Республика Шкид - Леонид Пантелеев
- Дата:25.08.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Республика Шкид
- Автор: Леонид Пантелеев
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это что? – спросил Япошка и, взглянув на заглавие, громко расхохотался.
– «Крокодил» Корнея Чуковского, – прочел он. – Ловко!
Класс задрожал от смеха.
Воспитатель недоумевающе оглядел смеющихся и спросил:
– Вы чего смеетесь? Это очень интересная книга.
– Ладно, читайте! – снова закричал Пантелеев.
Айвазовский встал, поставил ногу на скамейку парты и, закинув голову, начал:
Жил да был крокодил,Он по Невскому ходил,Папиросы курил,По-турецки говорил…Кр-ро-кодил,Кррро-кодилКрррокодилович…
Читал он эти детские юмористические стихи с таким пафосом, так ревел, произнося слово «крокодил», что слушать без смеха было нельзя. Ребята заливались.
Айвазовский обиженно захлопнул книгу.
– Что смешного? – сказал он задрожавшим от обиды голосом. – Вы глупые мальчишки и не понимаете поэзии.
– Вали, читай! – кричали ребята. – Читайте, Сергей Петрович!
Похмурившись немного, воспитатель перевернул страницу и продолжал чтение. Каждый раз, как он декламировал: «Кр-ро-кодил, кррро-кодил, Крррокодилович», стекла в классе дрожали от неудержимого, буйного, истерического смеха.
Когда он кончил, Японец вскочил на парту и произнес:
– Внимание! Традиции и обычаи Улиганской республики в частности и всей Шкиды в целом требуют, чтобы каждому новому шкидцу или халдею давалась кличка. Настоящий новоиспеченный халдей не является исключением и ждет своего боевого крещения. Думаю, что имя Крокодил больше всего подойдет к нему.
– Браво! – закричали ребята и наградили Япошку аплодисментами.
Потом каждый счел долгом подойти к Айвазовскому, похлопать его по плечу и сказать:
– Поздравляю, Крокодил Крокодилович.
Воспитатель сидел, растерянно разглядывая облепившие его лица. Он не знал, что делать, или же просто не сумел проявить свой прекрасный воспитательский опыт.
Так началась педагогическая карьера Крокодила Крокодиловича Айвазовского, племянника своего дяди, великого морского пейзажиста Айвазовского. С первых же дней он потерял у воспитанников авторитет…
– Барахло, – сказали шкидцы.
* * *Первый урок рисования состоялся на другой день в четвертом отделении. Крокодил вошел в класс и, пройдя к учительскому столу, поставил на него карельской березы ящичек с карандашами и вылитый из гипса усеченный конус.
При его входе встало человек пять, остальные решили испытать отношение нового педагога к дисциплине и остались сидеть. Крокодил никому замечания не сделал, а, выложив из ящика груду разнокалиберных карандашных огрызков, сказал:
– Возьмите себе по карандашу.
Каждый подошел к столу и выбрал огрызок подлиннее и получше. На столе осталось еще штук двадцать пять карандашей.
Япошка, страдавший какой-то чувственной любовью к предметам канцелярского обихода – карандашам, перьям, бумаге, – подмигнул Янкелю и, вздохнув, шепнул:
– Смачно. А?
– Д-да, – поддакнул Черных, жадно оглядев карандашную груду.
– Приготовьте бумагу, – скомандовал преподаватель.
– Новое дело, – возмутился Воробей. – Что мы, свою бумагу будем портить, что ли?
– Факт, – поддержал Пантелеев. – Тащите из халдейской – там этого добра имеется.
– Верно? – спросил Крокодил. – У вас такой порядок?
– А то как же иначе.
Крокодил пошел в канцелярию.
Не успела захлопнуться дверь, как Япошка, Янкель, а за ними и все остальные ринулись к столу.
Через секунду от карандашной груды на столе осталась жалкая кучка в пять–шесть самых плохих, рвущих бумагу карандашей.
Возвратившись с бумагой, Крокодил не заметил расхищения. Он роздал бумагу и, поставив на верх классной доски усеченный конус, предложил воспитанникам нарисовать его.
Имевшие склонность к изобразительным искусствам принялись рисовать, а остальные, вынув из парт книжки, углубились в чтение.
Книги читали самые разнохарактерные.
Янкель мысленно перенесся в Нью-Йорк и там на Бруклинском мосту вместе с «гениальным сыщиком Нат Пинкертоном» сбрасывал в воду Гудзонова пролива двенадцатого по счету преступника…
Японец переходил от аграрной революции к перманентной и, не соглашаясь с Каутским, по привычке даже в уме пошмыгивал носом…
Пантелеев сочувственно вздыхал, ощущая острую жалость к коварно обманутой любовником бедной Лизе, а Джапаридзе дрался в горячей схватке на стороне отважных мушкетеров, целиком погрузившись в пухлый том романа Дюма…
Класс разъехался в разные части света: кто к индейцам в прерии, кто на Северный полюс. Звонка не услышал никто, и к настоящей жизни из мира грез призвал лишь возглас Крокодила:
– А где же карандаши?
Никто не ответил.
– Где же карандаши? – повторил педагог.
Опять никто не ответил. Воспитанники разбрелись по классу и не обращали внимания на воспитателя.
– Отдайте же карандаши! – уже с ноткой отчаяния в голосе прокричал Крокодил.
– Пошел ты, – пробасил Купец, – не зевай, когда не надо.
Ребята рассмеялись.
– Не зевай, Крокодил Крокодилович, – сказал Сашка Пыльников и хлопнул воспитателя по плечу.
– Ах, так! – закричал Крокодил. – Так я вам замечание запишу в «Летопись». Мне Виктор Николаевич сказал: будут шалить – записывайте.
– Ни хрена, – возразил Ленька Пантелеев. – Всех не перепишете.
– Нет, перепишу, – ответил уже дрожавший от негодования Крокодил. – Я вам коллективное замечание напишу… Колл-лективное замечание! – повторил он и, осененный этой мыслью, сорвался с места и, схватив усеченный конус и пустой ящичек, выбежал из класса.
«Коллективное замечание» он действительно записал:
«Воспитанники четвертого отделения похитили у преподавателя карандаши и отказались их возвратить, несмотря на требования учителя».
Викниксор заставил класс возвратить карандашные огрызки и оставил все отделение на два дня без прогулок.
Класс озлобился.
– Ябеда несчастный! – кричал Японец в набитой до отказа верхней уборной.
– Ябеда! Фискал! Крокодил гадов!
– Покрыть его!.. – предложил кто-то.
– Втемную!
– Отучить фискалить!
Решили крыть.
Вечером, когда Айвазовский вошел в класс, ему на голову набросили чье-то пальто, кто-то погасил электричество, затем раздался клич:
– Бей!
И с каждой парты на голову несчастного халдея полетели тяжеловесные книжные тома.
Кто-то загнул по спине Айвазовского поленом. Он закричал жалобно и скрипуче:
– Ай! Больно!
– Хватит! – крикнул Японец.
Зажгли свет. Крокодил сидел за партой, склонив голову на руки. Со спины у него сползало старое, рваное приютское пальто.
Злоба сразу прошла, стало жалко плачущего, избитого халдея.
– Хватит, – повторил Япошка, хотя уже никто не думал продолжать избиение.
Айвазовский поднял голову. Лицо сорокалетнего мужчины было мокро от слез. Жалость прошла, стало противно.
– Тьфу… – плюнул Купец. – Как баба какая-то, ревет. А еще халдей… У нас Бебэ и тот не заплакал бы. Таких только бить и надо.
Айвазовский жалко улыбнулся и сказал:
– Ладно, пустяки.
Стало еще жалостнее… Стало стыдно за происшедшее…
– Вы нас простите, Сергей Петрович, – хмуро сказал Японец. – Запишите нам коллективное замечание для формы, а как человек – простите.
– Ладно, – повторил Крокодил. – Я вас прощаю и записывать никого не буду.
– Вот это человек, – сказал Пантелеев. – Бьют его, а он прощает. Прямо толстовец какой-то, а не халдей.
Айвазовский встал.
– Ну, я пойду…
Дойдя до дверей и открыв их, он вдруг круто обернулся и, побагровев всем лицом, закричал:
– Я вам покажу, дьяволы!.. Я вам… Сгною! – проревел он и выбежал из класса.
* * *Поведение Айвазовского возбуждало всеобщую злобу. Случай с «христианским прощением» нашел отклик: Крокодила покрыли и в третьем отделении.
Кипчаки избили его основательно и, когда он попытался разыграть и у них умилительную сцену «всеобщего прощения», добавили еще и «на орехи». Били не книгами, а гимнастическими палками и даже кочергой. На оба отделения градом сыпались замечания, все воспитанники этих отделений не выходили из четвертого и пятого разрядов.
В ответ на усиление наказаний разгоралась и большая буза… Крокодил не успевал отхаживать синяки.
В «Летописи» тех дней попадались записи такого рода:
«Еонин и Королев не давали воспитанникам старшей группы покоя: в продолжение нескольких часов кричали, смеялись, разговаривали, всячески ругали воспитателя, называя его всевозможными эпитетами, особенно Королев, который неоднократно подходил к койке воспитателя, стараясь его ударить, придавить и т.п.».
- Метафизика Достоевского - Константин Исупов - Языкознание
- Дети Интерната - Лилия Карманова - Современная проза
- Добрая фея - Фрида Митчелл - Короткие любовные романы
- Инструкция для начинающих бабушек - Анна Игоревна Китаева - Прочее / Самосовершенствование / Русская классическая проза
- Жизнь Достоевского. Сквозь сумрак белых ночей - Марианна Басина - Биографии и Мемуары