот налево - Нэнси Уоррен - Современные любовные романы