Избранное - Нора Георгиевна Адамян
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Избранное
- Автор: Нора Георгиевна Адамян
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А смотреть было уже и не на кого. Маленькая у двери выкрикнула что-то коротко, негромко, и затем без спешки, без заметной торопливости, но с неуловимой быстротой посетительницы исчезли. Вошедшая через минуту Люся, видимо, почувствовала некоторое движение, потому что покачала головой и излила неосознанную тревогу на Виталика:
— Ну, что это, в самом деле… Ночь на дворе. Дежурный врач увидит, мне же достанется…
— Иди уж, Виталик, — отпустила мужа Тося, — недолго нам страдать осталось. Только не приноси завтра куру. Надоело.
Анна Николаевна развязала свой пакет. В нем оказалась художественная, подарочная коробка конфет, украшенная большим голубым бантом.
Покачивая головой, она рассмотрела ее со всех сторон.
— Восемь рублей пятьдесят копеек цена. А костыли-то, Тиночка говорила, три рубля пара, в любой аптеке. Ну, как жить?
15
В жизни существуют прекрасные ежедневные радости, которые обычно мы не ценим. Например, умываться под краном теплой, почти горячей водой, с душистым мылом. Это приятно даже в больничной умывальной с квадратной жестяной раковиной, в умывальной, где у стены обычно стоят переполненные мусорные ведра, на залитом полу валяются швабры, разрезанный гипсовый панцирь, а то слепок чьей-то ноги или руки.
Зоя высоко, до плечей, намылила руки, шею, уши. Разве умоешься так, лежа на постели, когда няня льет тебе на ладони из кружки и брызги летят на простыни и на пол… И как остро ощущаются в больничном воздухе хорошие запахи! Проходя по коридору, Зоя сама чувствовала, как за ней тянется струя свежести, составленная из пасты «Поморин» и мыла «Красный мак».
— Прямо завидно, — сказала Татьяна Викторовна, — дай-ка я хоть сесть попробую, а то спина совсем онемела.
Она подтянулась на своей лесенке и уселась, большая, величественная, с серебряными локонами и начерненными бровями. Потом, хитро подмигнув Зое, осторожно спустила с кровати ноги.
— Татьяна Викторовна, что вы делаете!
— А ничего. Посижу, как все люди, только и всего, — она с наслаждением растирала себе поясницу, — уж скорее бы резали, а то лежу зря.
Софья Михайловна запретила ей делать резкие движения. Каждое утро она требовала данные из лаборатории и, просматривая анализ крови, успокаивала:
— Еще совсем немного потерпим…
— А по мне, так оперировали бы.
— Ну нельзя пока, — уверяла Софья Михайловна.
— Вас на какой день после операции подняли, — спросила Татьяна Викторовна у Зои, — на двенадцатый? Ну, пусть меня хоть на двадцатый. Я постарше вас и потяжелей. Все равно к Новому году буду дома.
— Будете, будете, дай-кось я вам постель поправлю, — подоспела няня Дуся.
Татьяна Викторовна опустилась на взбитые подушки:
— Ловко ты это делаешь! Ногу мне подними. Больную, больную, ее велели повыше класть. Однако рублевки от меня не дождешься. Вот уходить буду, тогда поблагодарю.
— Да ну, — отмахнулась Евдокия Петровна, — кажный так: как лежит недвижимый, «нянечка, нянечка, век не забуду», а как на выписку — и не глядит на тебя. Это я не про вас, конечно, а к примеру.
Немного полежав, Зоя опять потянулась за костылями. Уж очень это было приятно — встать и походить.
Татьяна Викторовна лежала с закрытыми глазами. Зоя подумала, что она дремлет. Но, не открывая глаз, Татьяна Викторовна вдруг сказала четко и очень твердо:
— Мне плохо.
И через секунду повторила так же твердо:
— Мне очень плохо.
Зоя схватила костыли, но ее опередила Тося. Придерживая ладонями шов на животе, она выскочила в коридор.
Уже много позже Зоя искала и не находила объяснения тому, как быстро определилась серьезность происходящего для невозмутимой сестры Шуры, для врачей, для санитарок.
Сколько раз в ночь после операции Тося, закатывая глаза, стонала: «Умираю». И ненавидимая всеми за равнодушие сестра не делала даже попыток позвать дежурного врача.
Сколько истошных воплей о помощи и жалобных стонов затихало, не вызывая никакого отклика. Почему же на этот раз без секундного промедления у постели больной оказалась старшая сестра отделения с наполненным шприцем, строгая, деловитая Прасковья Павловна и минутами позже вызванная из другого корпуса Софья Михайловна?
Они что-то делали над Татьяной Викторовной, а она, широко раскрыв глаза, смотрела перед собой с безумной сосредоточенностью и равномерно повторяла:
— Мне плохо. Плохо мне.
— Еще немного… Все будет в порядке, потерпите еще немного… — приговаривала Софья Михайловна.
— Я терплю. Я держусь. Я держусь, — напряженно, с усилием повторяла больная, и Зое казалось, что держится она именно за этот монотонный голос, который не дает ей провалиться в черную бесконечность.
Прасковья Павловна торопливо пошла к дверям, приказав Тосе:
— А ну, ступай отсюда. Посиди в соседней палате. Кто может ходить, все выйдите, — распорядилась она.
Но, прикованная ужасом и желанием все увидеть, Зоя не ушла. Она слышала, как за дверью Прасковья Павловна отдала распоряжение вызвать реаниматоров, и содрогнулась от этого незнакомого до сих пор слова.
Трое мужчин принесли с собой ящики и с несуетливой неслышной быстротой огородили койку Татьяны Викторовны высокой непроницаемой ширмой. Голос ее затих. Зоя слышала только какое-то бульканье, временами легкий пристук брошенного инструмента и иногда тихие, короткие слова, которыми обменивались врачи.
Отвернувшись к стене, неподвижно лежала Галина. Неслышно шевелила губами Анна Николаевна. Время шло, а все было тихо и недвижно.
Потом мужчины заговорили обычными голосами и ушли со своими ящиками гуськом, один за другим.
А еще немного погодя из-за ширмы вышла, горбясь и не поднимая глаз, Софья Михайловна. Она несла в руке часы Татьяны Викторовны. Широкий кожаный ремешок свисал с ее ладони.
Тося осталась в соседней палате. Даже за своими вещами не пришла. Евдокия Степановна выгребла из ее тумбочки залежалые яблоки, искрошенное печенье, измятый сыр.
— И куда такую прорву натаскали?
Она застелила чистым бельем Тосину койку и ту, где час назад еще лежала Татьяна Викторовна, которую больше никто не видел. По палате прокатили коляску, плотно укрытую желтоватой тканью. Вокруг все стало просто и обычно настолько, что принесли обед и Анна Николаевна его ела.
Теперь две чистые, аккуратно застланные койки ждали своих постояльцев, которые сейчас пока еще жили где-то своей обычной жизнью.
— Вот она, судьба, — Анна Николаевна ворочала в тарелке гречневую кашу, — к Новому году домой собиралась. А сердце не спросилось.
— У нее тромб, — тихо сказала Галя, — это часто бывает. Особенно после операции.
— Так не было у нее операции.
— Травма была. Кровь запеклась и закупорила сердечный сосуд. Прасковья Павловна говорила — тромб.
— И конфетков моих не отведала. С вечера я расстроилась, а надо бы мне ее угостить. Берите, Зоя Георгиевна, Галочка,
- Конь и две козы - Разипурам Нарайан - Классическая проза
- Дети ночных цветов. Том 1 - Виталий Вавикин - Ужасы и Мистика
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Варварина нора - Сергей Кислицын - Космическая фантастика / Прочие приключения / Прочий юмор