Серебряное слово - Сусанна Георгиевская
- Дата:20.11.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Серебряное слово
- Автор: Сусанна Георгиевская
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сафьянов молча курил во дворе. Рядом с ним сидела его собака Джульбарс.
— Давайте завяжем хлеб в косынку, девочки! — сказала Валя скороговоркой. И они стали торопливо завязывать хлеб в Розину косынку.
Тем временем подъехала телега.
На телеге, спустив ноги, сидел возница Монгуш.
По-русски Монгуш ни слова не говорил. Увидев Леру, мешок, буханки, книги, босых, заспанных Розу и Валю, старик широко и добро улыбнулся, но здороваться, однако, не стал.
— Лера, валяй… Счастливо, Лера! В общем, счастливо!..
— Ладно. Спасибо, девочки. Пока!
Телега тронулась.
Подпрыгнули мешок и книги, которые Лера держала за веревочку.
Поднялась пыль. Встала облаком сухая земля.
«Бабушка! Дорогая моя!
Пишу тебе из командировки, можно сказать — с дороги. Я в колхозе «Седьмое ноября» и сегодня же двинусь дальше. Это не значит, родная, что я буду писать торопливо и коротко. Нет, я все постараюсь рассказать самым подробным образом. Ведь ты обо мне давно ничего не знаешь, даже не представляешь себе, где я. А через три часа мы уже, наверно, будем далеко, в тайге, по дороге к оленеводческой бригаде.
Я еду к пастухам-оленеводам не одна. Мне выделили специального сопровождающего. Его фамилия Сафьянов. Он русский, но здешний. Родился в Тодже и знает здесь буквально каждую травинку. Не думай, что это я так — для красного словца. Он действительно знает все породы деревьев, знает, как называется какая трава, какая от ревматизма, какая от желудка, какая от глаз; помнит каждую тропку и знаком со всеми людьми в Тодже.
Между прочим, он думает и говорит, что знает тувинский язык, но тувинцы говорят и думают, что он не знает. Боюсь, что правда на их стороне.
Сафьянов довольно-таки сердитый тип. Любит поворчать. Но это ничего. У него пятеро взрослых детей, и меня ему поручили райком партии и райком комсомола. Так что ты за меня не беспокойся. Все будет в порядке.
Накануне утром, перед отъездом, я пришла к Сафьянову домой. Дом у него красивый, просторный, с резными русскими наличниками и стоит на берегу реки Тора-хем. А старуха — запуганная. Еще бы! Лет сорок прожила с таким угрюмым стариком! Я стала расспрашивать Сафьянова, что мне взять с собой в дорогу. Он сказал: «Умный человек, ежели не вовсе бестолковый, сам должен соображать. А то что это за дурь такая — все спрашивать да спрашивать!..»
Я решила доказать ему, что хоть и бестолкова, но не совсем, и дала себе торжественную клятву: сгину, сквозь землю провалюсь, а ни о чем его больше не спрошу.
Второй мой попутчик — человек замечательный. Его зовут Чонак Бегзи. Он кончил в Кызыле педагогическое училище и в будущем году хочет ехать учиться в Москву, в институт. Бегзи будет моим переводчиком у оленеводов. Мы с ним вместе отбирали книги, и он сказал: «А ты делаешь большое дело, Лери. Везешь в тайгу самое горячее сердце на земле: книгу. Сама подумай, куда она с нами дойдет. Ух, далеко!» Чонак Бегзи еще вчера выехал вперед вместе с другими нашими попутчиками-тувинцами. Они нас ждут на полевом стане. Тувинцы очень любят ночевать в поле или в тайге: старые кочевые привычки, я думаю.
Остальные двое товарищей, которые едут вместе с нами, — оленеводы. Каждые две недели из тайги, с оленеводческого стана, командируется кто-нибудь в колхоз за продуктами и почтой. И вот теперь они возвращаются назад.
Один из них — Самбу — ветфельдшер, коммунист, парторг оленеводов. Он приезжал сюда со стариком Таджи-Сереном. Таджи-Серен — пастух, он считается одним из лучших специалистов по оленеводству. (Мне рассказали это девушки, у которых я остановилась. Они все знают.)
Последний наш попутчик — мальчик, школьник Тэрэк. Он едет к отцу и матери на каникулы.
В колхозе «Седьмое ноября» я уже второй раз. (Первый раз приезжала сюда инструктировать библиотекаршу.) Это охотничье-промысловый колхоз. Правда, теперь уже не только охотничий — он и скотоводческий и даже полеводческий.
Но все-таки главное дело тоджинского тувинца — это охота.
В Тодже нет человека, который не был бы охотником. Тут и женщины (все без исключения) охотницы. Даже старухи. И здешняя библиотекарша, Капитолина Монгульби, тоже лучше бьет белок, чем ведет регистрацию читателей.
В здешнем колхозе — четыре женские охотничьи бригады.
Одна бригадирша, Оюн, — коммунистка, другая, Аскалай, — комсомолка. Ей всего девятнадцать лет, но она считается лучшей тоджинской охотницей. Кстати, в прошлое воскресенье в городе Тора-хеме были гонки на лошадях. Она пришла первая и получила приз. Одевается она очень нарядно — в пестрые шелковые платья, а на руках носит запястья. На другой это, может быть, было бы немножко смешно. А на ней это только красиво. Есть такие люди, которым все можно. Аскалай — активистка, инициатор соревнования. Она работала по ликвидации неграмотности и помогла организовать в колхозе ясли. Лицо у нее такое, что глаз не оторвать. А говорит она мало. Улыбается и отвечает: «Нэ панымай». Но на самом деле она все понимает. Странная она, обаятельная — нет, правда! — но какая-то лукавая.
Когда Роза, торахемская библиотекарша, однажды при ней села на коня и взяла поводья в правую руку (а полагается в левую), Аскалай ей не сказала ни слова. Но потом, когда Роза отъехала, видела бы ты, как Аскалай хохотала и пожимала плечами. И как это все сочетается в одном человеке?.. Я всегда думала, что если кто-нибудь хорошо работает и хороший общественник, стало быть, он (или она) вообще вполне хороший человек… Значит, в жизни это не всегда бывает так?..
Кстати, в Аскалай влюблены все местные ребята — и фельдшер Коля из колхоза «Седьмое ноября» и радист из экспедиции. А она только посмеивается над ними.
Между прочим, мне пришла в голову глупая мысль, только ты не смейся, пожалуйста! Как жаль, что любовь нельзя разделить между людьми поровну, так, чтобы в каждого человека был влюблен непременно какой-нибудь другой человек.
Иногда мне кажется, бабушка, что если бы соединить все ненужные на свете любви, то от этой силищи заработало бы множество электростанций. А сколько выстроилось бы домов, а какие бы, наверно, маяки сами собой поднялись со дна моря!
У человека, который любит, словно какой-то особый ключ появляется от всего на свете, даже от камней, трав, гор и деревьев. Он может весь мир открыть этим ключом. Все, кроме сердца другого человека.
Но вообще-то есть, должно быть, такие люди, которые ничего этого не знают: деловые, энергичные, толковые.
Они догадываются, что на самом деле любовью не соберешь из деталей трактора, не проложишь железнодорожного полотна, не приготовишь из нее лекарства.
Вот и я, наверно, как раз такой человек, потому что даже в книгах стала пропускать все про любовь. Скоро я, как мальчики, буду читать одни путешествия и приключения. Честное слово!
И вообще имей в виду, что любовь, по Павлову, — это работа первой, а не второй сигнальной системы. Понимаешь? Ну, это там, где сны, образы и все такое. А у меня, я уже давно замечаю, работает преимущественно вторая сигнальная система: за последнее время я даже ни одного сна порядочного не видела.
Сейчас, должно быть, около половины шестого. До свидания, родная. Я тороплюсь. Заклею письмо, опущу его в почтовый ящик и пойду к председателю. Может быть, он уже встал.
Будь здорова. Береги себя. А за меня не беспокойся. Мы едем — значит, все хорошо. Мне отлично, потому что я добилась!.
Теперь писать не смогу долго. Но ты не беспокойся. Привет всем знакомым. Крепко целую тебя.
Твоя Лера»
8
Вот и почтовый ящик. Он висит на двери колхозной конторы, под большим новым замком.
Рань, и улицы пустынны.
Заложив руки за спину, Лера задумчиво шагает по спящим улицам.
Пахнет смолистым свежим деревом, стружкой. Это строятся новые улицы.
Белокурые завитки стружки валяются на дороге. Прямо на бревнах лежат неприбранные топоры и пилы.
А дома необитаемы — добрая половина домов. Окна еще не застеклены, крылечки недоделаны. И отовсюду тянет лесом и смолой.
Между домами — лес. И за домами — лес. А улицы, точно стрелы, — схватились бежать прямиком и бегут по плану, на радость председателю колхоза Монгульби Василию Адамовичу.
На краю колхоза еще стоят несколько чумов. Они кажутся темными в прозрачной, чистейшей, пронизанной светом синеве.
Чумы спят. Спят дома. Не орут петухи. Тут как будто и нет петухов. Да нет же — есть петух! Один-единственный, у Монгульби Капитолины — председателевой жены.
Повелитель кур важно шагает возле дома. Выпятил грудь колесом — гордеет. Бьет ногой землю. Желтой, крепкой, голенастой ногой. А на ноге — шпора, а на голове — корона, алый гребень. Гребешок драный, небось порвали собаки… Но куры — ничего. Довольны. Ходят и клохчут. Все в порядке. Петух — при них, они — при петухе. Вот он сейчас им найдет червяка, и ногой дрыгнет, и шпорой звякнет, и короной тряхнет. Я — петух!
- Колокола - Сусанна Георгиевская - Советская классическая проза
- Роза, или Палаты и хижина - Мадлен Жанлис - Биографии и Мемуары
- Две недели в другом городе - Ирвин Шоу - Современная проза
- Юг и север - Сусанна Георгиевская - Детская проза
- В слепой темноте (СИ) - Янг Энни - Современные любовные романы