Три поколения - Ефим Пермитин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Три поколения
- Автор: Ефим Пермитин
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут только увидел Мокей Козлов, как «кормился» около козлушанских, чистюньских и быстроключанских охотников пронырливый скупщик. Только теперь понял, почему Анемподист Вонифатьич никогда сам не сдавал пушнину Белобородову и почему он, при всей своей скупости, не отказывал в порохе и дроби, а охотно обменивал их охотникам на пушнину. Дорогой впервые задумался Мокей, попытался найти выход, но не мог: неповоротливые мысли его вскоре незаметно сползли на новокупку — лошадь и на винтовку.
В Козлушку Мокей на купленном в волости коне привез воз хлеба, Пестимее — на два сарафана, новые ботинки, шаль, пороху…
Пестимея в этот же вечер обежала всю заимку, показывая свои обновы и рассказывая, как обманул Денис Денисович Мокея, недоплатив на двухстах белках целую сотню рублей, и что Анемподист Вонифатьич за сданную пушнину получил тысячу двадцать семь рублей и накупил своим рыжухам воз красного товару.
Дед Наум вместе с Зотиком сами пришли к Мокею справиться, по какой цене принимают в волости и светлых соболей, и темных.
Выходило, что Белобородов недоплатил им на соболе ровно половину, если не больше.
— Да не волк ли его искусай, прохвоста, как обошел он нас с тобой, дедынька! — побледнев от злости, сказал Зотик.
Дед Наум посмотрел на внука и ничего не сказал.
И теперь только Зотик понял, отчего так много говорил со всеми Денис Денисович, покупая пушнину. Тут же он решил, что и все люди, когда говорят больше, чем следует, наверное, обманывают и только путают следы, как к заяц перед лежкой.
Многое пронеслось в его голове после раскрытого обмана. Долго не мог забыть Зотик этого первого серьезного разочарования в людях. Обманывали и до этого его не раз и ребята, и взрослые, и сам он обманывал других, но те обманы он истолковал совсем по-иному.
— Обман там был шутейный, невсамделишный, а тут что? Человек жизни лишился, и сам я чуть не замерз, а он приехал и урвал за полцены, — жаловался Зотик Вавилке. — За светлого аскыришка Мокей восемь красненьких получил. А ведь наш зверь вороной был, а таким, сказывают, цены вдвое, а то и втрое. Да ведь тут, можно сказать, на целый год провьянту, на новое ружье, на лошадь украл.
В эту ночь Зотик долго не мог уснуть. Дед Наум молчал, но внук чувствовал, что и в молчании он переживает не менее его.
Терька тоже сбегал к Мокею и узнал, за какую цену Анемподист Вонифатьич продал в Госторге пушнину и какая цена на красный товар в волости.
Он тоже долго не спал в эту ночь и твердо решил требовать с Анемподиста Вонифатьича добавки, хотя бы на винтовку. Ночью он видел себя во сне на промысле с новенькой сибиркой[28], и как он сбивал с сосны белку за белкой. Убьет одну, а на ее место тотчас же другая… И набил он под сосной целую гору белок…
Сбегала к Мокею и Мартемьяниха. От него в тот же вечер побежала на другой конец заимки, к Науму Сысоичу. Кроме Мокея, Анемподиста Вонифатьича, Зиновейки-Маерчика да дедушки Наума, мужиков в Козлушке не осталось, и, прежде чем идти к Сизеву, она решила посоветоваться со старым, знающим человеком.
Дед Наум долго слушал ее рассказ. Расспросил про уговор, когда она сдавала мальчонка в промысел, и решил утром вместе с Терькой и Мартемьянихой идти к Анемподисту.
— Обидел он сироту, — говорил дед, — обидел! Зачем же эдак-то?
И еще горше становилась ему собственная обида.
Утром, как только прошли Мартемьяниха, Терька и дед Наум к Сизеву, козлушане, и стар и млад, повалили за ними следом. Каждое событие в глухой Козлушке — общее достояние. В похоронах и на свадьбе участвуют все, на драку или несчастье в хозяйстве сбежится тоже вся Козлушка.
Войдя в избу Анемподиста, дед Наум, Мартемьяниха и Терька долго крестились на образа, долго клали поклоны. Анемподист Вонифатьич сидел за большим столом, окруженный женой и дочками. Хитрый старик сразу понял, зачем пришли гости.
— Проходи-ка, проходи-ка, Наум Сысоич, старичок пречестной. Как земля носит самарянина милостивого? — слегка дрогнувшим голосом заговорил он, низко кланяясь деду Науму.
На Мартемьяниху и Терьку он и внимания не обратил и на поклон их не ответил.
Наум Сысоич подошел к лавке, в волнении одергивая зипун. В избу уже стали собираться соседи. Первой прибежала Пестимея Мокеиха, второй — Митриевна, и подруги скромно стали в углу у порога.
Дед Наум в торжественных случаях всегда говорил, путая слова с текстами из священного писания, которые приходили ему на память. И сейчас он тоже начал:
— О зависти и ненасытности человеческой пришел поглаголовать я с тобой, Анемподист Вонифатьич.
Лица стоявших у порога баб вытянулись от любопытства и волнения.
— Очи наши — яма бездонная, — продолжал дед, — руки наши — когти звериные, и забываем мы в бренной жизни этой о ничтожестве жития временного. Забываем, Анемподист Вонифатьич! За что обидел сироту?..
Анемподист Вонифатьич встал из-за стола, долго молился на образа, видимо собираясь с мыслями, долго кланялся и только потом уже подскочил вплоть к деду Науму и сразу, потеряв благообразие, затряс бороденкой:
— Клевета, клевета, Наум Сысоич! Клевета, аки на Авраама и на Исаака праведного! Я, можно сказать, с добром, с приветом для сироты, а оно вон куда повернулось. Я, можно сказать, прокормил, обул, одел с ног до головы, а вы… О ширмеры лукавые! О великомученик Иов…
Дед Наум сразу увидел, что ни до чего они так не договорятся, и решил действовать по-другому.
— Ты сколько выручил за пушнину, скажи, Анемподист, без утайки?
— Сколько, сколько! Да вы что, допрашивать меня пришли? — вскипел Вонифатьич.
— Поболе тысячи взял ты за пушнину, известно нам. Парнишка в промыслу по уговору шел из шестой части. И, выходит, что заплатить ты ему обязан поболе полутора сотен. А что дал? На штанишки, на рубашонку да обноски из одежонки, мешок муки да пудовку картошки? Цена этому — две красненькие. Бог-то где, Вонифатьич?
Из-за стола с шумом и криком выскочили Фотевна и девять дочек Анемподиста. Анемподист Вонифатьич загородил их собой, покрывая все голоса, и, уже не призывая бога в свидетели, кричал:
— Не дам, ни макового зерна больше не дам! Полтораста!.. Да где это видано, чтоб щенок да по полтораста рублей в зиму получал? Да ты, Наум, белены объелся?
Долго ругались с Анемподистом Мартемьяниха, дед Наум и даже Терька…
Кончилось тем, что Терька получил все-таки в накидку старую винтовку Анемподиста, фунт свинцу и банку пороху, а Мартемьяниха — кумачу на сарафан да еще пудовку картофеля.
— Люди добрые, вот и помогай сиротам, когда они тебя готовы за горло взять, да воззрись, воззрись на богомерзких чад!.. — плакался Вонифатьич.
Дед Наум сидел молча и только головой качал, опустив глаза.
Глава XVI
Дул южный ветер, оживала тайга. На солнцепеке оттаивали застывшие за зиму до звона оливковые пихты, рыжие сосны, темно-бурые кедры.
Разбуженные первыми подснежными ручьями, выбрались из берлог отощавшие, угрюмые медведи, из нор и норок вылезли веселые бурундуки, беспокойные обжоры и свистуны — сурки, домовитые хозяева — барсуки; Засуетилась на проталинах разная лесная мелкота. Возбужденно нюхали лесные обитатели густой воздух, напоенный волнующими зовами жизни.
Запело, засвистало, затоковало птичье племя. Журчит ручей, булькает на первой прогалине краснобровый косач. И не поймет, не различит непривычное ухо, где звенит и переливается вода и где бурлит и клокочет неудержное любовное токование.
В полдень в Козлушку с ревом и вытаращенными от испуга глазенками вбежали ребятишки:
— Медведь! Медведь!..
Из домов выскочили женщины, девки, старухи, вышел дед Наум. Запыхавшись, прибежали Зотик, Вавилка и Терька.
— Да говорите вы толком, чертенята! — закричала на ребятишек невоздержанная на язык курносая Пестимея.
— Там… большой… с корову, с коня…
Дед Наум заставил замолчать ребятишек. И только когда они отдышались и оправились от испуга, велел самому старшему, двенадцатилетнему Амоске, Терькиному братишке, рассказывать, в чем дело.
Амоска важно поднял голову и, уставившись в бороду деда Наума, начал рассказ:
— Роем мы это на солнцепеке кандык, а кандыку как насыпано… Я что-то и глянул наверх…
— Врет он, дедушка Наум, это я глянула! — перебила Амоску рыжеволосая, с красной тряпочкой в косичке, Сосипатра — младшая Анемподистова дочка.
Амоска не стерпел такого вмешательства, подскочил к Сосипатре и ткнул ее кулаком в живот:
— Не верь ей, дедынька Наум, я его увидел вперед всех. А он так вот мордой крутит, крутит, а сам эдак — эммы-у… эммы-у!
Амоска вытянул губы, скривил нос, представляя, как ворчал медведь на солнцепеке.
— Ну, а потом кэ-эк я крикнул да кэ-эк кинусь вниз — и ребятенки за мной. Да через кусты, да речкой, да домой.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Строительство печи в дачном домике - Илья Мельников - Сад и огород
- Желание и умение делиться душевным теплом - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Науки: разное
- Большая книга ужасов. Особняк ночных кошмаров (сборник) - Елена Артамонова - Детская фантастика
- Мир Полуночи - Кира Стрельникова - Ужасы и Мистика