Сердце на ладони - Иван Шамякин
- Дата:26.11.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Сердце на ладони
- Автор: Иван Шамякин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никогда не видел Шиковича пьяным.
И этим как обрезал смех Гукана. Председатель мгновенно замкнулся: потушил глаза, сжал губы. Наклонился над столом, пригладил редкие седые волосы, бросил сердито:
— Ну, давайте работать!
Гамбицкий без единого слова направился к двери.
Кушнер подошел к окну и, выглянув на улицу, сорвал каштановый лист.
— Сколько раз я просил тебя, — разорился председатель, — не трогай листьев. Дурная привычка! Этак ты за лето весь каштан ощиплешь.
— Весь не достану.
Семен Парфенович кипел. За год с лишним совместной работы он так и не разобрался: на самом деле этот человек всегда говорит то, что думает, или иной раз просто издевается. Вот как сейчас: «Весь не достану».
— Если заместитель председателя исполкома будет так обращаться с зелеными насаждениями, не знаю, когда мы выполним решение обкома.
Кушнер засмеялся.
— Найдется оправдание: всю зелень погубил Кушнер.
Гукан не ответил. Склонив голову набок, начал писать резолюцию на какой-то бумаге, и Кушнер опять сказал то, что подумал:
— Мне кажется, Шикович не насмешил, а испортил тебе настроение. Чем?
Гукан проговорил подчеркнуто вежливо:
— Иван Федорович, давай займемся делами.
Кушнер улыбнулся и пошел к двери, бросив на ходу:
— Я еду на строительство школы-интерната.
Семен Парфенович нервно прошелся по кабинету, остановился у окна, полюбовался каштаном, чтобы успокоиться. Листья, с утра влажные, быстро обсыхали, поднимали кверху острые зубчики, меняли свой ярко-зеленый цвет на зелено-матовый. Где-то в вершине шуршали невидимые птицы. Все, как всегда, как вчера, позавчера. А спокойствие не приходило. Снова всплыла тревога.
«Шикович не насмешил, а испортил тебе настроение. Чем?» В самом деле — чем? Если не считать несколько шумного разговора о культе личности, Шикович вел себя радушным хозяином. Вообще весь вчерашний день был приятен. И сейчас стоит в ушах шум дождя, а перед глазами — потоки воды, льющиеся с крыши…
В новом доме крепкий дух свежей сосны, аппетитно пахнут уха и жареная рыба…
Что еще говорил Шикович? Ага, о подполье… Что он сказал? «Хочу писать повесть. Документальную. Заглянуть поглубже. Разобраться». В чем? В чем он хочет разобраться? Ну что ж, пускай разбирается. В конце концов, держаться за свою оценку, данную подполью десять лет назад, не так уж сейчас и обязательно. Упорствовать было бы неразумно.
А вообще, будь его воля, он не позволил бы каждому писаке копаться в прошлом. Не твое это дело. Пиши о том, что видишь вокруг себя. Был на фронте — пиши про фронт. А я руководил подпольем — я и написал про подполье.
Впрочем, все это ерунда. Не в характере Шиковича слишком углубляться. Не хватит пороху.
«Я знаю меру твоей глубины — всё по верхам. Тебе кажется, что ты написал за меня книжку. Что бы ты написал, не будь моих материалов и рассказов? Лодырь. Я тебя силком засаживал за рабочий стол. Моя книжка поставила тебя на ноги. Не забывай это!»
Незаметно мысли приняли форму отповеди Шиковичу, который чем-то раздражал его. Правда, Семен Парфенович старался сохранить объективность. Даже упрекнул себя за то, что в последние годы как-то забыл о человеке, который ему помог. «Писатели народ самолюбивый, надо было его приласкать». Но эта «объективность» мало успокаивала. Чем больше он думал, тем больше злился. «Ишь, раскричался! Письма его заставляли писать!.. Переработался… Зазнался — вот в чем беда».
Увлекшись, Гукан не услышал, как в кабинет вошел секретарь исполкома Гарусевич. Он всегда появлялся и исчезал бесшумно, как тень. Даже Гукан, сам педант, дивился, откуда у этого деревенского парня такая педантичность. Идет бурное заседание, решаются важнейшие вопросы, а он, Гарусевич, в определенное время бесшумно исчезает, чтобы у себя, в кабинете выпить бутылку боржома и съесть бутерброд, который приносит с собой из дому.
Секретарь осторожно кашлянул.
Гукан нервно вздрогнул, обернулся. Бросил пытливый взгляд: он знал, что у него в последнее время появилась старческая привычка разговаривать с самим собой вслух.
— Как это вам удается? Дверь на весь дом скрипит, один вы умеете открывать ее бесшумно.
— Вы глубоко задумались, Семен Парфенович. — Гарусевич сочувственно вздохнул.
Гукан придирчиво оглядел его. Как всегда, костюм словно только что из-под утюга, ботинки — из-под бархатки чистильщика. И казалось, этой же бархаткой «надраены» щеки. Гу~ кан неприязненно подумал: «Увидеть бы тебя хоть раз небритым».
Вернувшись за стол, коротко спросил:
— Что там у нас?
Гарусевич сел и стал подавать бумаги на подпись.
— Письмо в Совет Министров о добавочных ассигнованиях на строительство продуктовых магазинов…
Гукан снял с пера пылинку, аккуратно подписал и промокнул.
— Записка в обком о создании новых парков.:
Подписал размашисто, не читая.
— Ответ в редакцию насчет непорядков в похоронном бюро и на кладбище…
— Непорядки на кладбище!.. — Председатель грустно покачал головой. — Чем только нам, Кондрат Петрович, не приходится заниматься!
— Да, — снова сочувственно вздохнул Гарусевич.
Гукан прочитал ответ и не подписал — отложил в сторону.
— А вот здесь нам пишут. Канадские туристы выражают благодарность за гостеприимство. Группа балтийских моряков хвалит наш город и особенно ресторан.
— Ну, это юмористы, чертовы дети. Город как город. А ресторан дрянь. Надо, нам послушать трест столовых и ресторанов, — и неожиданно спросил: — Вы бываете в ресторане? —
Гарусевич смущенно покраснел.
— Что вы, Семен Парфенович! Правда, когда работал еще в отделу культуры, раза два актеры затащили… Пьянчуги, я вам скажу…
Гукан, который любил своего секретаря за аккуратность в работе, посмотрел на него с некоторой иронией.
— Почему-то у нас считается крамолой, если человек зашел в ресторан. А если я просто хочу пообедать? — Гукан устало зевнул. — Что там еще?
Секретарь подал целую стопку машинописных страниц.
— Записка председателя комиссии по охране здоровья о состоянии больниц в городе и bообще о всей нашей медицине. И скажу вам, Семен Парфенович, по-моему, необъективно. Одни недостатки видит доктор…
— Ярош?
— Ярош. Если он пошлет это выше — жди комиссии.
— Ну, комиссии нам бояться нечего. Ладно. Я почитаю. — Гукан хлопнул по стопке ладонью. Однако не стал читать, а когда секретарь вышел, снова подошел к окну. Снизу, с улицы, долетал людской гомон, шипение шин по нагретому асфальту. Сквозь листья каштана просвечивало небо, ясное, жаркое, как уже много дней подряд. Гукану опять вспомнилась вчерашняя дача. Он почувствовал себя усталым и подумал, что хорошо бы хоть недельку отдохнуть в таком вот тихом лесном, луговом уголке, не ездить бы ни на какие курорты, где зной и полно народу. Умеют же люди устраиваться! А он всю жизнь работает, волнуется. Шикович сейчас лежит под соснами в гамаке и фантазирует. Никто не рвется к нему на прием, не требует выполнения планов строительства. И Ярош… Нет, Ярош на работе. У хирурга, конечно, работы хватает — ничего не скажешь, больные не могут ждать.
Но зачем ему чернить то, чему мы отдали столько сил и здоровья, и он, Гукан, и сам Ярош?
Председатель не знал, что написано в докладе, и не хотел сейчас читать — боялся, что еще больше испортится настроение. Подумал, почему вчера Ярош ни словом не обмолвился об этой записке. Из деликатности, чтобы не беспокоить гостя служебными делами? От Яро-ша мысль перекинулась к Шиковичу, и вдруг отчетливо вспомнилось, как секретарь горкома Тарасов однажды упомянул, что до войны работал с Шиковичем в одном районе. Старые друзья, значит? Почему-то от этого стало неприятно. Гукан постарался успокоить себя: ну и что? Пусть друзья. Но и он, Гукан, работает с Тарасовым мирно и дружно. А что касается Яроша, то он ещё года два назад выступал на сессии с резкой критикой. И критика пошла на пользу: министерство обратило внимание. Открыты новые поликлиники, строится больница…
Все-таки каштан успокоил. Гукан посмеялся над своей тревогой и вернулся к столу.
Шел обычный рабочий день председателя горисполкома. Телефонные звонки. Посетители. Бумаги. Ливень бумаг. В середине дня позвонил заместитель председателя облисполкома Мухля. Выяснял некоторые детали переноса городской границы. Город рос. Под конец длинного телефонного разговора Гукан спросил между прочим:
— Послушай, Петр Макарович, кто у нас следит за строительством частных дач? Я знаю, что я занимаюсь, но только там, где отведены были участки под такое строительство. В Залетном. А я имею в виду дачи дикие, которые растут в разных местах, как грибы. Где? Не знаешь? Редко, значит, осматриваешь свои владения. Что творилось бы в городе, если бы я вот так же не знал, где что строится. Анархия!
- Театральный бинокль. - Эдуард Русаков - Советская классическая проза
- Советская авиация в боях над Красным Бором и Смердыней. Февраль-март 1943 - Илья Прокофьев - История
- Крест на ладони - Анна и Татьяна Аксинины - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Суженые - Крисси Смит - Любовно-фантастические романы
- Конец тьмы (Капкан на Волчью стаю) - Джон Макдональд - Криминальный детектив